Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг

Дочери Азиты проводят этот день так же, как и большинство других девочек, – в рассеянной скуке среди желтых стен квартиры, смотря индийские телеканалы или своих любимых «Ханну Монтану» и «Гарри Поттера» на DVD. Громкость телевизора, равно как и тон их препирательств, будет нарастать с каждым медленно тянущимся часом. Мехран нужно сделать домашнее задание, и девочкам сказано, что, пока она не покончит с уроками, на улицу никто не пойдет. Когда близнецы находят под письменным столом Азиты «пиратский» таджикский диск с поп-музыкой и пускаются в пляс, Азиту охватывает беспокойство. Их могут услышать соседи, и нельзя, чтобы семью парламентария заподозрили в слушании подобной музыки.

Азита обожает танцевать, но делает это нечасто. Танец для женщины попадает в ту же категорию, что и поэзия, – приравнивается к мечтательности, которая может породить мысли о таких запретных темах, как любовь и желание. Любая женщина, читающая, пишущая или цитирующая поэзию, – это женщина, которая, возможно, лелеет странные представления о любви и романтике и, таким образом, является потенциальной шлюхой. Когда Азита однажды опубликовала на своей страничке в Фейсбуке стихотворение, в ответ сразу же посыпались комментарии, в которых ее называли негодницей.

Хотя солнце уже начинает садиться, Азита решает позволить девочкам часок поиграть на улице – при условии, что они не будут исчезать из ее поля зрения. Девочки в спешке едва ли не спотыкаются друг о друга, натягивая сандалии, и с топотом скатываются вниз по лестнице в маленький дворик. Соседская компания в лице двух мальчишек и стайки детишек помладше уже там. Все дети – в одежках ярких цветов, украшенных персонажами мультфильмов. Ни одной девочки возраста Бенафши и Бехешты во дворе нет.

Выпускать юных девушек на улицу – явление необычное даже в не самых консервативных районах, и десятилетние близнецы Азиты смогут ходить без головных платков еще самое большее года три. Их отец объявил, что он предпочел бы, чтобы они уже теперь начали покрывать головы.

На траве несколько мальчиков гоняют видавший виды футбольный мяч, а когда мимо проезжает мороженщик со своей тележкой на велосипедной тяге, единственная колонка которой наигрывает монотонную песенку, во дворе моментально становится тихо и спокойно.

Бенафша и Бехешта не завидуют Мехран, как они меня уверяют. Зачем им играть в футбол и пачкаться, как Мехран? Зачем вопить, орать и драться, как мальчишки? Пусть Мехран их любимая младшая сестренка, которая верховодит в семье в силу своего нрава, но они не захотели бы поменяться с ней местами. Мехран со своим мальчишеством стала самым избалованным ребенком в семье. Или, возможно, всегда была такой, поскольку она младшая. Близнецы знают только, что им гораздо труднее выцыганить денег у отца, который, кажется, дает Мехран все, что она ни попросит. Близнецам кажется, что он внимательнее прислушивается к Мехран, когда она говорит, и смеется ее шуткам чуть громче.

Напротив, с точки зрения средней сестры, восьмилетней Мехрангис, Мехран, безусловно, заключила лучшую сделку. Мехрангис не принята в смешливое товарищество близняшек, в котором они всегда прикрывают друг другу спину, и ей достается меньше внимания из-за ее внешности. Она рассказывает о предложении, которое недавно сделала родителям: «Они говорят, что я слишком толстая, и я сказала матери: может быть, лучше сделать меня тоже мальчиком, поскольку я некрасивая».

Однако родители отказались исполнить ее желание перейти в число мальчиков. На самом деле отец вначале выбрал для переделки в бача пош Мехрангис, но, поскольку она старше и стала бы женщиной раньше, он передумал. Мехран дольше продержится в роли мальчика. Мехрангис пожимает плечами, рассказывая эту историю: не сложилось, что уж тут поделаешь. Она знает, что ее не считают такой очаровательной или хорошенькой, как старших сестер. Но пока Мехран выдает себя за мальчика, ей по крайней мере никто не говорит, что она чересчур толстая или недостаточно красивая.

