Отрок. Ближний круг - Евгений Красницкий

— А издалека? Стрелу с огнем, к примеру, в дом бросить?

— Не-а! Не выйдет ничего! — Уверенность охотника во всемогуществе Нинеи была непоколебима. — Не допустит она. Я, конечно, не знаю, но может быть, и с десятком Первака так все обошлось потому, что она за ребятишками приглядывала.

«Безнадежно. У Нинеи непоколебимый авторитет. Стерв даже имя волхвы вслух произносить избегает — „она“, „ее“. Что ж делать-то? Зарежут же бабку и внучат не пожалеют. Вот тебе и „обратная сторона медали“».

— Значит, дядька Стерв, не будем Нинеину весь охранять? С болота дозор снимаем и никуда не ставим?

— Да зачем? Если она не захочет, никто и близко подойти не сможет.

— К наставнице ее Яге подошли. Пришли княжьи дружинники с попами и убили.

— Так то — с попами. — Уверенности в голосе Стерва поубавилось, он ёрзнул на лаке и беспокойно огляделся, как будто в горнице мог кто-то прятаться. — Попы, они, конечно… Да еще если не один… — Охотник запнулся и вдруг посветлел лицом. — Не! Не полезет к ней твой тезка! Мне рассказывали: он раз уже к ней сунулся, так чуть живого обратно привезли. Беляна — подружка ее — умолила до смерти не убивать.

«Вот, те, на! А меня-то там вообще не было, что ли? Чудны дела твои, Господи, в информационном пространстве!»

— Ну, хорошо, господин наставник Воинской школы, а если Нинея Всеславна сама повелит?

— Сама? Да зачем ей?

— Нинея Всеславна не только волхва, но еще и боярыня древнего рода. — Мишка постарался уловить реакцию Стерва на это известие. Реакции не было, значит, знал. — Мы же не только Воинская школа, но и боярская дружина боярыни Нинеи Всеславны. Пристало ли будущим воинам за спину старухи прятаться? Пристало ли боярской дружине боярыню свою не охранять?

— Гм. Это, конечно… И для учебы полезно… — Стерв снова поскреб поясницу и решительно заявил: — Завтра же пойду места для дозорных выбирать.

— Э, нет, господин наставник, один раз ты уже выбрал.

— Что? Плохо выбрал?

— Я — не об этом. Ребят учить надо. Прикажи всем десятникам самим места для дозорных выбрать. Потом пусть каждый тебе выбранные места покажет и объяснит, почему выбрал именно так, а не иначе. А ты ему его ошибки укажешь.

— Точно! Так и сделаю! Будь спокоен, старшина, всё устроим, как надо!

«Ну что ты будешь делать! Только решил, что будучи „реалистом“, можно крутить ЗДЕШНИМИ людьми, как заблагорассудится, и нате вам! Успех достигнут при переходе в совсем иную область понятий — сословную. Средневековье? Разумеется, сэр, но не так-то всё просто. Единого рецепта для индивидуальной работы в любых обстоятельствах, все же, не существует. Что ТАМ, что ЗДЕСЬ. Для массового сознания есть, а для отдельной личности нет. Потому-то она личностью и называется. Когда же личность растворяется в массе… М-да!»

Сразу же после ухода Стерва, пожаловал второй посетитель. С «отчетом о проделанной работе» явился старшина плотницкой артели Сучок.

Во Христе плотницкий старшина звался Кондратием Епифанычем, что само по себе было удивительным, поскольку родом он был из какого-то лесного рязанского захолустья, и поверить, что в краю мещерских колдовских болот имеются люди, являющиеся христианами уже во втором поколении было трудно. Прозвище же «Сучок» подходило ему, как нельзя более.

Во-первых, бригадир плотников. Во-вторых, был Сучок телосложением мелок и жилист, в движениях быстр, характером же обладал въедливым и скандальным. Как терпели плотники его крикливость и придирчивость было совершенно непонятно, но терпели. Может быть, потому, что мастером Сучок был отменным. В-третьих, нажив к тридцати, с небольшим, годам роскошную плешь, и имея совершенно заурядную внешность, блудлив был плотницкий старшина, как мартовский кот, неизменно оправдывая свое распутство пословицей: «Кривое дерево в сук растет».

Пользуясь несомненным успехом у прекрасной половины рода человеческого, Сучок снискал себе столь же несомненную нелюбовь половины мужской. Подчиненные Сучка довольствовались лишь тем, что произносили прозвище своего старшины с двойным, и то и с тройным «С». Все же остальные, то и дело, норовили Сучка поколотить, в результате чего он, не став более благонравным, наработал изрядные навыки драчуна и приобрел привычку нигде и никогда не расставаться с засапожником и топором.

