Граница нормальности - Цогто Валерьевич Жигмытов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же ответил на кучу вопросов относительно человеческого поведения. Вопросы были самые разные. Например, зачем я хожу на работу. Или почему ушла Лариса. И почему потом ушла Лена. И почему от меня все уходят.
Или зачем телевизор.
Кстати, о телевизоре. Я смотрел по кабельному футбол. Мне нравится смотреть английский футбол, есть в нём что-то первородное, игра как она есть. Тут звякнула на кухне микроволновка, сообщая миру, что фаршированная курица согрелась.
Когда я вернулся в зал с подносом, по телевизору уже вещал «National Geographic». Какие-то хищники прыгали по экрану, валя с ног резвых антилоп, и внимательный Альберт смотрел на это дело, не отрываясь.
Я подобрал с пола валявшийся подле Альберта пульт, переключил на футбол и положил пульт возле себя на диван, и вот тут-то до меня и дошло, что пока меня не было в комнате, кто-то включил «National Geographic». Пока я в тяжком изумлении осмысливал произошедшее, Альберт подошёл к дивану, взял пастью пульт, положил его на журнальный столик, подталкивая носом, нацелил его на телевизор, и носом же переключил канал. Остолбенение моё как рукой сняло.
– Эй, – сказал я, – собака наглая! А ну отдай пульт!
Альберт тут же взял пульт в пасть, и, косясь на меня, боком отбежал в сторону.
Я разозлился. Стянул с ноги тапок и, резво шагнув к псу, с силой шлепнул его тапком по спине.
– Я же, гав, друг! Гав! А друзей, гав, не бьют!
От возмущения Альберт обильно пересыпал свою речь лаем, пульт при этом однако из пасти не выпустил, из-за чего говорил немного невнятно.
Я наладился стукнуть его снова, и тогда он выпустил пульт и с тихим рычанием обнажил клыки.
– Ты смотри, – сказал он, – я ведь и цапнуть могу.
– Не дотянешься, – ответил я.
– Недооценка собачьих возможностей – большая человеческая ошибка – сказал он. – Собаки очень быстрые.
Ешкин кот! То есть пёс. Как сильно изменилась за эту неделю его речь.
– Вот ты, значит, как. Кусаться надумал. Всё, паразит, – сказал я, чувствуя собственное бессилие. – Я с тобой не разговариваю.
А что прикажете делать? Бить его, видимо, стало опасно. Не кормить, так он чего доброго меня самого на харчи пустит.
И тогда я выдернул из розетки шнур телевизора.
Так сказать, ни себе и ни людям. То есть собакам.
***
Вечером, часов в семь, Альберт пришёл извиниться.
Я сидел на балконе, этаж третий – всё видно, всё слышно, и не так высоко, как, к примеру, пятый, что при наличии отсутствия лифта фактор весьма существенный.
Во дворе, на лавочке курили девочки. Впрочем, какие они девочки, вон какие вымахали. Зрелище было свойства сомнительного, но приятное тем не менее. И вот я, значит, сидел, наслаждался этим сомнительным зрелищем и неторопливо думал о том, как я теперь буду жить. Сильно удручало то обстоятельство, что всё происходящее меня особо не впечатляло. Нет, я понимал, чем мне может всё это дело грозить, но – как-то не трогало. Но мысли о том, что вот такая бесчувственная дубина, навевало.
Не совсем полноценен, так сказать.
Рядом со мной тихо возник Альберт.
– Пойдём гулять, – сказал он просительно. За последние два дня он стал довольно выразительно интонировать.
Я Альберта проигнорировал.
Тогда он легонько потянул меня зубами за штанину.
– Пойдём, а? – сказал он, не разжимая зубов.
– Да пошёл ты, – сказал я.
– Я бы с удовольствием, – отпустил штанину Альберт. – Но без тебя у меня не получается.
Скотина какая, подумал я, хоть бы притворялся немного.
– Кусаться он вздумал.
– Я же пошутил!
Я посмотрел на Альберта. Он опять сидел в этой идиотской позе воспитанной болонки и смотрел на меня широко открытыми глазами.
Врёт ведь, сволочь.
– Да чтобы я укусил тебя! Ты же друг!
– Плохая шутка, – сказал я.
– Извини! – Альберт упал на спину и начал извиваться. – Больше не буду! Я ж собака! Я ж не умею шутить!
– Ладно, – сказал я. – Пошли.
Для начала мы зашли в круглосуточный магазин. Альберт интеллигентно сидел возле входа, пока я покупал пиво. Потом мы пошли по вечернему городу неторопливо, как и подобает человеку, находящемуся в отпусках и не затеявшему никакого безумия вроде ремонта.
Перед нами шла девушка. В светлой блузке, в отлично сидящих джинсах, в босоножках на каблучке-шпильке. Я обратил на неё внимание ещё в магазине. Потому что симпатичная, потому что кроме нас никого больше в магазине не было. Альберт трусил по левую ногу, изредка поглядывая на меня.
– Нравится? – спросил он вдруг.
– Чего? – я и в самом деле в первый миг не понял, что он имеет ввиду.
– Девушка впереди, – пояснил он.
– Да, – сказал я, – пожалуй.
– Счас, – сказал он и слегка прибавил шагу. Поравнялся с девушкой и негромко гавкнул. Девушка вскрикнула и отскочила в сторону. Каблучок-шпилька сыграл на камушке, и она упала. Альберт отскочил в сторону, сам, по-моему, напуганный таким разворотом событий.
– Фу! – заорал я дурным голосам и кинулся девушку поднимать. Впрочем, было похоже, что не очень-то ей моя помощь нужна. Она уже вставала с асфальта, глядя на меня сердитыми глазами.
– Это ваша собака? – спросила она требовательно. Я в некотором замешательстве посмотрел на Альберта и уже открыл было рот, и даже успел произнести звук «н», но тут этот подлый пёс подошёл и потерся о мою ногу.
– Моя, – сказал я обречённо.
– Может, мне в суд на вас подать? – сказала она задумчиво. Словно прикидывая, сколько можно с меня содрать. Какая-то на редкость спокойная девушка.
– Да он не кусается, – сказал я неубедительно.
– Ага, – сказала девушка.
– Он смирный, – попробовал я ещё раз.
– Ага, – сказала девушка.
– А хотите я вам пива куплю?
Альберт медленно повернул голову, вот так – снизу вверх, и посмотрел на меня.
– То есть хотите откупиться бутылкой пива, – сказала девушка.
– Бутылкой хорошего, вкусного пива, – уточнил я.
– Удачи, – сказала она. Не в смысле «попытайся», а в
