Миг - и нет меня - Эдриан Маккинти

Темный закончил свою вступительную речь, и слово взял Лучик, который заговорил о вещах более прозаических и скучных. Потом Темный решил посвятить нас в подробности выборов в местные отделения профессиональных союзов, но я, честно сказать, слушал его вполуха. В конце речь зашла о каких-то внутренних организационных вопросах, но это продолжалось недолго, так как Лучик никогда не перегружал нас подобными мелочами. У меня в памяти остались лишь слова о том, что переговоры с Дермотом, которые должны были состояться вчера, пришлось перенести на пару дней. Еще Лучик сказал, что сам поедет с нами на разборку, чтобы серьезность происходящего скорее дошла до маленького ублюдка.

После этого повестка дня была исчерпана, и меня, Фергала, Шона и Мики Прайса отпустили, велев отправляться вниз. С нами пошел и Боб, которому понадобилось в туалет. Выйдя оттуда, он окинул нас сердитым взглядом и снова поднялся наверх.

Бар был полон, и Пат усадил нас за единственный свободный столик в углу. По идее, платить за пиво была очередь Мики, но поскольку Фергал углубился в подробный рассказ о наших вчерашних похождениях, я отправился к стойке сам. Когда я вернулся, с трудом неся четыре большие кружки, Фергал уже заканчивал, причем согласно его версии получалось, что на обратном пути мы все съели в «Макдональдсе» по бигмаку — нам, дескать, все нипочем. Мики Прайс слушал его с разинутым ртом, но на Шона Маккену, который побывал в федеральной тюрьме в Техасе и отсидел четыре года то ли в Оссининге, то ли в Аттике, наши приключения не произвели большого впечатления. Судя по его взгляду, он готов был рассказать историю покруче. Я не сомневался, что в его рассказе одному отрежут голову ножовкой, другого выпотрошат при помощи ножниц по металлу, третьего прибьют гвоздями к потолку или будут пытать электросварочным аппаратом, поэтому прежде, чем он открыл рот, я отправился в туалет.

Прежде чем вернуться к столику, я поболтал немного с Патом и миссис Каллагэн и поискал Бриджит, но, по всей вероятности, она ушла куда-то с подругами.

Потом сверху спустился Скотчи. Тронув меня за плечо, он сказал, что Темный и Лучик хотят меня видеть.

«Вот твой последний шанс удрать», — сказал я себе, но мне не хватило смелости броситься к дверям, и я послушно поднялся в банкетный зал.

Когда я вошел, Темный, Лучик и Боб просматривали какие-то бумаги.

— Гхм, — откашлялся я. — Вы хотели меня видеть?

Темный даже головы не поднял. Лучик улыбнулся.

— Да, Майкл, — сказал он. — Садись-ка сюда…

Я сел. Темный повернулся и посмотрел на меня.

Большой Боб поднялся. Зачем? Чтобы удобнее было нанести удар?

— Вчера вечером я говорил с Лучиком о тебе, Майкл… Должен сказать откровенно — мы давно к тебе приглядываемся, и пока нам нравится то, что мы видим. Я вот что хотел сказать тебе, Майкл: если ты не скурвишься и будешь работать как следует, мы тебя не забудем. И тогда ты сможешь добиться многого, — сказал Темный, вручая мне конверт, в котором лежало пять двадцатидолларовых бумажек.

— Спасибо, Темный, — поблагодарил я.

Лучик ухмыльнулся:

— С тобой все. Можешь идти.

Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Меньше всего мне хотелось, чтобы они поняли, как мне хочется поскорее убраться отсюда.

— Да, и навести Энди, — сказал Темный, когда я был уже у дверей.

Четыре моих обычных кружки я уже выпил, поэтому внизу я попрощался с парнями и поехал домой. Путь был неблизкий, к тому же, несмотря на усталость, я решил последовать совету Темного и, не откладывая дела в долгий ящик, побывать в больнице и узнать, как поживает Энди. Речь шла не о посещении — посетителей в палаты наверняка пускали только днем. Я хотел просто навести справки о нашей крошке.

Интересно, почему Темный вообще заговорил об Энди? Может, он хотел, чтобы я своими глазами увидел, что случается с дружками Бриджит? Гм-м…

Больничные корпуса были разбросаны по довольно обширной территории, и мне пришлось четыре раза обращаться к охранникам, прежде чем я узнал дорогу в отделение реанимации, но даже после этого я по ошибке забрел в приют для бездомных.

Разумеется, в реанимацию уже не пускали, а когда дежурная сестра узнала, что я даже не родственник, она буквально вытолкала меня, велев приходить в более приличное (как то считают пресвитериане) время.

