Кикимор - Инна Рудольфовна Чеп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вихр с обидой посмотрел на вышагивающих по двору кур и уток.
— Мы не нахохлились!
— Ишь ты, умный нашелся. А ну, один— брысь отсюда, тебе тут делать нечего! А второй — работать, живо! Бараны малолетние!
Лесн повел лошадь к калитке. Вихр поспешил к сараям. Оба они испытали от состоявшегося разговора обиду и разочарование.
Что ж, так тоже бывает.
* * *
Когда Жад зашел в дом, обнаружил, что там царит бардак. Отец с дядькой еще не вернулись с поля, дети скучковались в углу и испуганно смотрели на маму и сына главы поселения, принесшего ей плохую весть. Парень молча кого-то ждал, посматривая в окно, мать причитала, заламывая руки.
— Он не сам! Он не мог! Это его красниковский найденыш подбил! Он же такой мальчик хороший! Руки золотые! Отцу во всем помогает, с животинкой ладит! А как к этому стал ходить, не узнать! Вот вчера…
— Здравствуй, Род.
Парень обернулся. Был он лет на пять старше Жада и уже считался взрослым и самостоятельным мужчиной, помогал в решении поселенческих споров, выполнял отцовы поручения. Как сейчас.
— Здравствуй, Жад. Пойдем, отец с тобой поговорить хочет.
Мать опять запричитала.
— Пойдем, — согласился пахарский сын и первым шагнул к двери. — Что за повод?
— Да есть информация, что тебя видели у дома Красины перед пожаром.
Глупость и вранье. Только вот чем доказать это?
— Врут, — Жад посмотрел на мать, ибо в первую очередь заявление адресовалось ей, но та только визгливо попросила:
— Ты никого не выгораживай только, сыночка!
Стало горько. Не верит, значит. Род коснулся его плеча.
— Отец заждался.
Жад развернулся к матери спиной — понурый, сгорбленный, словно и правда в чем виноват был. Взялся за ручку двери…
Сестра повисла на нем внезапно. Уткнулась в шею, прошептала:
— Мы верим, Жад, верим. Знаем, что ты никого зазря не обидишь ни по глупости, ни по задумке. Знай это, ладно?
Она неуклюже ткнулась губами в его щеку и отпустила его также внезапно, как и обняла. Мать молчала. В тишине скрипнула, открываясь, дверь.
— Молодец у тебя сестра, — заметил Род, подходя к калитке. Жад кивнул. Да, сестра молодчина. Он бросил украдкой взгляд на крыльцо, на матери не увидел, только две кудрявые головы младших братьев высовывались из окна.
Жаль…
* * *
Высу поймали у закутка между домом мельника и старой цветочницы. Посреди дороги после ночного дождя образовалась огромная грязная лужа, по которой степенно вышагивали толстые утки. Люди обходили ее по сторонам, прижимаясь к заборам соседей. Однако из-за вечного спора о земле, между сараями цветочницы и амбаром мельника образовалась небольшая темная щель шага в два шириной и шагов шесть длинной, которую глава запретил застраивать обеим сторонам. Туда-то и затащила Высу внезапно возникшая на ее пути рука.
— Видела? — спросил парень зло. — По глазам вижу, что видела! Так вот знай, — ее руку больно сжали. — Заикнешься об этом кому — я тебе вторую ногу переломаю, поняла?
Голос не слушался, и девчонка просто быстро-быстро закивала в ответ.
— Вот и молодец! — злодей довольно улыбнулся и, насвистывая, первым покинул грязный закуток между постройками. Выса подождала, когда чавканье грязи под его сапогами затихнет вдали и тоже шагнула на свет.
— Эй, осторожней! — вскрикнула Тинка, помогая брату выбраться из лужи. — Что ты выпрыгиваешь, как флос из цветка!
Выса смутилась.
— Простите, я не хотела.
— Не хотела она! Жад вон тоже не хотел, может быть, а дом спалил!
— Жад???
Ее удивление, видимо несколько компенсировала близнецам падение одного из них. Тимка загадочно улыбнулся, мол, мы-то больше знаем, чем ты, и стал отряхивать штаны. Тинка схватила хромоножку за локоть и заговорщически зашептала:
— Мы видели, как Род его к отцу вел. Пахарский сын еле ноги передвигал — понурый весь, сгорбленный, точно преступник! Вот отправят его на каменоломню, как пить дать!
— Да не, у нас гор-то нет. — Влез в разговор брат. — Глину добывать поставят в Заречный прииск.
Близнецы начали яростно спорить, что дало Высе возможность незаметно скрыться с их глаз. Она поправила рукав платья, чтобы точно не было видно синяков, оставшихся на руке от грубого захвата, и медленным шагом направилась к Соленой площади.
Медленным — чтобы было время передумать.
* * *
Когда Лесн, выполнив все поручения, вернулся домой, отец уже заканчивал приготовление красок, а мама накрыла на стол. Подросток отвел лошадь пастись под присмотром Хвоста, помыл руки и зашел в дом. Мать сидела у окна и перебирала разложенные на лавке и столе вещицы, у ее ног стоял большой плетеный короб со старой или ненужной одеждой. Когда входная дверь бухнула, закрываясь, женщина вздрогнула и посмотрела на вошедшего. Увидев, что это Лесн, она немного отрешенно улыбнулась и протянула к нему руку с зажатой в ней рубахой.
— Помнишь? Я делала ее тебе во время болезни. Счастливая вышивка. Кажется, из нее состоит вся рубашка — так мне хотелось, чтобы ты выздоровел, остался с нами. И ты остался. А вот лоскутное одеяльце. У нас тогда совсем плохо было со знаками, не то что золотых — обыкновенных дома было не найти, а зима выдалась как никогда холодная. Даже снег шел, хотя мы привыкли думать, что снежным могут быть только вершины Белых гор. А укрывать тебя было нечем. Все лоскуты подсобрала, травой, пухом и шерстью набила и ничего, смотри какое интересное вышло одеяльце! Ты, наверно, не помнишь, маленький совсем был… — она прижала одеяло к груди словно великую ценность.
— Помню, — Лесн присел рядом и обнял мать за плечи. — Я помню ту зиму. И как ты сутками сидела у кровати, когда я болел, тоже помню. О чем ты грустишь?
— Да так, перебирала старые вещи, и вдруг нахлынуло… Лесн, ты просто знай, что мы зла тебе никогда не хотели, даже если вдруг были когда-то строги или несправедливы.
Полукровка испуганно сел перед матерью на корточки и заглянул ей в глаза.
— Мам, ты чего? Что-то случилось?
— Нет, что ты! Просто… Просто помни, что мы тебя любим, ладно? И что мы всегда готовы помочь.
— Мама, — он взял ее руки, исколотые иглами, в свои. — Я никуда не собираюсь уходить. По крайней мере ближайшие пять-шесть лет. Я вас люблю, вы — мои родители и других мне не надо. И я в любом случае всегда буду о вас заботиться. Вы не останетесь одни. Никогда. Понятно?
— Да, — она поцеловала его в лоб, как целовала маленького. — Я