Берегись автомобиля - Эмиль Брагинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твой дом – тюрьма! – расхохотался Сокол-Кружкин.
– Папа! – решительно вмешалась Инна. – Твои казарменные шутки сегодня неуместны!
– Что же делать? Что же делать? – Дима не находил себе места.
– Сухари сушить! – от души посоветовал тесть.
– Надо дать следователю на лапу! – внесла предложение практичная Инна.
– Ты сошла с ума! – вздрогнул супруг.
– Надо дать много, и тогда он возьмет! – сказала Инна.
– Молчать! – зашелся Семен Васильевич. – Смирно! Не допущу! Позор!
Инна не позволила ему продолжать:
– С твоими поучениями, папочка, ты лучше бы выступал на рынке!
– Я торгую клубнику, выращенную собственными руками! – Семен Васильевич показал натруженные ладони. – А за взятки не то что зятя, родную дочь сотру в порошок!
Дима заплакал! Он плакал оттого, что, как сапер, подорвался на мине, что зазря потерял восемьдесят рублей, что надо будет всучить следователю взятку, а это страшно, оттого, что тесть у него мерзавец, и вообще оттого, что плохо быть вором в этой стране!
Сокол-Кружкин с презрением посмотрел на ревущего зятя и сказал, приступая к обеду.
– Ничего! В тюрьме тебя перевоспитают. Лет через десять вернешься другим человеком!..
Дима в отчаянии обхватил голову руками и прошептал:
– Жениться надо на сироте!..
Дима три дня носил в кармане изрядную сумму, упакованную в конверт с идиллическим рисунком, но не решался идти к следователю. На четвертый день Инна запихнула сопротивляющегося мужа в такси и привезла его к зданию прокуратуры.
Когда Дима поднимался по лестнице, от страха его поташнивало. В коридоре он начал икать и стал двигаться толчками в такт икоте. Он был столь взволнован, что ввалился в кабинет Подберезовикова, не постучав. Встретившись взглядом со следователем, Дима интуитивно осознал, что если он вручит конверт, то уже не выйдет из этого здания без конвоя.
И вдруг случилось самое страшное: Дима лишился дара речи!
– Здравствуйте! – недоуменно сказал Максим, не ожидавший посетителя.
Дима хотел ответить, но не сумел. Он только кивнул.
– Что-то опять случилось? – спросил следователь.
Дима отрицательно помотал головой.
– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете?
Дима примитивно кивнул.
Максим налил в стакан воды и протянул немому.
Дима покачал головой. Он по-прежнему не мог вспомнить ни одного слова.
Ситуация стала забавлять Максима.
– Зачем вы пришли?
Ответить на подобный вопрос было чересчур сложной задачей для начинающего мима. Сделать то, ради чего он явился, – достать из кармана конверт и передать следователю – Дима почему-то не хотел. Он застыл как истукан, глупо моргая.
– Знаете, у меня нет времени играть с вами в молчанку! – прикрикнул Максим.
Дима обрадовался. Наконец у него появился предлог уйти, и уйти без вооруженного сопровождения. Он попятился к двери. На выходе, в предчувствии свободы, у него прорезался голос.
– Я пошел... – сказал Дима.
Правда, очутившись в коридоре, бывший немой не пошел, а побежал. Он вылетел на улицу, пронесся мимо жены и скрылся за углом.
Чтобы догнать сбежавшего, Инна снова прибегнула к помощи такси.
– Ну? – зашипела она, перехватив беглеца. – Что ты мчишься? Разве за тобой гонятся? Он взял, да?
– Ты – дура! – первый раз назвал жену ее настоящим именем Дима Семицветов...
Максим Подберезовиков переживал нелегкие дни. Как у всякого одаренного человека, у него было, конечно, чрезмерно развитое чувство самокритики. Он обзывал себя всякими нехорошими словами. Но это не помогало раскрытию преступления. Единственной усладой Подберезовикова оставались те вечера, когда он приходил во Дворец культуры и приобщался к гению Шекспира. Но последние две репетиции были отравлены тем, что не явился партнер Максима – Деточкин.
Подберезовиков направился к нему домой выяснить, в чем дело.
– Я из Народного театра, – представился Максим маме Деточкина.
Антонина Яковлевна встретила его радушно. Она скучала и была рада любому гостю.
– Я очень довольна, что Юра играет в театре. По-моему, у него есть способности. Я ненавижу Юрины командировки! – продолжала мама, как обычно, без всякой связи. – Всегда срывается среди ночи и исчезает. Люба права – тут что-то неладно...
– Кто это – Люба? – едва успел вставить Максим.
