Постепенное пробуждение - Стивен Левин

Но когда мы создаем расслабление вокруг этого болевого ощущения, мы расслабляемся и вокруг ассоциированных с нею мыслей. Мы позволяем боли присутствовать; мы признаем ее и делаем нечто почти полностью противоположное тому, что делали в нормальных условиях. Вместо того, чтобы избегать боли, мы проникаем в ее глубину. Мы входим в то самое пространство, где находится боль, входим в него с сосредоточенным, исследовательским умом. И когда мы проникаем в самую глубину боли, освобождаясь от сопротивления, мы видим, что боль – это не единый монотонный лазерный луч чувства; вместо этого мы видим аморфную массу движущихся ощущений. Она не остается просто на одном уровне, в одном центральном узле, а движется вокруг этого пространства и в действительности не стоит на одном-единственном месте. Она составлена из сложных ощущений.

Когда сосредоточенное осознавание входит в эту область и дает ей возможность быть такой, какова она есть, мы начинаем видеть эти сложные ощущения в форме отдельных событий. Мы наблюдаем, как они движутся, мгновенье за мгновеньем, сначала одно здесь, затем одно там. Когда сопротивление оставляет ум, вместе с ним уходит и понятие «боли», и мы можем переживать ее просто как чистое ощущение. Часто мы способны проникнуть в такое место, где наличествует только возникновение и исчезновение сложных ощущений, может быть, переживаемых в виде всего лишь покалывания, и их наблюдение иногда оказывается в самом деле приятным.

Конечно, не все виды боли дадут нам возможность такого значительного простора. Некоторые боли будут столь сильными, что станут долго удерживать ум в плену. Когда это происходит, мы наблюдаем, как внимание еще раз исчезает в отождествлении с болью, наблюдаем отвращение в форме обусловленной реакции.

Например, наша реакция на боль в колене представляется символом реакции на большинство вещей, вызывающих боль в нашей жизни. Мы хотим спастись от них, отвлечься, не иметь дела с неприятным, – и этим мы укрепляем власть боли над умом, ее способность опять отвлечь нас в другой раз.

Когда неприятные состояния не могут отвлечь нас, мы находимся на дороге к свободе. И, может быть, это происходит потому, что большинство из нас стало ошибочно принимать удовольствие за счастье. Обычно мы ищем удовольствия и избегаем боли. Но если мы понаблюдаем за собой более пристально, мы заметим, что удовольствие не делает нас счастливыми. Удовольствие есть удовольствие, то есть временное удовлетворение желания. Счастье представляет собой более глубокое удовлетворение, чувство целостности, отсутствие нуждаемости.

Сущность стремления к удовольствию – это нужда, жажда удовлетворения, чувство жизни в пустоте, всегда движущейся к объектам, приносящим удовольствия, всегда хватающейся за соломинку. Это стремление к удовольствию является, вероятно, величайшей причиной нашего страдания. Когда мы пристально наблюдаем за умом, мы замечаем, что если существует какой-то желанный для нас объект, то глубоко в нашем желании (и при невозможности) иметь его присутствует чувство разочарования, напряженности, растерянности.

Интересно отметить, что даже в удовлетворении желания само чувство удовлетворенности имеет место только в процессе движения от необладания к обладанию. После обретения желанного объекта удовлетворенности больше нет. Процесс удовлетворения желания проявляется не в обладании желаемым объектом, а в прекращении болезненности желания. В самом же обладании этой вещью нет внутренней удовлетворенности. Большая часть нашего переживания удовольствия являет собой преодоление неудобства желания. Когда желание прекратилось, когда его предмет у нас в руках, тогда возникает боль, вызываемая желанием удержать его, желанием, чтобы ничто его не повредило, не разрушило.

Движение от необладания к обладанию составляет господствующее переживание удовлетворенности, которое позволяет естественная система нашего желания. Эта удовлетворенность проявляется в перемене, а не в самом объекте. Но искание удовольствия – это не поиски счастья. Мы ищем счастья в раскрытии ума, в раскрытии самого желания. Временами практика медитации может быть даже неприятной; но медитация питает наше счастье, раскрывая нашу существенную природу, позволяя нам пребывать в этой завершенности. Именно этот простор при отсутствии желания и будет счастьем.

