Фаранг - Евгений Шепельский

Я-Джорек сделал к нему шаг, легко перехватил взметнувшуюся с мечом руку, выкрутил оружие — с хрустом, ломая кости, — и ударом в кадык вышиб из солдатика жизнь. Убил… так просто… Тиха Громов замер, глядя на оседающее в воду тело. И чуть не поплатился за рефлексию своей драгоценной жизнью. По бережку, почти неслышно, подбежал еще один солдат и ткнул в мою накачанную тушку копьем. Целился он спешно, бил без замаха, потому острие копья едва пропороло мой бок. Справа, там, где природа велела находиться печени. Я-Джорек взревел. Скорее удивленно, чем от боли. Схватил древко, вырвал копье из рук солдата, развернул и отправил посылку острием в грудь. Все это время солдат маячил на берегу, как статуя. Копье осталось в его груди, когда он повалился на спину. Я всадил его с нечеловеческой силой — и яростью.

— Ичих-х-ха-а-а!

В ушах звенело от прилива крови. Еще одного убил… Мои уши различили плеск за спиной. Разворот. Моргаю. Втягиваю запахи. Картина перед глазами — светло-красные пятнышки — много. Вокруг и больше всего — на склоне, над которым высится трактир.

Солдат плеснул сапогами рядом со мной. Я очнулся, раскрыл глаза и выставил ладонь, в которую врезался клинок. Удар предназначался моей головушке. Лезвие скрипнуло о кость запястья. Больно. Яростно. Злобно. Костяшками в кадык — и новый труп с застывшим взглядом падает в воду. А и ладно же работает Джорек!

Кто это там верещит? Женщина… Чего она хочет?.. Моей смерти. Не могу вспомнить, почему она на меня зла. Кто это сипло и мокро кашляет в другом окне? Да ведь это барон! Чего он хочет? Моей смерти… Все хотят смерти Джорека, а он не дается, ну что ты будешь делать!

Плеск сбоку — о, а это уже не солдат, кольчужка интересная, да и взгляд томный. Офицер барона. Почему-то знакомое лицо… Встречал его раньше? Тоже хочет меня убить… Я подхватил меч в левую руку и отбил удар тяжелой сабли. Офицер двигался так же замедленно, как и солдаты. Что за чертовщина? Джорек умеет ускоряться — или замедляет время? Прежде чем офицер попытался ударить вторично, я вогнал меч ему в горло и оставил там, ибо в левый бицепс вонзилась стрела. Еще одна стрела царапнула щеку. Солдаты садили по мне из луков, высунувшись из окон трактира. Ловкие ребята!

Я ринулся на берег, схватил торбу и помчался, петляя, как заяц, вверх по склону. Стрела прошелестела рядом. Более удачливая товарка впилась в икру левой ноги.

— За ним! За ним! За ним! — хрипло заорал начальственный бас. — Стоять, ты, ублюдок! Ты — вне закона!

Угу, стоять, чтобы меня расстреляли. Я выскочил на гребень и нырнул под сень деревьев. И помчался, со стрелами в теле, словно кабан-подранок. Если вам скажут, что бегать со стрелами неудобно — скажите «Ну-у… да». Это больно. Но инстинкты Джорека приказывали одно — бежать, бежать, бежать. Бегать в темноте по лесу — не совсем приятное занятие, однако меня вел инстинкт и зрение — ночное, звериное. Отбежав километра на два, я нагнулся и выдернул стрелы, обломав их древка. Ту, что увязла в икре, пришлось протолкнуть острием наружу. Было больно. Оглянулся и потянул носом, прикрыв глаза. Пятна… много красных пятен по моему следу.

Я развернулся и похромал в неведомую даль. Я проковылял километров десять, точно зная — Джорек ведет меня по определенному маршруту (он включал и движение по руслу какого-то ручья, чтобы сбить собак с толку, полагаю).

Когда сил уже не осталось, Джорек смилостивился и разрешил остановиться. Меня била дрожь. Раны, как и ожидалось, успели затянуться, даже распоротый бок теперь напоминал вареник с вишнями — кровь под стянувшейся раной темнела, но регенерация брала свое. В торбу присные Йорика натолкали разной еды. Суточный примерно рацион я смолотил весь, запил водой из фляги и уже намеревался отрубиться, положив под голову скатку, как рука нашарила в торбе что-то, чего там не должно было быть. Записку на тонкой, свернутой в трубку бумаге.

«Существо, ранее известное как Джорек. Мы знаем все. Двигаешься в Кустол. Аврис Сегретто. Убей. Помни — нарушивший клятву креал-вэй-марраггота умрет».

Излишнее напоминание. Я смял записку, затем расправил и высморкался в нее.

18

— Ты не поверишь, но убить человека — очень просто, — говорит мне наставник — седой, морщинистый старик, обманчиво хрупкий. — Сложнее заставить себя убить что-то невинное и прекрасное. Но если ты научишься убивать это невинное и прекрасное — с людьми у тебя проблем не будет.

