Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

Макгилликади» и пальчиковый фонарик, которые закинул в свою спортивную сумку под пропитанные потом шорты и паховую ракушку. Поскольку, как обычно, других девчонок не позвали, я не стала говорить, что мятный шнапс и без того отвратителен и не стоит ему болтаться в чьих-то вонючих штанах.

Мы впятером (все бегуны) смылись с вечеринки по случаю окончания учебного года еще до того, как Хоббс проделал свой коронный трюк: сожрал остатки пиццы до последней крошки, включая недоеденные корочки, – в общем все, что грустило в лужицах оранжевого жира. Он запихивал в себя ломти и корки, заливая это «Маунтин Дью», а потом прыгал вразножку, пока его не затошнило. В любом случае я уже все это видела год назад.

Джейми как-то раз уже забирался в больницу Святого Розария вместе со старшим братом, так что это, плюс болторез, придавало ему некий вес в наших глазах, что ему очень нравилось.

– Далеко мы не заходили, – сказал он по дороге. – Там внутри мрак – хоть глаза выколи, а мы пришли почти затемно, солнце уже село. Но то, что мы успели увидеть, – просто улёт.

– И что там? – спросил его кто-то. Скорее всего, Майкл – он не горел желанием идти, но то и дело соглашался на подобные вылазки, лишь бы его не перестали звать совсем.

– Погоди, чувак, скоро сам все увидишь, – сказал Джейми. – Я не шучу. Это просто капец.

Джейми про все говорил «просто капец», от фильмов про зомби и родительских перепалок до новой энчилады с острой мясной начинкой в «Тако Джонс», так что это ничего не проясняло.

Подобравшись через тенистый двор, заросший виноградом, к зданию старой больницы, мы влили в себя столько шнапса, сколько смогли. Учитывая отвратительный вкус нагревшейся жидкости и количество съеденной за несколько часов до этого пиццы, вышло неплохо.

– Ну что, оторвемся по полной! – воскликнул Джейми, вытаскивая болторез. – Мы с братом разбили окно с другой стороны, но его уже заколотили. – Он подвел нас к люку в метре от земли. – Здесь раньше разгружали товары. Он ведет прямо в подвал.

Замок поддался на удивление легко, стоило лишь Джейми ухватиться за одну рукоятку, а Майклу поднажать на другую. Однако, когда за деревянной крышкой показались узкие ступеньки лестницы, Майкл струхнул и заторопился домой.

– Сраный трус, – фыркнул Джейми и отхлебнул шнапса с видом Джона Уэйна, словно выполняя неписаный закон Дикого Запада: после того как ругнешься, обязательно глотни из фляги. Впрочем, сказано это было лишь тогда, когда Майкл уже ушел. Джейми, наверное, чувствовал себя нереально крутым.

Я не стала пить, когда шнапс снова пустили по кругу.

– Ты тоже хочешь уйти, Кэмерон? – спросил меня Джейми.

Я просто взвилась. Он никогда бы не стал так говорить ни с кем из парней – спросил бы с издевочкой, наигранно-детским тоном. Но нет, вопрос прозвучал искренне: Джейми Лори, сама доброта, не удивился бы, реши я сбежать, ведь я всего лишь девчонка – что с меня взять?

– Я просто не хочу больше пить эту гадость. Давайте уже займемся делом.

– Слово дамы – закон, – сказал Джейми и начал спускаться в подвал.

Фонарик едва светил. Проку от него было мало – всего-то тонкий лучик, а минуты через четыре он и вовсе приказал долго жить. Май выдался на редкость дождливым, и оттого помещение еще больше походило на склеп: в дверных проемах повисла паутина, поджидая, кому бы накрыть лицо призрачной вуалью, в спертом воздухе пахло сыростью и гнилью, и все вокруг поглощала тьма, беспроглядная тьма. Нет, конечно, через дальнее окно пробивался тусклый свет с улицы, но этот одинокий светлый квадрат на полу ничуть не помогал нам ориентироваться в пространстве. Чье-то горячее дыхание обжигало мне шею (это был то ли Мёрфи, то ли Пол), и я чувствовала мятную вонь шнапса, но была даже рада. Приятно знать, что следом за мной кто-то идет.

Теперь мы, четыре звезды юношеской команды по легкой атлетике, двигались с черепашьей скоростью. Несмотря на пиццу, которая должна была ослабить действие алкоголя, я постепенно пьянела: руки, ноги и все тело наливались тяжестью, словно на меня навалили мешки с песком, зато чувства обострились до предела. В голове крутились кадры из кровавых ужастиков, которые я когда-то брала в видеопрокате.

Пол тем временем без остановки молол всякую чушь:

– Не люблю я монахинь, никогда не любил. Жесть какие жуткие. Честно – жуть! Невесты Христовы? Что за бред? Психушкой попахивает…

Не знаю, к кому из нас он обращался, но ему никто не отвечал.

Время от времени моя рука тянулась вперед, к Джейми. Можно было подумать, у нее своя жизнь, отдельная от остальной меня. Я цеплялась за его влажную от пота хлопчатобумажную футболку и туго сжимала ее в кулак, точно так же как сжимала свою штанину, когда однажды каталась на карусели в парке развлечений. Джейми не возражал и даже не смеялся, а молча позволял мне держаться за него, пока мы, спотыкаясь и чуть не падая, пробирались через подвал.

Старая лестница, ведшая к выходу из подвала, слегка прогибалась под нашим весом, зато лестничный пролет заливал мутный свет из открытой двери, которая вела на следующий этаж.

– Фигасе! – воскликнул Джейми, оказавшись на площадке, и Пол и Мерфи дружно ему вторили. Мы наконец-то выбрались, и от этого нас охватил головокружительный восторг.

После закрытия больницы прошло не так много времени, и кое-где (по крайней мере на верхних этажах) все еще горел свет, а потому в конце коридора, словно лампочка рождественской гирлянды, мерцала ярко-красная табличка «Выход». И, хотя она казалась слишком современной в окружающей обстановке, было в ней что-то нормальное, отчего мне делалось спокойнее, поскольку больше в этой больнице ничего нормального не было.

В тот день мы успели осмотреть только старое крыло больницы, но и этого нам хватило с головой. Высокие арки, стены, обклеенные золотистыми металлизированными обоями, старинные зеленые кушетки и даже кабинетный рояль – вся эта неподходящая для больницы декадентская роскошь, сильно отличавшаяся от того, что запомнилось нам по ежегодным медосмотрам в детстве. Едва завидев рояль, Мерфи сразу же плюхнулся на банкетку перед ним и неуклюже, с постоянными остановками, отбарабанил песню «Сердце и душа». Джейми и Пол тем временем подняли возню, как это принято у мальчишек, когда они оказываются в местах, где от них ждут приличного поведения (во всяком случае, раньше точно ждали), а они слишком взбудоражены, чтобы держать себя в руках. Сверху, с огромной картины в позолоченной раме, за нашим вторжением наблюдали суровые монахини в накрахмаленных белоснежных