Эвакуатор - Дмитрий Быков

Катька с Игорем отошли в сторону.

— Ну и чего они ждут?

— А ничего, — сказал Игорь. — Ехать не хотят, и все. Чрезвычайное же положение. Какой водитель захочет ехать, когда можно не ехать? К вечеру, глядишь, смилуется один, и то вряд ли.

— Но ведь война же. Почему нет этой… как ее… всенародной солидарности?

— А где ты ее видела, всенародную солидарность?

— Все говорят.

— Кать, ты же умная девочка, честное слово! Задним числом всегда говорят… А как евреев немцам сдавали — это еврейские выдумки все, да? А как друг на друга стучали? Ты знаешь, какое объявление на парижском гестапо висело?

— Не знаю, — сказала Катька. — Меня там не было.

— «Доносы русских друг на друга не принимаются», было там написано.

— И что, никакого подъема народного духа?

— Нет, он был, конечно. Когда стали побеждать. А так… ну какая солидарность? Это разве в человеческой природе — объединяться, когда плохо? Наоборот, все друг друга топят. Умри ты сегодня, а я завтра.

— Ну, не у всех же так…

— Да ладно, Кать. Или ты тоже думаешь, что русские хуже всех?

— Не думаю, — сказала Катька. — Я просто… не очень знаю других, и надеюсь, что бывает лучше.

— Бывает, — согласился Игорь. — У нас бывает. Потому что у нас планета своя, а у вас чужая.

— Как это?

— После расскажу. В Тарасовке. Ну чего, будем ждать?

— Не знаю.

— А я знаю, — зло сказал Игорь. — Пошли к трассе, будем ловить.

По дороге к трассе им попался мент, пинками гнавший куда-то пьяного мужика абсолютно русского вида; то ли он намеревался загнать его в участок и там засадить в обезьянник по всей форме, то ли просто запинать в кусты и там обобрать без свидетелей или уж отмутузить до потери пульса; в рамках борьбы с терроризмом сходило все. Другой мент долго, с садическим пылом проверял у них документы на унылом перекрестке; он заставил Катьку вытряхнуть сумочку, подробно осмотрел жалкую косметику, вывернул бумажник Игоря и вернул его с крайней неохотой — Катька больше всего боялась, что он найдет карточку с голограммой, с таким документом нельзя было теперь передвигаться по Подмосковью, но карточки не было ни в карманах, ни в бумажнике. Видимо, эвакуатор предусмотрительно оставил дома опасный документ. Прикопаться было не к чему, но мент еще долго, придирчиво выяснял, что они делают в Столбовой. Чувствовалось, что он любил свой маленький уютный город и с удовольствием уничтожил бы всякого, кто приехал нарушать его гомеостазис. Особенно приятно было бы разобраться с двумя москвичами, которые жировали в своей Москве, пока было можно, а теперь вот бегут спасаться в ограбленное ими Подмосковье, в котором милиции платят три тысячи рублей в месяц. Катька отлично знала, что задерживать их не за что, но уже с первых секунд досмотра чувствовала себя непоправимо виноватой, и знала, что в случае чего оправдаться нечем; что за «случай чего» — она понятия не имела. Одна манера обращаться к собеседнику в первом лице, множественном числе — «Почему нарушаем?» — отдавала детсадом: «Что это мы делаем? Почему это мы не какаем?!». Тем самым Катька, тогда четырехлетняя, сразу становилась ответственной за то, что воспитательница тоже не какает; о позор, о ужас! Для самой Катьки, сданной в детсад в четырехлетнем возрасте, когда мать устроилась на работу, — какать публично, на горшке, по расписанию, перед прогулкой, было с самого начала мучительно, она так и не научилась этому.

— А мы не нарушаем, — дружелюбно сказал Игорь.

— Как не нарушаем? — спросил мент и всмотрелся в Игоря снизу вверх. — Что значит не нарушаем?

Он чего-то хотел — денег или какого-то их унижения, расплаты за ослушание, но поскольку Катька не понимала, что они сделали, неясно было, какие компенсации предлагать.

— А что мы нарушаем? — спросил Игорь.

— А что это мы вопросы задаем? — спросил мент.

— Не знаю, — сказал Игорь. — Не знаю, чего это вы вопросы задаете.

— А вот мы сейчас в отделение пойдем и там по-другому поговорим, — весело сказал мент. Чувствовалось, что ему необыкновенно приятно даже говорить об этой перспективе.

— А почему это мы туда пойдем?

— А потому, что комендантское положение! — объявил он. — Комендантское положение — что такое? Знаем, что такое?