Оценить незаурядность личности Сучка ратнинцам довелось почти сразу же, после прибытия артели в Ратное — в начале мая. Началось все с того, что плотницкий старшина воспылал страстью к вдове Алене. То, что ростом он был Алене, всего лишь, до подмышки, Сучка ни в малейшей степени не смущало. Чтобы оправдать свои отлучки со стройплощадки он изобразил необыкновенную набожность, которая, впрочем, мало кого ввела в заблуждение. Большую часть времени Сучок проводил не в церкви, а возле дома Алены.

Почти все женское население Ратного (и часть мужского) с нетерпением ждали столкновения последнего ухажера Алены (того самого ратника третьего десятка, публично битого поленом) с новым претендентом на ее благосклонность. И сие эпохальное событие воспоследовать не замедлило.

Битый поленом ухажер физическими статьями Сучка превосходил, к тому же был ратником, поэтому серьезного сопротивления от «штатского» не ожидал, за что и поплатился — сначала оказался лежащим на земле с расквашенной физиономией, а потом, при попытке подняться, получил еще сапогом под ребра.

Увиденное очень не понравилось двум его коллегам из третьего десятка, и тут Сучок на своей шкуре ощутил, что такое военные профессионалы. Буквально через несколько секунд он оказался лежащим под забором, предварительно крепко приложившись к шершавым бревнам лысиной.

С кем-нибудь другим на этом бы все и закончилось, но не таков был старшина плотницкой артели. Выхватив засапожник, он с отчаянным криком кинулся на обидчиков, вызвав у тех лишь веселое удивление шустростью и глупостью мелкого забияки. Нож из руки был выбит мгновенно, а сам Сучок снова направлен в полет — плешью в забор.

И снова поднялся! Те, кто наблюдал эту схватку, рассказывали потом, что на Сучка было страшно смотреть. Разодранная лысина, окровавленное лицо, оскаленные, красные от крови зубы, оторванный по самое плечо рукав рубахи, сползший на топор, который непонятным для зрителей образом оказался в руке плотника.

То, что шутки кончились, стало понятно после того, как Сучок молниеносным движением перебросил топор в левую руку, стряхнул на землю оторванный рукав и снова перебросив оружие в правую руку, крутанул его так, как это умеют делать опытные воины с мечом.

Один из ратников, бывший при оружии, обнажил меч и ответно прошелестев в воздухе лезвием, зловеще произнес:

— Ну, сморчок, сам напросился.

Противники пошли мелкими шажками по сложной траектории, одновременно сближаясь и стараясь зайти так, чтобы солнце светило в глаза противнику. Тут-то и стало понятно, что Сучку не впервой выходить с топором против меча, и поединок, скорее всего закончится смертью одного из противников. Пусть в безоружном рукоприкладстве плотник и уступал ратникам, но топором он владел виртуозно и боевой опыт, по всей видимости имел.

До смертоубийства не допустил Бурей. Большой любитель понаблюдать за чужой дракой, он поначалу с удовольствием наблюдал шоу поверх своего забора, но как только дело приняло серьезный оборот, вымахнул на улицу словно огромная горилла, мгновенно посшибал с ног всех троих подчиненных десятника Фомы, а Сучком просто хлестнул по забору, словно тряпкой.

Так в Ратном завелся еще один Бешеный. Не оценить стойкость и бойцовские качества Сучка в воинском поселении просто не могли, а потому, никто особенно не удивился тому, что через несколько дней плотницкий старшина, сверкая намазанной целебной мазью плешью, сидел на крыше дома Алены и, весело перекликаясь с хозяйкой, менял попорченную временем и погодой дранку.

Произошло все это в начале мая, а в середине мая, через несколько дней, после окончания строительства «учебной усадьбы» и переезда плотницкой артели в Нинеину весь, новый Бешеный схлестнулся с Бешеным старым — с Бешеным Лисом.

Если приказ и «техническое задание» на строительство усадьбы из плетней Сучок получили от самого воеводы Корнея, то строительством Базы Младшей стражи дед приказал заниматься самому Мишке, о чем сообщил старшине плотников, не пожелав слушать никаких возражений. Прежнее задание плотники сочли просто боярской блажью, но подчинение четырнадцатилетнему пацану их не на шутку обидело.

Кипящий возмущением Сучок встретил Мишку, умученного первыми тренировками в «учебной усадьбе», кривой ухмылкой и, не поздоровавшись, осведомился издевательским тоном:

— Что прикажешь… боярин?