Домашние задания - Якоб Аржуни

— Спасибо. Я тебе позвоню, как только картина немного прояснится. Единственное, о чем я хотел бы попросить тебя сейчас: у меня в понедельник утренние часы — если бы ты смог обеспечить мне замену. Думается, мне надо собраться с силами перед собранием.

— Ну ясно, без проблем.

— Тогда, значит… Скоро увидимся.

— Скоро увидимся. И… выше голову, дорогой.

Положив трубку, Линде пошел в ванную к шкафу с лекарствами Ингрид и проглотил две особенно сильные успокоительные таблетки. Упаковку с ними он положил себе в карман. Потом заказал такси, которое и отвезло его в больницу. Вторую половину дня и два следующих он провел у кровати Пабло, держал его руку и рассказывал веселые истории из их прошлого, строил планы на будущее, стараясь вернуть сына к жизни. Иногда ему казалось, что он видел какую-то реакцию — что-то похожее на улыбку или движение, однако к вечеру воскресенья состояние Пабло все еще было прежним.

Дома Линде опять принял успокоительные таблетки и улегся перед телевизором. Пока передавали новости и сообщения о новых налоговых законах, он думал о завтрашнем и представлял себе толпу своих коллег, сгорающих от нетерпения вершить над ним суд. И среди них Брунса, тело которого все еще хранило запах какого-то Джереми. Как он презирал весь этот сброд!

После налоговых законов сообщили о новом преступлении террористки-смертницы в Израиле. Одна палестинка взорвала себя на пограничном переходе, одиннадцать жертв. Линде едва покачал головой, затуманенной успокоительным. Какая драма. Мать двоих детей. И весь мир смотрел на это. Как бы ему хотелось поговорить сейчас об этом с Пабло.

На спортивных известиях Линде заснул.

13

Наступил бирюзовый солнечный весенний день. Линде въехал на школьный двор, слез с велосипеда и прислонил его к решетке ограды. Хотя он только что принял успокоительную таблетку Ингрид, руки у него дрожали, и он не сразу сумел просунуть велосипедный замок сквозь решетку и запереть его маленьким ключиком. Потом вынул папку из корзинки и пошел по пустому двору к административному зданию. В окнах конференц-зала он заметил головы нескольких коллег, наблюдавших за ним.

За последние два дня Линде понял, что это собрание было для него большим и, вероятно, единственным шансом. В пятницу он небрежно бросил Брунсу: «О собрании в понедельник не беспокойся». Но теперь он думал, что если сегодня провалится, то можно будет поставить крест на его будущем в Шиллеровской гимназии, а то и вообще на профессии учителя. Пристрастие к малолетним рождало самые гнусные подозрения, какие только мог вызвать педагог. Правда, он придумал, на его взгляд, довольно хитроумный план, как ему построить свою речь перед коллегами, но если этот план не сработает, если они не станут его слушать или вообще уже решено с ним покончить, то ему можно паковать чемоданы.

Он распахнул стеклянную дверь, поздоровался с женщиной в вестибюле и поднялся по лестнице. С каждой ступенькой ему казалось, что желудок становится все тяжелее, а во рту все суше.

Прислонясь к притолоке курилки, стоял Дирк Рост и разговаривал с кем-то находившимся в комнате. И Линде вновь вспомнил тот день, когда Рост забирал у них старый холодильник. Общался ли он с Ингрид после этого? Может, они разговаривали о чем-то еще, кроме лечебных мазей? И не был ли Рост в последние годы своего рода другом дома по электронной переписке, а Линде ничего и не знал?

Заметив Линде, Рост заговорил громче и казался весьма увлеченным разговором.

— Здравствуй, Дирк.

Рост удивленно повернул голову:

— О, привет, Йоахим.

В курилке Линде увидел и Барбару Вудбридж, американку, которая преподавала английский язык, а в свободное время устраивала загородные поездки для учеников и учителей — любителей скалолазания. «Американка, — подумал Линде, — если она слышала об этом электронном письме, то считает меня сущим дьяволом».

— До скорой встречи на собрании.

Рост криво ухмыльнулся:

— Да, до скорой встречи.

— Хай, Барбара! — Линде помахал в глубь комнаты.

— Хай, how are you?

Не отвечая, Линде зашагал дальше по коридору. Завернув за угол, он увидел перед дверью конференц-зала Брунса, беседовавшего с Роландом Церке, учителем химии.

В воскресенье и субботу Брунс звонил четыре или пять раз, интересовался здоровьем Пабло, предлагал помощь и как бы невзначай в который уж раз спрашивал, уверен ли Линде, что ему надо выступать в понедельник на собрании.

— Они тебя не слишком жалуют, ты это знаешь?