Передо мной — щенок. Длинноухий, с короткой белой шерсткой и вытянутой мордочкой. Резвится в глубокой корзине, пытается выбраться, опираясь лапками, смотрит с живым любопытством поочередно то на меня, то на наставника. И каждый раз наставник сталкивает его в корзину узловатыми пальцами вампира.

— С нелюдями проблем не будет тоже. Ты понимаешь, Джорек? — Я не вижу лица наставника. Только смазанное пятно. Я киваю. Мне — пятнадцать лет.

— Теперь убей его. По счету три.

Я поднимаю щенка за холку. И убиваю, вонзив в крохотное сердце стилет.

Цепочка конников там, цепочка конников здесь, много пеших — пестрая толпа, дымки от костров в безоблачное жаркое небо. Можно не закрывать глаза, и так ясно: барон Урхолио поднял, наверное, все свое войско, срочно мобилизовал крестьян и рабов. Если б умел, так и покойников заставил бы за мною гнаться.

Каждый раз, когда я оглядывался, гребни ближайших холмов напоминали мне разворошенный муравейник.

В охоте на Джорека по прозвищу Лис участвовало не менее тысячи человек. Они вытянулись огромным полумесяцем и без устали преследовали меня. Я бежал, закинув язык на плечо, чуя, как неравнодушные к моей судьбе персоны дышат мне в затылок.

«Господа, неужели вы будете меня бить?» — «Нет, бастард, мы будем тебя убивать — больно и долго, и так, что ты пожалеешь о своем появлении на свет».

Чувство опасности разбудило посреди ночи, вырвав из когтей чудовищного сна. Острые лисьи уши различили далекий тявк собак, ржание коней, брязг оружия. Я вскочил и, еще не до конца стряхнув кошмар, помчался прочь от звуков, сулящих смерть некоему бастарду северных эльфов.

По моему следу спустили псов войны. Вот только кричать «Резня!» еще не пришло время.

Интересно, как отыскали след — я же вроде бежал по ложу ручья? Магия? Или особо чуткие собаки? Что у Йорика осталось из моих вещичек? Только меч и ножны. Значит, их и использовали. Запомню на будущее — ни единой нитки не оставлять в руках врага.

Меня загоняли в Сумрачье. Вернее, я-Джорек мчался вчера именно туда — не понятно за каким чертом, и теперь, вытянувшись полумесяцем, люди барона Урхолио не давали мне возможности вырваться из ловушки. Или Сумрачье, куда столь красноречиво отговаривал меня идти Йорик, или — в любезные руки загонщиков. Пятьдесять человек, я, конечно, убью, но их слишком много, да еще и собаки… Уж кто-кто, а я знал — умело натасканные собачки спокойно останавливают даже матерого медведя, давая время охотникам подъехать и избавить косолапого от мирской суеты.

Бегом, бегом, бегом через пустоши и перелески. А лай в спину все ближе. С собаками нагонят быстро, вернее — загонят. Мое самочувствие и скорость напрямую зависят от количества потребленной пищи, а ее-то как раз и нет — я смолотил вчера суточный запас.

Почему-то вспомнился первый «Рэмбо» — как этот хрен голым носился по горам. Я — практически в такой же ситуации. Однако не обладаю в полной мере талантами Джорека — проскользнуть между загонщиками мне вряд ли удастся. Значит — путь один: в Сумрачье. В Кустол я, разумеется, не пойду и никакого Сегретто убивать не буду. Плевал я на креал-вэй-марраггот, я не Джорек, я Тиха Громов, и под маррагготом не подписывался. А отправлюсь я вдоль реки в Рендум, туда, куда так настойчиво зовет меня женский голос. Уверен, его обладательница предложит мне кусок паззла.

Странно, но нет отчаяния, нет потери самоуверенности. Даже вчерашние убийства, скажем так, не колышут. Я сделал то, что должен был сделать, иначе бы меня пленили — и убили. После долгих, страшных пыток.

Джорек, что ты делаешь с моими эмоциями… Я не хочу относиться к убийству даже по необходимости как к чему-то незначительному! А сон… в какую же мразь меня вселила злобная судьба!

Я уже говорил — я сострадаю животным так же, как и людям. А может быть, и больше. И плевать — глубоко плевать — на мнения знатоков, которые вещают с умным видом, что, мол, такое сострадание — глупо и инфантильно. Животные — невинны. А люди, если разобраться, виновны все до одного.

Тем не менее, обрывки снов хотя бы немного приподнимали завесу таинственности над личностью Джорека…

Убийство щенка — пусть и во сне — подействовало на меня куда сильнее, чем убийство четырех солдат. Те выполняли свою работу, а щенок — он и правда был невинным. Загадочный наставник — я тебя найду. Найду и тех, кто забрал меня из поселка, чтобы планомерно воспитать из меня убийцу. Найду и молча сверну вам шеи.