КНИГА ОЛЕХНОВИЧ - Олехнович Борисовна

мои недоработки, раскладывая их по полочкам. Я одномоментно обижалась, но, ворочаясь

вечером с боку на бок и вспоминая её замечания, признавалась себе в том, что она была

права, старалась прислушаться к её словам и исправить ошибки. Любовь Николаевна

обладала врождённым чувством собственного достоинства. Уже в те времена, задолго до

перестройки и демократии, она говорила, что преподаватели не должны застилать постели

студентам и встречать их чаепитием в общежитии по приезде, что это унижает достоинство

преподавателя, что советские педагоги должны себя ценить и отдаваться тому делу, которому

предназначены, – преподаванию. Я писала в те годы к капустнику один из вариантов романса

«Калитка»:

Лишь только вечер затеплится синий,

В общежитье дежурить иду.

Все студенты меня кастеляншей

Называли в прошедшем году.

64

Постелю мавританцу простынку,

Нигерийцу заклею окно,

Принесу я из дома им коврик –

Дома я не живу всё равно.

Лишь только утро в окошко заглянет,

Иностранцев иду я учить.

Только то, что я преподаватель,

Очень трудно теперь объяснить.

Отворю потихоньку я двери

И войду в тихий свой кабинет.

Никому никогда не поверю,

Что прекраснее есть факультет.

1983 г.

Только спустя десятилетия, уже во времена перестройки, обычай обслуживать

приезжих иностранных студентов силами преподавателей был отменён, и мы ещё раз

убедились в мудрости и дальновидности Любови Николаевны, но тогда её уже не было…

Любовь Николаевна регулярно проводила заседания секции математики, очень разумно

и продуктивно обсуждала открытые занятия, делилась опытом и держала свою секцию

на должном деловом и дружественном уровне. Она беспокоилась о своих выступлениях

и выступлениях коллег-математиков в Воронеже, Астрахани, Ереване, к которым

готовилась серьёзно и ответственно. Осуществляя как завсекцией контрольные посещения

преподавателей математики, она критиковала не человека, а недоработки в занятии, не

забывая при этом похвалить за педагогические находки и удачи. Если её что-то веселило,

то она хохотала так искренне, громко и заразительно, что «детский» леваденковский

смех стал нарицательным на кафедре. В те годы на капустнике ходила частушка:

Леваденко так смеётся – дом у Рыжкина трясётся!

А жильцы всё это слышат, на студентов письма пишут.

Дом будущего ректора РИСХМа А.А. Рыжкина был напротив подфака и общежития №3

для студентов-иностранцев, и постоянный шум беспокоил жильцов дома. Её смех иногда

было слышно через стенку из преподавательской в кабинете заведующего, и даже занятый

серьёзными делами В.Н. Землянухин начинал улыбаться.

Математика – наука точная.

Дела на кафедре опять же срочные.

И Никанорыч за столом

О цифры мудрым бьёт челом.

Но стоит только услыхать

Весёлый хохот через стенку,

Как молодеет он опять,

Краснея, просит не смущать,

Хотя б в полсилы хохотать,

Чтоб «детским» смехом Леваденко

Авторитет не подорвать.

При этом над столом нагнётся,

И сам нет-нет и улыбнётся.

Из посвящения Любови Николаевне Леваденко, 1977 г.65

Любовь Николаевна праздновала на кафедре своё 60-летие. Кафедра подарила ей сервиз,

и каждый член кафедры подносил ей кто блюдечко, кто чашечку, кто чайничек. Нам казалось,

что она совсем пожилой человек. Теперь, когда многим из нас перевалило за шестьдесят, в

воспоминаниях она смотрится гораздо моложе.

Одевалась Леваденко одновременно строго и нарядно, со вкусом, в сшитые ею самою

вещи – от платьев до пиджаков. Как-то с каким-то делом она побывала у меня дома и

сказала мне настолько приятные в её устах слова, что я вспоминаю их с теплотой и

благодарностью до сих пор: « Людмила Борисовна, раньше я вас просто уважала,

а теперь ещё и люблю»… Будучи искренним человеком, Любовь Николаевна

оценила мою добросовестность в работе, а увидев скромную домашнюю обстановку

и отношения с родными, поняла мои ориентиры, по-человечески созвучные ей.