С таким напутствием я отправился восвояси. Я собирался покинуть больницу, но снова заблудился. Пока я разыскивал выход, мне попался туалет, я воспользовался случаем, чтобы отлить. Покончив с этим важным делом, я вышел в коридор, раздумывая, как, черт побери, мне отсюда выбраться, когда вдруг увидел… Кого бы вы думали? Миссис Лопата собственной персоной! Она стояла буквально в двух шагах от двери туалета и, сжимая в дрожащей руке пластиковый стаканчик с кофе, с ненавистью смотрела на меня.

Я уверен, что на моем месте Скотчи, не задумываясь, сделал бы ноги. И по-хорошему мне тоже следовало удрать. Это было бы самое разумное, но вместо этого я подошел к ней и сказал:

— Эй, послушайте, я здесь не из-за Лопаты. Я навещал одного приятеля и заблудился, а теперь никак не могу найти выход. Я вовсе не хотел вас пугать. Извините.

Она довольно долго смотрела на меня исподлобья, и я уже думал, что сейчас она вцепится в меня ногтями или обольет своим кофе, но она вдруг заплакала. Плечи ее затряслись, а кофе выплеснулся из стаканчика и потек по руке.

Сначала я растерялся, потом осторожно взял стаканчик у нее из рук и подвел к стоявшим у стены пластиковым сиденьям. Миссис Лопата поплакала еще немного, достала носовой платок, высморкалась, потом всхлипнула еще несколько раз. Через минуту-другую она успокоилась и внимательно посмотрела на меня. Под ее взглядом я чувствовал себя очень неловко, и мне захотелось что-то ей сказать.

— Как он? — спросил я.

— В сознании. Его оперировали четыре часа. Четыре часа под ножом! Ему дали наркоз, накачали болеутоляющими, а он все не спит! Это так на него похоже. Все сиделки были просто поражены — они такого еще не видели.

— Да, Лопата крепкий парень, — сказал я.

— Но с троими ему было не справиться, — ответила она.

— Нет.

Некоторое время мы сидели молча. Потом я снова посмотрел на нее:

— Конечно, от слов мало проку, но я надеюсь, что он поправится.

— Зачем Скотчи понадобилось его калечить? Он бы заплатил. Он всегда платил! — воскликнула она.

Теперь я понял, в чем дело. Она думала, что с Лопатой расправился Скотчи, что я лишь помогал ему… Что ж, я не стал ее переубеждать.

— Скотчи думал, что Лопата завалил нашего Энди, — сказал я, решив, что от Скотчи не убудет, если она станет считать виноватым его.

— Но он ничего такого не делал, — грустно возразила она.

— Да, я знаю, — вырвалось у меня.

У нее на щеке синел внушительных размеров синяк — это Скотчи ударил ее рукояткой револьвера. Волосы у миссис Лопаты были короткие, светлые, и это шло ей куда больше, чем нелепый черный парик, который был на ней вчера. Парик был ей совершенно не к лицу…

Мысль, как это часто со мной бывает, самопроизвольно облеклась в слова.

— Вы, случаем, не еврейка? — спросил я.

— Нет. А почему вы спросили?

— Вчера вы были в парике.

— Это он придумал, — объяснила она, ткнув пальцем в дверь палаты за спиной.

— Лопата? — удивился я.

Она кивнула, потом покачала головой.

— Я постригла волосы, а ему не понравилось, и он сказал, что заставит меня носить парик, пока они не отрастут, — объяснила она.

Говорила она серьезно или шутила? Я терялся в догадках. Больничная обстановка к шуткам вроде бы не располагала, и я взглянул на нее повнимательнее. Жена Лопаты показалась мне совсем молодой, она была младше мужа лет на десять. У меня сложилось впечатление, что она принадлежит к иному, более высокому социальному кругу, и я спросил себя, как они встретились, как сошлись… Сейчас я думал, что записной выпивоха Лопата и его сдержанная, мягкая жена не особенно подходят друг другу, но с другой стороны, любовь не разбирает…

— Но почему парик черный? — спросил я. Она рассмеялась:

— Его спросите.

— Он, значит, просто пошел и купил эту штуку? — уточнил я.

— Не знаю, — ответила она и снова засмеялась.

— По-моему, он просто ненормальный, — сказал я. — Без парика вам гораздо лучше.

— Вы так считаете?

— Никаких сомнений.

Она прикусила губу и вздохнула:

— Не понимаю, почему вы с Фергалом слушаетесь Скотчи, ведь он — настоящее чудовище, психопат. Тупость какая-то.

Я и не подозревал, что она знает нас настолько хорошо. Раньше я с ней не встречался, это точно, но, быть может, она видела нас в «Четырех провинциях» или еще где-нибудь. Расспрашивать ее я, однако, не стал, и минуту или две мы сидели молча.

— Пойдем отсюда, — сказала она наконец.