Вторая половина олигарха - Марина Серова

– Почему ты думаешь, что она в тебе нуждается?

– А кто ее кормит? Ей нужны деньги. Я – мужчина, я буду зарабатывать и помогать маме. Ей плохо одной. Так что английский мне больше не нужен.

– Ваня, подожди. То, что собираешься помогать маме, это, конечно, хорошо. Но ты еще маленький. Ты не можешь уйти из дома. Да и папа не отпустит тебя.

– А я его и спрашивать не буду! Я убегу!

Тут уж я сама с опаской посмотрела на дверь. Вряд ли папочка придет в восторг, если услышит, что я веду с детьми подобные беседы. Пришлось долго объяснять мальчику, что убегать из дома ему пока не стóит, что надо подождать и тогда скоро они с сестрой снова увидят свою маму.

– А моя мама за это время умрет с голоду? – спросил он.

– Твоя мама работает и получает деньги. К тому же у нее есть друзья, которые помогают ей, – сказала я.

Ваня посмотрел на меня недоверчиво:

– А вы откуда знаете?

– А ты умеешь хранить секреты?

– Я что, девчонка?! – обиделся он.

– Тогда слушай…

Я рассказала Ване, что видела его маму, сказала, что она работает, что очень скучает по своим детям и тоже хочет увидеть их. Я только не сказала мальчику подробности, мало ли, все-таки ребенок! Ваня вдруг кинулся мне на шею и обнял так крепко, что у меня на глаза навернулись слезы.

– Оксана Игоревна, обнимите вот так же мою маму, когда увидите, хорошо?

Я обещала непременно сделать это, потом уговорила мальчика все-таки заняться английским, потому что маме будет приятно, что ее дети учат языки. Он согласился, и мы выучили с ним пару новых фраз. Затем повторили пройденный на прошлом уроке материал.

После занятий я вышла из комнаты и стала спускаться вниз, к выходу. Вдруг я услышала какой-то шум. Кажется, кричал Карабас-Барабас:

– …Какого черта! Я тебе сколько раз говорил: не смей оставлять детей без присмотра! Идиотка!..

На лестнице стоял Корнил Борисович, отчитывал няню. Она пыталась слабо оправдываться, но этим только усугубляла свое положение.

– Что?! Ты еще спорить со мной будешь?!

И хотя няня вовсе не спорила, объяснять что-то вышедшему из себя хозяину было бесполезно. Его ор гремел по всему дому. Я поняла, что сейчас попадусь ему на глаза совсем не кстати, и решила переждать бурю в одной из комнат. Я спустилась на второй этаж и вошла в гостиную, где в самый первый раз Золотов принимал меня. Я села в кресло и принялась рассматривать интерьер. Но через минуту хозяин тоже вошел туда.

– А ты чего здесь?.. – вместо приветствия строго спросил он.

Я немного растерялась и начала мямлить, подыскивая причину сидения в его гостиной. Но он быстро спохватился:

– А! Да… Аванса ждешь.

Золотов подошел ко мне, достал из кармана кошелек, из него – две купюры по пять тысяч и небрежно бросил на журнальный столик.

– Этого, надеюсь, хватит.

Я взяла деньги и очень вежливо поблагодарила хозяина. От моего мурлыканья он несколько смягчился.

– Ты скажи, Игоревна, как у моих наследников дела идут? В плане побазарить по-заграничному?

– У вас очень способные дети, – сказала я, поправив «свои» волосы и стрельнув в хозяина глазками.

Этот кокетливый жест был рассчитан на мужское начало Золотова. А вдруг я ему понравлюсь? Тогда моя задача подобраться к нему значительно облегчится. Женщине, которая нравится, мужчины отказывают редко. А главное, рассказывают ей больше того, что положено.

Но Корнил Борисович только задал еще пару вопросов о детях, потом сказал, что ему пора, и вышел из гостиной. Я поспешила за ним. Мне-то и подавно делать здесь было нечего.

Во дворе Золотов быстро сел в машину, которая ждала его, ворота поехали в сторону, и синий «Лексус» вылетел на улицу. Я тоже подошла к своей машине, но в это время меня кто-то окликнул:

– Оксана Игоревна!

Я оглянулась. В тени под развесистыми кустами сирени на деревянной лавочке сидела женщина лет пятидесяти пяти. Она была белобрысой, с волосами, гладко зачесанными назад и забранными на затылке в пучок. Летний льняной костюм – юбка и пиджачок – облегал ее расплывшуюся фигуру. Светлые, почти бесцветные глаза были навыкате, как у рыбы. Ресницы и брови не были заметны вообще на розовом от солнца лице. На соседней скамейке Танечка играла со своими куклами.

– Это вы – репетитор иностранных языков? – несколько высокомерно спросила женщина.

Я кивнула.

– Подойдите ко мне.