— А что ты предлагаешь? Чтобы я спрятался? Тогда они решат, что я действительно виноват.

— Я просто думал, что тебе следовало бы немного обождать. Ведь нервы у тебя сейчас наверняка на пределе.

— Вот именно. И поэтому я не хочу еще и рисковать потерей работы.

— Но, Йоахим, я гарантирую тебе.

— Спасибо. Но если эта история продлится, тебе не останется ничего другого, как отправить меня в отпуск, а потом и уволить. Даже если ты этого не захочешь.

— Я рад, что ты это понимаешь.

— Привет, Йоахим! — Брунс обернулся к Церке, что-то тихонько ему сказал и, когда Церке направился к конференц-залу, подошел к Линде. Казалось, Брунс не знал, как себя вести после всех событий последних дней. Кроме того, его явно смущали синяк под глазом и рассеченная губа Линде. Потом он вдруг наклонился к нему, обнял и сказал: — Ах ты, бедолага.

Глядя поверх плеча Брунса, Линде увидел, что Церке и Катя Серензен заметили их объятие.

— Как ты себя чувствуешь? — Брунс не убирал руку с плеча Линде.

— Ну как, соответственно обстоятельствам. Только что приехал из больницы. Знаешь, когда я вижу там Пабло, то по сравнению с этим нынешнее собрание — пустяк.

Брунс кивнул:

— Понимаю. — Однако лицо его все еще было озабоченным.

В воскресенье, ближе к вечеру, он сказал Линде, что знает о двадцати четырех получателях письма. Очевидно, у Ингрид имелся адрес почтового бота, автоматически рассылающего всем сотрудникам поступившие сообщения, обычно это были сроки каникул или недельное меню столовой.

— Что с твоим лицом?

— Ах это… В пятницу вечером была такая суматоха, что я еще и с лестницы упал. Да ерунда. — Линде пожал плечами и храбро улыбнулся. — Ну пошли, давай покончим с этим.

Пять минут спустя Брунс позвонил в колокольчик. Человек сорок сидели за большими столами, в центре у стены Брунс, перед ним преподаватели, в углу, на своем обычном месте Линде.

Через какое-то время Брунсу пришлось еще раз позвонить в колокольчик, чтобы стих шум в зале.

Брунс немного подождал, пока последний из присутствующих поставит свою чашку с кофе, и сказал тихим, спокойным голосом:

— Дорогие коллеги, я буду краток. За более чем двадцать лет моей работы в нашей школе это, пожалуй, один из самых трудных моментов для меня. Я исхожу из того, что в последнюю пятницу вы все получили ужасное электронное письмо или, во всяком случае, знаете его содержание. — Брунс обвел сидящих вопрошающим взглядом. Никто не отреагировал. — Как и многие из вас, я был совершенно потрясен. Не только потому, что обвинения, изложенные в тексте, направлены против одного из коллег, но, в моем случае, и против моего хорошего знакомого. Я знаю Йоахима Линде примерно двадцать пять лет, его супругу Ингрид двадцать. Никогда бы не подумал, что когда-нибудь мне придется столкнуться с такой ситуацией в связи с этой парой. Но, — Брунс поднял руки, — жизнь полна неожиданностей. Чего вы, вероятно, не знаете: ко всему прочему, Пабло, сын Ингрид и Йоахима Линде, в пятницу попал в тяжелую аварию и лежит в больнице, он в коме.

В зале поднялся шум, многие смотрели на Линде, и он почувствовал, что коллеги испытывают к нему не только презрение. Трудно сказать, было то лишь любопытство — как человек может все это вынести — или некоторое понимание, что при таком количестве несчастий, дело, скорее всего, не столь уж однозначное. Что виноват не только злодей Линде. Как бы для того, чтобы удостовериться, что папка все еще при нем, Линде нащупал в ней и разложил на столе перед собой фотографии, которые нашел в четверг в комнате Пабло. На этом строился его план. Этим он намеревался переломить ситуацию. Но успех зависел от настроения слушателей, и Линде молил Бога, чтобы коллеги пришли хорошо выспавшимися.

— Несмотря на это, Йоахим настоял — и я призываю вас оценить, чего стоил ему этот шаг, — чтобы мы сегодня на этом собрании имели возможность высказать свою точку зрения на упреки его супруги. К первоначальному поводу нашего собрания, неподобающему поведению Оливера Йонкера, мы вернемся позже. — Брунс взглянул на Линде и кивнул ему: — Прошу, Йоахим…

Все лица повернулись к Линде. На секунду у него закружилась голова, и он решил, что придется сейчас же уйти. Быстро скрестив руки, он для большей устойчивости уперся локтями в стол и остановил взгляд на столешнице.