Том 1. Стихотворения 1904-1916 - Велимир Хлебников

22 сентября 1915

Признание («Вы помните ивы…»)*

Вы помните ивы,Там, где морские виднелись кочевья?И вы(Вдруг побледневши, я понял, что гнев я)Берите вновь стрелу, пращу,Ругая, и мчитесь за вепрем.И я, став долиной, прощу,Что лег неподвижно в траве прям.Посеребренная зимою,Вы – камень охоты на миг.Я морем печали замоюИ скроюсь в сказанья из книг.И все же воскликну я в час свой:«Охотница строгая, здравствуй!»Пусть здравствует, трепет неся, тетива,Где скачка за лосем еще не наскучила,И эта охота, где тетереваЛетят на неумное чучело.«Мы вам пришлемВаш шлем.Помните наших друзей».Я рад, что он из ниток, как Тезей,И мне опорой будет палка –Одно лишь слово ваше: «жалко».

1915

«И снова глаза щегольнули…»*

И снова глаза щегольнулиЖемчугом крупным своим,И просто и строго взглянулиНа то, что мы часто таим.Прекрасные жемчужные глаза,Звенит в них утром войска «вашество».За серебром бывают образа,И им не веровать – неряшество.Упорных глаз сверкающая резьИ серебристая воздушь.В глазах: «Певец, иди и грезь!» –Кроме меня, понять кому ж?И вы, очаревна, внимая,Блеснете глазами из льда.Взошли вы, как солнце в погоду Мамая,Над степью старою слов «никогда».Пожар толпы погасит выходВаш. Там буду я, вам верен, близь,Петь восхитительную прихоть.Одеть холодных камней низь.Ужель, проходя по дорожке из мауни,Вы спросите тоже: «Куда они?»

1915

«Эта осень такая заячья…»*

Эта осень такая заячья,И глазу границы не вывестиОсени робкой и зайца пугливости.Окраскою желтой хитерОсени желтой житер.От гривы до греблиВсюду мертвые листья и стебли.И глаз остановится слепо, не зная, чьяОсени шкурка или же заячья?

1915

«Девы и юноши, вспомните…»*

Посв. Вере Б.

Девы и юноши, вспомните,Кого мы и что мы сегодня увидели,Чьи взоры и губы истом не те,А ты вчера с позавчера, увы, дели.Горе вам, горе вам, жители пазух,Мира и мора глубоких морщин,Точно на блюдах, на хворях чумазыхПоданы вами горы мужчин.Если встал он, принесет ему череп «эс»,Вечный и мирный, жизни первей!Это смерть пришла на переписьПищевого довольства червей.Скажите, люди, да есть же стыд же!Вам не хватит в Сибири лесной костылей,Иль позовите с острова ФиджиЧерных и мрачных учителейИ проходите годами науку,Как должно есть человечью руку.

Нет, о друзья!Величаво идемте к Войне-Великанше,Что волосы чешет свои от трупья.Воскликнемте смело, смело как раньше:«Мамонт гнусный, жди копья!Вкушаешь мужчин a la Строганов».Вы не взошли на мой материк!Будь же неслыхан и строго новПохорон мира слепой пятерик.Гулко шагай и глубокую тайнуХрани вороными ушами в чехлах.Я верю, я верю, что некогда «майна!»Воскликнет Будда или Аллах.

Белые дроги, белые дроги,Черные платья и узкие ноги!Был бы лишь верен, вернее пищали с кремнями, мой ум бы.Выбрал я целью оленя лохматого.За мною, Америго, Кортец, Колумбы!Шашки шевелятся, вижу я мат его!

1915

«Где волк воскликнул кровью…»*

Где волк воскликнул кровью:«Эй! Я юноши тело ем»,Там скажет мать: «Дала сынов я».Мы, старцы, рассудим, что делаем.Правда, что юноши стали дешевле?Дешевле земли, бочки воды и телеги углей?Ты, женщина в белом, косящая стебли,Мышцами смуглая, в работе наглей!«Мертвые юноши! Мертвые юноши!» –По площадям плещется стон городов.Не так ли разносчик сорок и дроздов?– Их перья на шляпу свою нашей.Кто книжечку издал: «Песни последних оленей»,Висит рядом с серебряной шкуркою зайца,Продетый кольцом за колени,Там, где сметана, мясо и яйца.Падают Брянские, растут у Манташева.Нет уже юноши, нет уже нашегоЧерноглазого короля беседы за ужином.Поймите, он дорог, поймите, он нужен нам!

