Как Россия получила чемпионат мира по футболу – 2018 - Игорь Рабинер

– Нет, я все для себя решил еще год назад. А претендовать на должность президента ФИФА вообще не собирался.

–  В чем же дело?

–  Я – старый отец маленьких детей. Сегодня семья – мой главный приоритет. В прошлом году я вынужден был провести два с половиной месяца в путешествиях, связанных с работой в ФИФА и УЕФА! Это стало последней каплей. Я сказал себе: «Хватит». Через пару месяцев мне будет 66. Сколько еще буду заниматься всем этим – до ста лет, что ли?!

Я отказался от всех своих должностей – сначала перестал быть президентом «Баварии», затем – членом исполкома ФИФА. Но при этом у меня по-прежнему много разных дел – комментирую матчи для телевидения, общаюсь со спонсорами и т. д.

Сделать осознанный выбор в пользу семьи, когда перед тобой разворачиваются самые заманчивые деловые перспективы – для этого нужно быть не только обеспеченным, но и гармонично живущим, в общем – счастливым человеком. Каковым Беккенбауэр, судя по всему, и является.

А еще одну причину его поддержки российской заявки разъяснил мне в интервью для «Спорт-Экспресса» сразу после победы Колосков:

–  У нашей страны и федерации есть традиция 30-летних отношений с DFB – немецкой футбольной федерацией. Это началось еще при покойном президенте DFB Нойбергере, который взял надо мной, самым молодым в ту пору членом исполкома ФИФА, шефство. Затем тенденция продолжилась при Эгидиусе Брауне, и жива она по сей день. Во время голосования по ЧМ-2006 я поддержал Германию, а Беккенбауэр возглавлял оргкомитет того первенства. Поэтому сомнений в его поддержке у меня не было.

Теперь же Колосков рассказывает об этом подробнее:

–  В начале 1980-х годов на 90-летнем юбилее Стэнли Роуза ко мне подошел Авеланж и сказал, что я как самый молодой член исполкома ФИФА нуждаюсь в опеке старших товарищей, и «шефство» надо мной возьмут президент УЕФА итальянец Франки и вице-президент ФИФА немец Нойбергер. Но представьте мой ужас, когда Авеланж сказал, что во время Второй мировой Нойбергер был самым молодым полковником абвера! Правда, потом добавил, что все это давно позади, и ФИФА – вне политики.

В итоге Нойбергер меня очень опекал и чрезвычайно дорожил теплыми отношениями, которые у нас сложились. С Авеланжа, его и Франки помощью я действительно адаптировался в ФИФА быстро. Никаких идей, о которых мне, как убежденному антифашисту, даже думать было страшно, со стороны немца ни разу не звучало. И при нем закладывались наши многолетние отличные отношения с DFB. Книгу свою он мне, кстати, подарил. Естественно, она вышла уже после краха Третьего рейха, а значит, содержание ее было более чем невинно.

Что же касается Беккенбауэра, то он такой человек, который, мне кажется, не способен на такие теплые отношения, как тот же Блаттер или Вильяр. С Беккенбауэром они просто взаимно уважительные. Никаких неформальных встреч на природе, как с Блаттером или Юханссоном, у нас с ним не было. Но взаимные симпатии – были. И он нас поддержал одним из первых.

–  А наши «органы» ничего не говорили вам по поводу об щения с Нойбергером?

–  Нет. Вот когда я до того в хоккее работал – там пожестче был контроль. Каждый раз с нами выезжал представитель КГБ в качестве заместителя руководителя делегации. А потом писал подробный отчет. Кое-какие неприятности у меня из-за этого были: так, из-за теплых отношений с президентом и главой профсоюзов НХЛ Аланом Иглсоном и Джоном Зиглером обо мне в КГБ (друзья оттуда рассказывали) было написано: «Необоснованные товарищеские отношения выстраиваются у Колоскова с американцами». А иначе нельзя – они просто уважать тебя не будут!

А к моменту начала моей работы в международном футболе все смягчилось, не было особого контроля. За исключением случая во время Олимпиады в Лос-Анджелесе, когда я, руководитель оргкомитета футбольного турнира, на открытии Игр плясал рок-н-ролл, и это было заснято кем полагается. А еще кто-то постоянно контролировал книжный магазин Олимпийской деревни, и «засек», как я купил там Мандельштама. В результате меня «накрыли» на таможне и на какое-то время сделали невыездным…

Слушаешь Колоскова – и понимаешь, насколько сейчас, при всех особенностях нашей страны, Россию меньше отделяют от окружающего мира, чем раньше. Мы для них – другие, но не враги. Поэтому и чемпионат мира у нас – реальность.