Одной из первых Леваденко получила медаль «Ветеран труда». Она спросила меня: « Это

вы подавали мою фамилию на медаль? «За ветхость» называется. Если б хоть квартплату

за неё снижали или проезд в транспорте. А так…ничего». И опять она оказалась права: через

много лет наше государство стало давать денежную дотацию ветеранам труда за квартиру

и транспорт.

Л.Н. Леваденко часто говорила сотрудникам кафедры и хорошее, и плохое,

иногда на чуть повышенных тонах. Она была как бы не очень удобным человеком,

но никогда никто не пожаловался на неё, считаясь с её опытом, мудростью и

искренностью. Она работала на кафедре до тех пор, пока были силы и здоровье.

Я очень благодарна Г.А. Шегуровой за то, что она, встретив, (правда, случайно) Любовь

Николаевну в одной из больниц, уделила ей человеческое внимание. Хоронили Любовь

Николаевну родные и наша немногочисленная кафедра.

У меня до сих пор ощущение, что я ей чего-то недодала, не сказала при жизни самых

важных слов. А она успела, сказала. Простите меня, Любовь Николаевна, если можете… Вы

были настоящим Человеком и Учителем.

ИСПАНСКИЕ МОТИВЫ МАТЕМАТИКА ЛЮДЫ ПЛЁНКИНОЙ

Людмила Николаевна Плёнкина

У Плёнкиной Людмилы

На вид не сыщешь силы,

Но в математике она,

Как Попенченко, сильна!

Для славы и для блеска

Стань, Люда, Ковалевской!

Из посвящения Людмиле Николаевне

Плёнкиной,1976 г.

Секция математики в 70-80-е годы была представлена

ещё двумя преподавателями: Людмилой Николаевной

Плёнкиной и Жанной Абрамовной Кузьмичёвой. Люда

Плёнкина была моложе всех в секции. Умненькая,

спокойная, с мягкой женственной улыбкой, она была

сильным, образованным математиком, прекрасным

педагогом, доброжелательным и коммуникабельным

человеком. Когда заседала секция математики, со стороны

было приятно наблюдать, какой в секции человеческий и

66

профессиональный контакт: заинтересованные аккуратные головки женщин–математиков

дружно склонялись над чем-то понятным только им – очередным заковыристым примером

или задачей. Вопросы педагогики и математики решались в секции на равных. Ещё бы!

Ведь это были Т.Я. Пападмитрий, Л.Н. Леваденко, Люда Плёнкина и Ж.А. Кузьмичёва – все

думающие и постоянно растущие над собой, как образно выражалась Тамара Яковлевна.

Поработав на Кубе, Люда влюбилась в эту страну и в кубинцев, которые ей подошли

по открытости и лёгкости общения, а Куба – по незабываемой тропической красоте и климату.

В те времена за границу (даже на социалистическую Кубу) ездили только избранные:

дипломаты и их жёны, часто малообразованные, а также посланники с других подфаков, но

те, которые могли танком пробиться и обойти своих менее расторопных коллег.

Наш факультет – другое дело. Руководство его было таким, что всё решалось по справедливости.

На Кубе Люда попала в окружение «совьетикос» совсем другого типа, чем она. На кафедре

хранится её открытка с Кубы – крокодилий питомник и подпись с другой стороны: «В таком

коллективе я буду встречать Новый год...»

Л.Н. Плёнкина с иностранными студентами

Молодость, профессионализм и приятность в общении Л.Н. Плёнкиной не могли оставить

равнодушными иностранных студентов, особенно латиноамериканцев, с которыми она стала

работать по приезде, тем более что к её преподаванию математики присоединился испанский

язык. Люда, ничего не объясняя, принесла заявление об увольнении по собственному желанию

замещающей меня в должности завкафедрой на время моей командировки на Кубу Г.А.