Мехран нет необходимости разыгрывать из себя паиньку, очаровательного или послушного ребенка. От нее не ждут ни грации, ни обожающих улыбок. Когда я фотографирую девочек или когда они фотографируют друг друга моей камерой, Бенафша и Бехешта принимают хорошо отрепетированные позы, складывая губки бантиком и трепеща длинными игривыми ресницами, иногда указывая друг на друга пальцем и изгибая руки, словно исполняя движения индийского танца в болливудском стиле. Порой Мехрангис пытается подражать им, но в основном это лишь провоцирует насмешки в ее адрес. Мехран же выбирает совершенно иное направление – сердитый взгляд прямо в камеру, руки в боки. Когда она все же улыбается, это широкая ухмылка, демонстрирующая большую щель между двумя передними зубами. Одежда временами едва держится на ней, особенно после того, как она пару часов носится по улице. И еще она главный едок в семье после своего отца.

Бенафша тянет меня за рукав. Она хочет что-то сказать, но мы должны отойти от остальных. Мы подходим ближе к проволочному забору и дороге, и она, опустив голову, говорит быстро и тихо:

– Две мои подруги называют ее девочкой. Они знают, что у меня есть сестра, а не брат. – и продолжает: – Она много дерется. Мальчишки, старшие соседские мальчишки, они говорят: «Ты девчонка». Она говорит им: «Нет, я мальчик». Но они знают.

Близняшки изо всех сил стараются утешить Мехран, когда это случается, говорит Бенафша. Но иногда она ужасно расстраивается, и они не знают, что делать. Конечно, Мехран порой раздражает близнецов, но еще больше они расстраиваются, когда другие дети сплетничают о ней.

– Она раньше была спокойная, – говорит Бенафша. – Теперь хулиганит, да еще и дерется. Теперь она много плачет. Когда мы ложимся спать, я ее спрашиваю: «Почему ты плачешь?» Она отвечает: «Потому что они говорят, что я девчонка».

К счастью, полагает Бенафша, все это скоро закончится. Через несколько лет Мехран придется превратиться обратно в девочку. Все они это знают – мать несколько раз им говорила. В близком будущем все привилегии, которыми ныне наслаждается Мехран, прикажут долго жить.

Не зная, что сказать, я поднимаю взгляд на стену дома. В трех окнах полным-полно головок, задрапированных в головные платки. Эти девочки улыбаются и машут нам руками. Они слишком взрослые – слишком близки к половой зрелости, – чтобы их выпускали на улицу.

Когда с гор на маленькую деревушку в Бадгисе налетала буря, Азита представляла себе, что эти тучи пришли из Кабула. Когда она была ребенком, мать бранила ее за то, что она бегала под проливным дождем и заболевала. В начале своей замужней жизни она вставала на порог деревенского дома, закрывала глаза, и дождь лил ей прямо в лицо. Мысленно она подходила к запертым воротам в конце сада. Отпирала их – а потом просто шла дальше.

Должны были пройти годы, прежде чем Азита стала снова мечтать о большом будущем, но со временем она добилась позволения заниматься и другими делами помимо заботы о своих детях. Делясь с соседскими женщинами секретами экзотических блюд, которые сама научилась готовить в Кабуле, она обрела репутацию «госпожи картофельного пюре».

Опираясь на знания, полученные на подготовительных курсах кабульской медицинской школы, она также начала принимать здесь, в Бадгисе, деревенских женщин, помогая им в случаях небольших проблем со здоровьем.

Вызываясь добровольцем в Красный Крест, она ставила детям уколы и диагностировала самые распространенные болезни. Деревенские жители платили ей, кто чем мог, – часто и вовсе ничем, но порой это была пара луковиц или помидоров, иногда даже курица. Как правило, Азита использовала эту плату для торговли со свекровью – в обмен на свежее молоко семейной коровы для своих дочек. Кроме того, Азита учила основам чтения и письма на дари всех девушек, которые изъявляли желание прийти к ней, маскируя занятия под чтение Корана.

Когда 7 октября 2001 г. Соединенные Штаты, Великобритания{60}, Франция и Австралия предприняли наступление в Афганистане, это явилось для Азиты прямым сообщением о том, что двери ее мира, возможно, откроются снова. Когда господство Талибана пошатнулось, она начала собственное наступление, стараясь убедить мужа, что их семья должна уехать из деревни и перебраться в столицу провинции Бадгис. Теперь, когда у Талибана больше не было власти, в Калайи Нау она смогла бы работать, и жизнь семьи улучшилась бы благодаря этому доходу. Ее муж уже вложил деньги в небольшую уличную лавку, которая торговала жевательной резинкой и телефонными картами, но этой прибыли было недостаточно, чтобы содержать семью. Если бы он позволил Азите работать, ему больше не было бы нужды трудиться до седьмого пота на семейном клочке земли, говорила она. Азита знала, что теперь, когда она может выходить на улицу, у них появятся способы заработать денег.