Однако важно признать, что даже в том, что мы называем духовными путями, существуют те же самые элементы, которые отвлекают нас в нашей мирской жизни; это – наши склонности и влечения к приятным переживаниям и наше отталкивание от неприятных переживаний, отвращение по отношению к ним. Наблюдать мирные состояния ума гораздо приятнее, чем свою алчность или эгоизм. Собственно, одна из причин, почему сосредоточенность бывает столь приятной, заключается в том, что страсть к препятствующим элементам подавлена спокойствием. Покой нередко бывает слишком соблазнителен для беспокойного ума. Мощь, сила ума, которую создает сосредоточенность, не оставляет возможности для большой активности препятствующих факторов.

Привязанность к подобному спокойствию может вылиться в проблему. Столь редко находящийся в состоянии спокойствия ум стремится к получению глубокого удовольствия от этой тишины. Покой нередко оказывается чересчур соблазнительным для беспокойного ума, и тому не хочется продолжать свою работу. Ведь так чудесно просто «выключить свет» и выходить из тела, выходить из всех его болей и просто повисать в блаженстве или в тишине. Но привязанность к этим состояниям представляет собой тонкую форму недовольства. Если в уме ничто не движется, не возникает и возможности для понимания того, что нас связывает.

Существует практика, называемая «пересиживанием боли»; но я не думаю, что нам нужно делать именно это. Такая особая практика содержит опасность создания многих проявлений «я»: «Это Я сам сидел и сносил боль». Если здесь имеет место проверка на выносливость, вы просто создаете кого-то выносливого и увеличиваете сопротивление и боль. И все же иногда кажется, что болезненный материал способен более действенно пробудить нас, чем это делают весь свет и все блаженство. Легко заснуть в состоянии удовольствия, но в состоянии боли это нелегко – когда ноет колено, когда появляется ненависть, или жадность, или неведенье. Когда мы учимся так искусно использовать свою боль, не создавая проверку на выносливость, мы очень ясно видим свои затруднения; они пробуждают нас и напоминают, как нам легко затеряться в своей обусловленности.

Так мы учимся не держаться даже за свою боль. Странным образом нам часто легче отказаться от удовольствия, чем от боли. Легче отказаться от половой жизни, от молочного пломбира или от ласковых шлепков по спине и тому подобного, чем освободиться от своей боли, от страха и неуверенности. Мы отождествляемся с ними, мы по-настоящему держимся за эти виды обусловленности.

Американские индейцы устраивали довольно небольшое, круглое приспособление, применяемое в качестве потогонной комнаты. Участники сбиваются вплотную друг к другу внутри строения, сгибая спины, чтобы поместиться под низкой крышей; часто они стоят на коленях, согнувшись над невыносимо горячим паром. Однако они приняли обет не отступать, так что единственная оставшаяся возможность не сойти с ума – это просто уменье не обращать внимание на жар. Они не останавливают свое внимание на невозможности и далее сохранять такое положение; если бы они подумали об этом, им бы не выдержать. Вместо этого они преодолевают свое сопротивление, входя непосредственно в переживание данного момента, вступая в чистое ощущение. Они пользовались неудобством и своим противодействием ему как методом, позволяющим отбросить прочь все свои ограничения; но это делалось таким образом, чтобы не создавать еще одного «я». Такая практика вынуждала их выйти за пределы того, кем и чем они воображали себя, стать целиком и полностью открытыми для переживания превыше самих себя.

Когда мы освобождаемся от сопротивления, мы проникаем до непосредственного переживания отвлекающего нас явления, и его отвлекающее качество, его неудобство, растворяется в отчетливом виденье этого переживания.

Когда мы выходим за пределы привязанности и удовольствия или боли, дозволяя осознаванию встречать издавно обусловленные реакции вместо того, чтобы поневоле их отвергать, мы переживаем более глубокое счастье. Происходит раскрытие сердца и ума, чувство осуществления в этот самый момент.

20. Карма

Будда сказал, что корень всей кармы – желание, мотивация, намерение, стоящее за актом. То, что расхоже именуется кармой, являет собой результат того, что произошло ранее. Это следствие предыдущей причины, возникающее вполне механически и безлично. «Когда становится то, возникает это», – вот так Будда определил карму.