Невежливая тетка даже «пожалуйста» не сказала, не говоря уже о «здравствуйте». Но я тем не менее подошла к ней.

– А я – их бабушка, мама Корнила Борисовича, – сказала пучеглазая с некоторой долей презрения ко мне, – меня зовут Валентина Федоровна.

Фамилию свою она не назвала, нетрудно было догадаться, почему.

– Мне нужно поговорить с вами. Пройдемте сюда, за дом. Здесь есть беседка… А ты, Танечка, играй пока здесь и никуда не уходи.

Девочка кивнула, продолжая одевать свою куклу Барби. Мы с Валентиной Федоровной обогнули угол дома и оказались, что называется, на заднем дворе. Здесь было довольно уютно: в тени деревьев расположилась беседка, убвитая виноградом и клематисами. Женщина зашла в беседку и тут же плюхнулась на лавочку.

– Садитесь, – великодушно разрешила она мне.

Я поблагодарила и села на некотором от нее удалении.

– Так вот, – начала мама Корнила Борисовича, – я хотела бы поговорить с вами о моих внуках. Вам, может быть, не говорили… Но у них очень тяжелая судьба. Их мать была порочной женщиной. Да! Бедные мои деточки! Она испортила им жизнь!

Интересно, чем? Тем, что выбрала им отца-мерзавца?

– Вы должны быть очень тактичны с моими внуками…

– Валентина Федоровна, поверьте, я очень, очень тактична…

– Не перебивайте меня! – рявкнула вдруг мама Корнила Борисовича.

Я даже немного опешила. Чем это я так разозлила ее? Но я не стала спорить с этой нервной дамой и попросила извинения. Мне пока портить отношения с домочадцами Золотова было нельзя.

– Так вот, – продолжала пучеглазая надменно, – вы должны понимать, какая ситуация сложилась в доме. Мои бедные внуки… их, с позволения сказать, мать… была страшно неблагодарной тварью. Корник… Корнил Борисович создал для нее все условия. Он построил этот дом – для нее. Она попала в такую семью!.. В такую семью!..

– Простите, а в какую семью она попала? – осмелилась я задать вопрос пучеглазой, хотя была уверена, что снова разозлю ее тем, что перебила. Но, к моему удивлению, она не стала повышать на меня голос.

– Мой муж был директором школы! Семнадцать лет! Заметьте: семнадцать лет бессменный директор! Я тоже была директором школы, правда, всего три года, но тем не менее… Мы преподавали математику и были лучшими учителями в школе. Всю жизнь – на Доске почета. И сына своего воспитывали в строгости. Он был лучшим учеником школы. Отличником. На него вся школа равнялась. Ему даже хотели дать медаль, но… Отец был против. Да! Потому что скромность была для него прежде всего. Да и потом, что бы сказали люди? Отец-директор дает сыну медаль?! И мы сделали ему обычный аттестат. С ним Корник… Корнил Борисович приехал поступать сюда, в Горовск, и поступил!

Пучеглазая сказала это таким тоном, что я поняла: Корник тем самым совершил настоящий подвиг! Таких людей в стране вообще – раз, два и обчелся. Потому мама так и гордится своим сыном. Папа – директор школы! Великий сын великого отца! Но я отвлеклась, надо было снова прислушаться к словам собеседницы.

– Мы были очень строгими учителями. У меня, например, на уроках всегда была железная дисциплина. У меня попробуй кто хоть слово скажи! И все сорок пять минут сидели вот так!

Пучеглазая сложила руки, как на школьной парте, неестественно выпрямила спину и преданно уставилась прямо перед собой, выпучив глаза еще больше и застыв как изваяние.

– Надо же! – восхитилась я, а про себя подумала: бедные дети! Как я им сочувствую. Просидеть в такой позе сорок пять минут!

– …У меня на уроках была такая тишина – было слышно, как мухи звенели на окнах. А Корник всегда был примером для подражания всей школы и самым лучшим учеником в классе. У него по поведению были только пятерки. Как, впрочем, и по остальным предметам тоже. Он участвовал во всех олимпиадах… его в город посылали… А еще он у нас и гулять-то почти не ходил. Все вечера за учебниками просиживал, стремился все выучить, чтобы потом, у доски…

Мама Корнила Борисовича продолжала нахваливать школьные успехи сына, а я слушала и думала про себя: зачем она мне все это рассказывает? Какое отношение это имеет к ее внукам, к их «очень тяжелой судьбе»? Но я терпеливо слушала, подавляя вздох.

– …Наша семья всегда была примером того, как должен жить и работать человек. Наши отношения в семье…

Ну и зануда! Как ее только муж терпит! Скорее всего, он и сам такой же.

– …И сына мы воспитывали так, что сегодня с гордостью можем сказать: он – прекрасный отец и был прекрасным мужем. Да таких, как он… на таких надо равняться всем остальным! Мы с мужем воспитали такого человека, который теперь сам стал примерным отцом…