– Юрина невеста. Он какой-то несовременный – очень долго за ней ухаживает... Она водит троллейбусы – славная женщина! Они познакомились, когда он пришел ее страховать... Какие у страхового агента могут быть командировки? Почему он возвращается нервный? А на этот раз он заявил Любе, что поедет не в Тбилиси, а еще куда-нибудь. Вы не можете объяснить, что все это означает? Вы кто по профессии?
– Следователь! – Максим слушал монолог словоохотливой мамы Деточкина с возрастающей внутренней тревогой.
– Вот вы и разберитесь! – отреагировала на профессию Максима Антонина Яковлевна. – Когда я была молоденькой, за мной тоже ухаживал следователь, но я вышла замуж за красноармейца.
– А когда Юрий Иванович уехал? – спросил Подберезовиков с тайной надеждой.
– На нашей свадьбе гулял весь полк. Мы пели «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка», – продолжала вспоминать мама. – Вы знаете эту песню?
– «Иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка», – закончил Максим. – Когда он все-таки уехал?
– Трое суток назад, ночью, – сказала Антонина Яковлевна. – Представьте себе, самое поразительное: он заехал прощаться к Любе на какой-то «Волге»!
– Может, это было такси? – Следователь должен быть человеком, который всегда сомневается.
– Нет, он сам был за рулем.
– Разве Юрий Иванович умеет водить машину?
– Еще бы! – с гордостью сказала мама, не подозревая того, что творит. – Десять лет шофером работал, потом в аварию попал. У него было сотрясение мозга. Он лежал у Склифосовского. Я тоже не выходила из больницы. Врачи советовали Юре пока не ездить. И он пошел в страховые агенты, временно, конечно. Я так хочу, чтоб они поженились! Я мечтаю о внуке или внучке, мне все равно!
Максим улучил удобный момент, поспешно распрощался и ушел.
Он был потрясен своим открытием.
Он вспоминал, и воспоминания жгли его сердце.
Деточкин проявлял болезненный интерес к поиску гла варя.
У Деточкина болела нога как раз на следующий день после истории с волчьим капканом...
Деточкин горячо защищал толстенького...
Деточкин обычно курил «Беломор», но тогда у него оказались сигареты «Друг»...
Наконец, Деточкин исчез той самой ночью, когда у Семицветова угнали машину...
Улики? А может быть, совпадения?
Нет, это улики! Но косвенные, а не прямые!
Тут Максим, который шагал по вечернему городу, остановился.
Он ясно увидел перед собой доверчивые, добрые, грустные глаза Юрия Ивановича, которые смотрели на него с укором.
И Максим осудил себя за дешевую подозрительность, за пристрастие к первой, поверхностной версии, за оскорбление дружбы.
«Юрий Иванович – скромный работяга, небогато живет, любит искусство. Как он грандиозно репетирует! Как он правдив, и естествен!
Нет, конечно, не Юрий Иванович крадет автомобили!
А может быть, все это маскировка?»
Максим опять зашагал по улице, ускоряя темп.
«Конечно, Деточкин притворяется! Он актер не только в Народном театре, но и в гуще народной жизни! Ведь я сам сообщил ему, что снял слежку с семицветовской машины, и он тотчас же нагло воспользовался моей откровенностью! Это не я оскорбляю дружбу, а Деточкин втоптал ее в грязь!»
Максим бежал и бежал по ночной Москве. Он задыхался. Он перестал бежать, остановился и обнял фонарный столб.
Подберезовиков являл собой образец сомневающегося следователя, и это было прекрасно!
Казалось, все нити вели к виновности Деточкина, но Подберезовиков упорно боролся с логикой, Сердце подсказывало ему, что тут дело не просто!
«Может, я ошибаюсь? – терзал себя Максим. – Может, я поддался на болтовню пожилой женщины? Надо еще раз тщательно все взвесить. У меня сдают нервы. Я готов посадить друга. Юрий Иванович не должен быть виновным!»
Максим вернулся домой. Он не спал ночь. Он страдал. Его мысли путались. Он изо всех сил сдерживал себя и остерегался выводов. Он сопоставлял факты. Он опровергал факты. Он ходил по комнате. Он пил кофе.
«Каждый преступник совершает свое преступление не ради удовольствия, а с конкретной целью. Для чего Деточкину похищать машины? Что делает он с таким количеством денег? Копит? Не похоже! Предается разгулу? Тоже маловероятно.
Нет, Юрий Иванович не преступник!..»
А утром следователь побежал в районную инспекцию Госстраха, все еще надеясь, что Юрий Иванович послан в командировку на служебной машине.
Но Яков Михайлович Квочкин окончательно разоблачил страхового агента:
– У Деточкина уйма хилых родственников. На этот раз вышел из строя его любимый племянник.
В душе Максима все оборвалось и рухнуло. Его положение стало отчаянным: вина Деточкина была теперь бесспорной!