Нынче близость к российской власти боссов мирового футбола очень даже манит. Колосков признает:

–  За время работы в исполкоме ФИФА Мутко, конечно, обрел значительный опыт и авторитет, который помог России получить ЧМ-2018. Ведь он – член этой семьи. Если бы нас вообще там не было, даже мечтать о чемпионате мира бы не стоило! А он – внутри этого коллектива, пусть даже не с дружескими отношениями, зато с серьезным статусом. Ведь других министров в исполкоме ФИФА на сегодня нет – одно время таковым был Уорнер, но сейчас он туда уже не входит. Плюс к тому все знают, что Мутко – человек Путина, что у них неформальные отношения. И это придает дополнительное уважение и к стране, и лично к нему.

В чудовищно жарком августе 2010-го, в разгар торфяных пожаров, когда Москву затянуло пеленой смога, Путин принял в своей подмосковной резиденции оценочную комиссию ФИФА. В то время как его английский коллега Дэвид Кэмерон ради нее не счел нужным прервать отпуск. Пару месяцев спустя я спросил одного из ведущих футбольных обозревателей мира, издателя и бывшего главного редактора английского журнала World Soccer Кира Редниджа:

–  По-вашему, такая разница в подходах лидеров двух стран может оказать влияние на итоги голосования?

–  Не думаю, что этот конкретный случай может на что-то всерьез повлиять , – ответил Реднидж (в этом, кстати, с ним полностью согласился и Колосков . – Примеч. И.Р. ). – Разница, на мой взгляд, состоит не в самом факте приема комиссии одним лидером и неприема – другим. Разница в том, что господин Путин четко идентифицировал лично себя с заявкой России на проведение ЧМ-2018. Очевидно, что он вложил всю свою харизму и статус – а значит, и всю ту мощь и власть, которые с этим связаны, – в то, чтобы турнир достался россиянам. Вот это не могло не произвести впечатления.

Мутко все же считает, что прием оценочной комиссии одним лидером и неприем – другим сыграл свою роль:

–  Зря Кэмерон на кого-то обижается. Он не принял оценочную комиссию, поскольку в это время был в отпуске. Понять английского премьера можно: у него жена была беременная. По-человечески, наверное, это правильно. Но в конце концов у тебя есть возможность на самолете прилететь в Лондон хотя бы на полчаса, пообщаться – и обратно. А Путин принял всех, кто приезжал, кроме одного человека (кого именно – расскажу в следующей главе. – Примеч. И.Р.). И это его личное участие не на поздних, как у англичан, а на всех стадиях заявки сыграло огромную роль.

Еще одну презанятную историю о Путине и Кэмероне рассказал мне Чернов:

–  Была смешная ситуация, которую вам может подтвердить Андрей Аршавин. Я прилетал к нему в Лондон, чтобы помочь отрепетировать его речь на финальной презентации, и в Цюрих мы летели тоже вместе. Садимся в самолет в «Хитроу», стоим в «рукаве» бизнес-класса, репетируем. Аршавин – передо мной, а за мной – два каких-то мужика. Андрей оглядывается и говорит по-английски: «Здравствуйте». Поворачиваюсь – а там премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон! Он тоже здоровается, они улыбаются друг другу.

А я, как бывший журналист, не могу просто стоять и молчать. «Вы, – говорю, – наверное, летите в Цюрих затем же, зачем и мы?» – «Видимо, да». – «Знаете, мы тут текст репетируем. У вас же хороший английский, может, вы проверите?» Кэмерон засмеялся. Стоим дальше – и тут он хлопает меня по плечу и восклицает: «А Путин-то не летит!»

«Да, знаю», – говорю. Вроде бы нормальные слова, нормальная реакция. А потом думаю: премьер-министр великой страны говорит незнакомому человеку в самолете, не скрывая радости, что Путин не летит. Настолько им казалось очевидным, что его решение не лететь на финальную презентацию – это победа для Англии. Настолько они боялись выступления Путина перед членами исполкома ФИФА, что он брякнул мне это прямо у входа в самолет!

Эмоции Кэмерона нетрудно было понять. К тому времени никто еще не забыл, какую роль сыграл приезд Путина в Гватемалу на выборы столицы зимней Олимпиады-2014 и его выступление перед членами МОК. Никто тогда не отдавал Сочи предпочтения, – а российский курорт победил. Все полагали, что Путин пойдет по проторенной дорожке и приедет в Цюрих на финальную презентацию российской заявки. Но человека с таким политическим багажом поди предугадай…