Мифы и легенды старой Одессы - Олег Иосифович Губарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кладоискатели методично искали черного кота Шредингера в темной комнате, а любопытные находки, как обычно, являлись случайно, чаще в ходе земляных работ. Так, в 1874-м в Карантине обнаружили материалы закладки (13 ноября 1795 года) храма во имя святого благоверного князя Александра Невского: мощи свмч. Меркурия и Мордария, переданные в Свято-Николаевскую портовую церковь, три серебряных рубля императрицы Екатерины II и один голландский червонец. Годом ранее землекопы, рывшие фундамент в бывшем доме Тошковича по Малой Арнаутской улице, нашли коллекцию часов — четыре золотых и несколько серебряных.
В 1876-м «рабочие, копавшие на Мал о-Арнаутской улице к Канатной водопроводную канаву, на довольно значительной глубине нашли в одном месте уцелевший склеп, в котором сохранился гроб и кости. По увереньям старожилов, на этом месте стояла некогда часовня; другие же уверяют, что там было некогда кладбище. Склеп находится под надзором полиции». Кладбища там не было, была Арнаутская площадь с колодцем, о которой я уже не раз говорил, с недостроенным греческим храмом, заложенным в 1795 году, и явно склепом попечителя средиземноморских переселенцев Афанасия Кесоглу.
Интересная находка обнаружилась как раз в столетний юбилей штурма хаджибейского замка, в сентябре 1889-го: «Во второй половине больничного двора (в Городской больнице по Херсонской улице — О. Г.) во время раскопки при планировании двора под замощение найдены три куска, составляющие вместе продольную половину большого калибра крепостной пушки. По некоторым признакам, эту пушку относят к очень давнему времени. Как знать, не есть ли это остаток 100 лет назад взятой нашими войсками крепости Хаджибей». Скорее всего, старую пушку передали во время постройки этой больницы (1805–1806 гг.), которая тогда именовалась Городским госпиталем, для использования в качестве каких-то строительных конструкций, однако свежая находка, как видим, тут же была снабжена предположением, сделавшимся легендой.
Следующая занимательная информация относится к 1891 году: «Третьего дня с разрешения министра внутренних дел одним из частных предпринимателей приступлено на Старом базаре, на Шишмановской площади (площадь Старого базара делилась на четвертушки, примыкавшие к домам Черепенникова, Яловикова, Посохова и Шишманова — О. Г.), к рытью предполагаемого зарытого там в давние времена большого клада. Работы начались в 10 часов вечера и продолжались всю ночь. Кладоискатели натолкнулись на большую каменную плиту, и ввиду наступающего дня прекратили работу. Место раскопок ночью посетил г-н одесский градоначальник контр-адмирал П. А. Зеленой. Предприниматель намерен продолжить дальнейшие раскопки, которые предполагал начать вчера с 10 часов вечера». Позднее никаких публикаций не появлялось, и поскольку раскопки велись под наблюдением полиции, можно сделать вывод, что ничего не нашли. Так или иначе, появившиеся после этого случая легенды, поощряли кладоискательство на площади и в глубоких обширных подвалах обрамляющих ее торговых рядов.
Очень забавно газетное сообщение, относящееся к следующему, 1892 году: «Кража миллионного клада. Поселянин И. П-ов заявил полиции, что с надлежащего разрешения он производил раскопки около Люстдорфа, где, как ему известно, хранится клад на сумму нескольких миллионов. Знакомые его Ш-ко и К-ав проведали об этом и, воспользовавшись его отсутствием с места раскопок, похитили означенный клад. Теперь обо всем этом производится дознание».
Газетная информация 1893 года, похоже, имеет некоторое отношение к бытующей по сегодняшний день байке о золотом костыле в конструкции Горбатого моста: «Хиль-ченко разыскивал в Сабанеевом мосту вчера предполагаемый клад. В час ночи с 21 на 22 мая в присутствии чинов полиции, инженеров и архитекторов в стене Сабанеевского моста Хильченко с товарищем садовыми ручными пилами вырезали в нескольких местах камни. Поиски, однако оказались безуспешными, и Хильченко неудачу эту объяснил тем, что он нехорошо ознакомился с имеющимся у него планом. Работы производились ночью, между 1 и 3 часами утра».
Реестр кладоискательства можно было бы продолжать, но я ограничусь курьезным сообщением‘«Одесского вестника» (1873 г.) о случайной находке, с Одессой как раз не связанной. Озаглавлено оно так: «Клад, открытый петухом». В Ардатовском уезде Нижегородской губернии некий бравый петушок выклевал из земли серебряную монету чекана 1573 года, а также серебро времен Михаила Федоровича и Петра 1, да ещё серебряный крест, общий вес 4 фунта 5 золотников. Крест хозяин петуха продал в Ардатове рядовому Ивану Кузнецову по 10 рублей фунт. Но местное начальство требует предъявления клада. Как там дальше разрулили, газета не информирует.
Легенды старого кладбища
В 2012 году мы с М. Б. Пойзнером издали монографию «Первые кладбища Одессы». Значительную её часть составили материалы, собранные краеведом В. И. Смирновым в 1927–1933 гг. В рукописи Смирнова есть и несколько записанных в тот период легенд, которые мы в монографию не включили. В настоящем издании это более уместно.
«Помещая без всяких изменений несколько легендарных сказаний в передаче лиц, по своему служебному положению имевших тесную и продолжительную связь с кладбищем, — пишет Смирнов, — мы их, конечно, не относим к творцам этих легенд, а потому, по весьма понятным соображениям, не помещаем здесь фамилий рассказчиков, но иллюстрируем «таинственные» могилы фотографическими снимками.
1. Могила «Софии»
Эта могила очень стара и имеет свою историю. Старожилы рассказывают, что здесь погребена молодая девушка, которую прокляла мать за любовь, не освящённую церковью. Обольститель скрылся, лишь только узнал, что девушка собирается стать матерью. И вот, в пылу отчаянья, мать девушки провозгласила: «Будь ты проклята, распутница, во имя Отца и Сына и Святого Духа! Пусть не будет тебе покоя ни в настоящей, ни в будущей жизни! Пусть земля не даёт тебе приюта, а то, что носишь в себе, пусть погибнет, не увидев света! Ни на земле, ни в могиле не будет тебе радости, и пусть все знают, что ты, потерявшая свою честь София, проклята матерью. Аминь». Девушка скоро умерла, не родивши ребенка. После смерти дочери мать опомнилась, но было поздно: проклятие осталось нерушимым. И всё, что она могла сделать в память дочери — поставить этот памятник, а сама ушла в монастырь. Была и надпись на памятнике, да всё неведомо кто её уничтожал, оставалось одно лишь имя — «София». И вот ежегодно, в пасхальную ночь, над этой