В этом его постоянном обобщении — нарушаем, пройдем, знаем, — было что-то от союза палача и жертвы, от их, что ли, мистического брака; Катьке очень не нравилось, что он их все время с собой объединял, и злость в ней постепенно становилась сильней испуга.

— Знаем, — милолюбиво кивнул Игорь.

— И что там сказано? Там сказано, пункт девятый, подпункт «а». Что мы имеем право. Задерживать до трех суток для выяснения.

Трое суток, подумала Катька. Сережа с Подушей с ума сойдут. Им же ничего не сообщат. Я ничего не успею. Господи, если он действительно инопланетянин, неужели у них нет чего-нибудь на этот случай? Бластера или как это называется. Почему он взглядом не испепелит эту круглорожую тварь?!

— Ну, — сказал Игорь. — Так ведь это если нарушаем.

— А мы не нарушаем? — спросил мент. — Прописка московская, а что мы здесь делаем?

— На дачу едем.

— И где у нас дача?

— В Тарасовке.

— А что это мы при комендантском положении на дачу едем?

— Так ведь там ничего не сказано про дачу!

«Откуда он знает, — подумала Катька, — он что, читал это чертово комендантское положение, о котором я вообще впервые слышу?».

— Там сказано, — радостно сообщил мент. — Там все сказано. Там сказано в пункте семь, подпункт «б»: не нарушать границ населенного пункта проживания, при отъезде получать открепительный талон для немедленной регистрации в новом пункте проживания, при отъезде более чем на трое суток получать справку с места работы.

— У нас меньше трех суток, — примирительно сказал Игорь.

— А это подпункт «в», при отъезде менее трех суток иметь при себе документ, удостоверяющий личность. Что мы имеем основным документом, удостоверяющим личность гражданина Федерации?

— Мы имеем паспорт, — сказал Игорь.

— И где мы его имеем?

— Я никогда его с собой не ношу, — быстро сказала Катька. — Истреплется же. Вот у меня удостоверение, вы же видели.

— Удостоверение, — сказал мент, — не может являться основным документом.

— Там же подпункт «г», — мягко сказал Игорь. — При отсутствии основного документа штраф на месте в размере минимального оклада, то есть сто рублей.

Он быстро достал сторублевку.

Мент удовлетворенно кивнул.

— Когда возвращаемся в Москву?

— Вы — не знаю, — не сдержалась Катька, — а мы сегодня вечером.

— А мы завтра, — непонятно с чего сказал мент. — Ну, там и увидимся.

Он откозырял и отошел.

— Он что, всю эту комедию затеял ради ста рублей? — спросила Катька, когда они отошли. Ее все еще колотило.

— Почему, — Игорь пожал плечами. — Он свою работу делает.

— Какую, в задницу, работу?! Дачников ловить — его работа?

— Да нет. Передал мне все, что нужно.

— По-моему, это ты ему передал.

— Ну, думай как знаешь.

— Стоп. — Катька остановилась и дернула его за руку. — Ты хочешь сказать, что в этом… был какой-то смысл?

— Какой-то был. Кать, пошли, а?

— Нет, ты мне объясни, пожалуйста. Что он тебе передал?

— Девять «а», семь «б», семь «в», — терпеливо сказал Игорь.

— Эти подпункты идиотские? Из комендантского положения?

— Кать, нет никакого комендантского положения.

— Он что… — Катька задохнулась. — Ваш связной?

— Господи, ну какой связной? Он обычный мент, за сто рублей выполнил простое поручение.

— А кто ему поручил?

— Наши поручили, которые меня ведут.

— Он что, не мог по-человечески сказать?

— А что он мог сказать? Ему поручили передать мне такие-то и такие-то пункты, он передал, спасибо. Что мы, должны каждому менту объяснять их смысл? Звонят из центра, говорят: вот комендантское положение. Задержите такого-то и ознакомьте с пунктами. Получив отзыв, оставьте его в покое.

— И какой отзыв?

— Сто рублей. Ты думала, это взятка? Таких цифр уже нет. За такую взятку он жопу не поднимет.

— Постой, постой, — Катька никак не могла проассоциировать мента с инопланетными наблюдателями. — То есть он вообще не знает, кто ты такой?

— Понятия не имеет. Сидит наш человек в областном УВД и ему звонит, и все.

— Позвонить тебе на мобильный они не могут?

— Сейчас? Когда все разговоры пишутся? Ты вообще, что ли?!

— Ну, шифром…

— Кать, ты заметила, что я сегодня без мобильника?

— Нет. А почему?

— На хрена мне светить Тарасовку? По мобильнику же они пеленгуют в момент. Это база, про которую ни один человек не должен знать. Я Бог знает на какое нарушение иду, что тебя туда беру. Спаси Кракатук, чтобы пронесло.