Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - Валерий Болдин

— Вчера встретился с К. У. Черненко и сказал ему, что, несмотря ни на какие сплетни, на попытки нас столкнуть, буду активно поддерживать его, помогать в работе, делать все, что необходимо.

И для меня пояснил:

— Нельзя в партии разводить склоки, давать пищу слухам. С генсеком буду сотрудничать как положено.

Это его заявление, считал Горбачев, выбьет козыри у тех, кто видел в нем человека, мечтающего занять самое высокое место на политическом Олимпе. Не знаю, сколь откровенно были сказаны эти слова, но полной поддержки, конечно же, не было и не могло быть, ибо столкнулись не два человека, а две линии и идти в фарватере Черненко было бы для Горбачева губительно, уравняло бы их в понимании проблем и их решении.

Об этом я сказал Горбачеву. Он, как всегда, промолчал. Умение пропустить слова мимо ушей и оставлять вопросы без ответа было и осталось характерной чертой этого человека. Часто даже его «нет» означало согласие на действие. Иногда я обнаруживал, что, несмотря на молчание, высказанные ему кем-либо соображения и идеи не упали на бесплодную почву, а спустя время прорастали в действиях Горбачева как плод его размышлений. Некоторые идеи ждали не одного года, чтобы быть осознанными и вернуться в виде его собственного мнения. Умение присваивать чужие идеи развито у Горбачева до вершин совершенства. Но это никого не обижало, так как все отлично понимали, что у людей его уровня так, наверное, и должно быть.

В круг обязанностей Горбачева опять стали входить новые вопросы. Наряду с сельским хозяйством он курировал химию, легкую промышленность, торговлю, вел заседания Секретариата ЦК, а это значит в немалой мере участвовал в расстановке партийных и хозяйственных кадров. О том, что ему хотелось держать под контролем все новые кадровые назначения, я понял по одной реплике. Как-то в сердцах Михаил Сергеевич высказал свою обиду на Лигачева, который кадровые вопросы часто шел решать прямо к Черненко.

— Не советуется, сначала «туда» бежит, — с горечью говорил он.  — Не ожидал я такого от Егора…

Однако умел сдерживать себя и с Лигачевым поначалу старался ладить. Но в памяти все хранил и при первой возможности устранил Е. К. Лигачева от решения многих кадровых вопросов. Работа эта была поручена Г. П. Разумовскому, бывшему председателю Краснодарского краевого исполнительного комитета. Но это было позже, а с середины 1984 года М. С. Горбачев развернул довольно активную деятельность в аппарате ЦК. Он много работал сам и заставлял трудиться других. Решение все большего числа вопросов старался замкнуть на себя. Действовал энергично и круто, часто не выбирая методов и слов.

А в это время болезнь К. У. Черненко неудержимо прогрессировала, и становилось ясно, что так долго продолжаться не может. Константин Устинович говорил все непонятнее, короткими фразами, с частыми придыханиями, бледнея и краснея от удушья. Разговаривать с людьми, встречаться с руководителями, особенно с зарубежными деятелями, ему становилось все труднее, тем более принимать непростые решения, которые выдвигала жизнь. Он уже не читая подписывал многие бумаги, с трудом выслушивал посетителей, и люди возвращались с таких встреч обескураженные. Все большее число партийных и хозяйственных руководителей шло за решением вопросов к другим секретарям и в Совет Министров СССР. Иногда знакомые заходили ко мне, и тогда происходили довольно откровенные беседы.

Члены ЦК, руководство страны разделились тогда на два лагеря. Наиболее древняя и консервативная часть все еще тянулась к Черненко, понимая, что только с ним можно удержаться и что его позиция отвечает их умонастроению. К Горбачеву и другим относительно молодым лидерам тяготела работоспособная часть кадров и тех, кто всегда умел держать нос по ветру. Многие из них, как говорится, плели кружева вокруг Горбачева или, как он выражался, «танцевали польку-бабочку». И это разделение кадров на сферы пристрастий и влияния в тот траурный этап развитого социализма мешало стране, компрометировало и без того терявшую авторитет партию. Вновь ухудшились дела в экономике, буксовало сельское хозяйство. Опять начались застолья, но теперь это напоминало пир во время чумы.

Канун больших перемен

Положение М. С. Горбачева оставалось неопределенным и неустойчивым. Окружение Черненко страшно боялось возвышения Михаила Сергеевича и делало все возможное, чтобы принизить его роль в партии. Во время болезни Черненко вести Политбюро Горбачеву по-прежнему не доверялось, хотя руководитель, возглавляющий Секретариат ЦК, мог председательствовать и на заседаниях Политбюро. В традициях партии это правило существовало многие годы. Теперь же заседания Политбюро откладывались, и лишь тогда, когда перерыв становился очень большим, Черненко в последнюю минуту звонил Горбачеву и просил провести заседание. Такая манера приводила в бешенство Горбачева. Он не был готов к ведению Политбюро, не знал вопросов во всей их глубине и искренне полагал, что подобные фокусы проделываются специально, чтобы поставить Горбачева в сложное положение, показать его некомпетентность. Не согласиться с ним в этом было трудно. Но Горбачев остывал и в конце концов был доволен, что может возглавить заседание и сесть на место председателя.

Перечень вопросов, выносимых в ту пору на заседания, определялся в значительной мере помощниками Черненко и К. М. Боголюбовым, возглавлявшим общий отдел ЦК. Учитывая болезненное состояние Константина Устиновича, повестки Политбюро готовились короткими, серьезные проблемы не выносились на обсуждение либо по ним не разворачивалась дискуссия. Заседания, как и во времена Брежнева, заканчивались за 30–40 минут принятием подготовленных резолюций. Во время своего председательствования на Политбюро Горбачев пока не менял практику, хотя уже и тогда старался обозначить глубину поставленных проблем, сложность их решения.

Близился август 1984 года. Погода стояла солнечная и жаркая, и врачи настоятельно рекомендовали Черненко уйти в отпуск. Е. И. Чазов, возглавлявший медицинскую службу обеспечения здоровья высшего руководства и связанный с Горбачевым давними приятельскими отношениями, постоянно докладывал ему о состоянии здоровья Константина Устиновича, других членов Политбюро, секретарей ЦК. Несколько раз я присутствовал при таких обсуждениях. Докладывая и в тот жаркий конец лета о необходимости отдыха и лечения Черненко, Чазов советовался с Горбачевым о трудностях, связанных с тем, куда ехать Константину Устиновичу. Одна из последних поездок Черненко к морю кончилась весьма плачевно. Он отравился копченой рыбой, и врачам едва удалось спасти его жизнь. Но с тех пор здоровье его ухудшилось настолько, что он стал фактически полным инвалидом.