1915

«Еще сильней горл медных шум мер…»*

Еще сильней горл медных шум мер,Его не каждому учесть,И женщины, спеша на тех, кто умер,Суворовой женщин делают честь.Я вижу войско матерей,Грудными выстрелы младенцами,Чума серчала матерей,Монблан спеша набросить венцами.И некто третий воскликнет «на нож!»В ухо и тем и этим пехотам,И тучи утробных младенческих ношПомчатся на битву, не думая, кто там.Последний любовник прикажет вам: «Пли!»,И бич глаз ударит по верным рядам,И каждая девушка молвит: «Мы, девушки, ползали раньше, как тли,Теперь же я мать, и хлыстом материнства в лицо смерти я дам!»И вещей жены рукомойник над тазом,И конницы с Волог, Висел и Кам,И пушек Мусоргский над тайным приказом,Все слилось и мчалось к единым войскам.О, повивальные бабки и мамкиИ мостовая из мертвых «но-но»!<Кишки> из полков и <кашка> из <камки>,Он и она в зазвеневшем оно!И жен степных из камня баб грусть,Что глыбой выросли стыдливо,Уж украшает знак за храбрость,Желтея тигром, рожью жнива.Я помню, как кто-то в котле броненосца дыруПочинил своим телом, без разговора и споро.Жены, в руки детей! И «на уру»!На окопы смерти, на окопы мора!Младенцы, туда же, в стан смерти!Ведь броневые защиты порвут темноглазые дети в яслях скота!Пусть крутится слабо на прежних вер ТДохнувшая воздухом гибели та!И каждая бросится, вещая хохотом,Вскочив на смерти жеребца,Вся в черном, услышав: «На помощь! Мне плохо там!» –Сына или отца.И люди спешно свои души моют в прачешнойИ, точно забор, перекрашивают спешно совести лики,Чтобы ноздрёй сумасшествия некто прекрасновеликий,Некто над ухом завыл: «Теперь ты ничего не значишь, эй!»И самые умные, нацепив воротнички,Не знали, что дальше делать с ними?Встав на четвереньки, повесить на сучкиИли прочитать на них обещанное имя?

1915

«Вы помните? я щеткам сапожным…»*

Вы помните? я щеткам сапожнымМалую Медведицу повелел отставить от ног подошвы,Гривенник бросил вселенной и после тревожноИз старых слов сделал крошево.Где конницей столетий ораныЛохматые пашни белой зари,Я повелел быть крылом воронуИ небу сухо заметил: «Умри!»И когда мне позже приспичилось,Я, чтоб больше и дольше хохотать,Весь род людей сломал, как коробку спичек,И начал стихи читать.Был шар земнойПрекрасно схвачен лапой сумасшедшего!За мной!Бояться нечего!

1915

Пен пан*

У вод я подумал о бесеИ о себе,Над озером сидя на пне.Со мной разговаривал пен пан,И взора озерного жемчугБросает воздушный могуч межИвы,Большой, как и вы.И много невестнейших вдов водПреследовал ум мой, как овод.Я, брезгая, брызгаю ими.Мое восклицалося имя.Шепча, изрицал его воздух.Сквозь воздух умчаться не худ зов.Я озеро бил на осколкиИ после расспрашивал: сколько?И мир был прекрасно улыбен,Но многого этого не было.И свист пролетевших копытокНапомнил мне много попытокПрогнать исчезающий нечетСреди исчезавших течений.

1915, 1916

«Панна пены, панна пены…»*

Панна пены, панна пены,Что вы, тополь или сон?Или только бьется в стеныРоковое слово «он»?Иль за белою сорочкойГолубь бьется с той поры,Как исчезнул в море точкойХмурый призрак серой при?Это чаек серых лёт!Это вскрикнувшие гаги!Полон силы и отвагиЧерез черес он войдет!

1915–1916