Семь футов под килем - Илья Миксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пал Палыч! — Голос Лёшки подрагивал от волнения и ещё не пережитого до конца сладостного и острого восторга. — Пал Палыч, можно позвонить ребятам?
— Звони. — Пал Палыч крепко пожал руку: — Поздравляю, Алексей!
— Спасибо.
Он позвонил мотористам:
— Экватор прошли!
«Кому ещё сообщить великую новость? Дядя Вася совсем недавно ушёл отдыхать. Жаль тревожить…»
— Можно отлучиться на минутку?
— Пять минут, не больше.
— Есть не больше!
Он стремглав полетел вниз. «Кого разбудить, кого обрадовать? Федоровского? Пашу? Зозулю?»
У самой столовой, в нескольких шагах от боцманской каюты, он услышал низкий нарастающий рёв.
Титанический удар потряс судно. Раздался хруст, треск. «Ваганов», будто ему переломили стальной хребет, рухнул носом вниз. Лёшку оторвало от палубы и швырнуло на переборку. Ухватиться за штормовой поручень он не успел и, свалившись, вкатился через распахнутые двустворчатые двери в столовую.
Погас свет. Где-то произошло короткое замыкание. Мрак и невесомость длились секунды, но почудились вечностью.
«Ваганов» зарылся в воду до тамбучины грузовой фокмачты. Корма вздыбилась; сверкающие лопасти гребного винта беспомощно завертелись в воздухе.
Где-то рядом завопили странным и жутким голосом: «В-в-вв!»
Цепляясь за столы и кресла, Лёшка выбрался в коридор.
Зозуля, в одних трусах, мокрый с головы до пят, изо всех сил тянул на себя дверную ручку. Будто там, как в клетке, бесновалось хищное страшилище, океанское чудо-юдо, которое пыталось вырваться.
Из вентиляционной дверной решётки по ногам боцмана хлестала вода.
Не соображая, что произошло, Лёшка стал помогать Зозуле и закричал:
— Вода!
Первым примчался артельный Левада.
— Коля! Николай Филиппович! Что с тобой? — Левада судорожно ощупал боцмана. — Ушибло тебя? Ранило?
Как ни очумел от всего происшедшего Лёшка, но столь неожиданное проявление Левадой тревоги за боцмана поразило его. Ведь они вечно подтрунивали друг над другом. И никогда ещё Лёшка не слышал, чтобы Зозулю называли по имени или по имени и отчеству.
Убедившись, что с боцманом ничего не случилось, Левада оторвал их от двери и навалился на неё плечом.
В коридор хлынул целый водопад.
Со всех сторон уже бежали матросы.
В боцманской каюте по самый комингс плескалась вода.
Волна вдавила двойную обшивку и выжала иллюминатор. В какие-то доли секунды в каюте всё перевернулось вверх дном. Боцман вылетел из койки вместе с матрацем. Нижний рундук открылся, и оттуда, как прибоем на песчаную отмель, вынесло меховой жилет, стёганку, вязаную шапочку и… малярные кисти.
Новенькие, нетронутые, дефицитные кисти! Макловицы, плоские, трафаретки, филёночные, флейцы. Боцман выхватывал их из воды и не выпускал из рук.
— А-а-а! — мстительно протянул Левада, возвратившись к прежнему тону. — Вот он где, твой загашник. «Нету, вышли все», да? А они тут! Обман всегда на чистую воду выйдет!
Боцман, не слушая его, вылавливал судовое имущество.
Старший матрос пробрался к повреждённому иллюминатору. Когда пришёл капитан, он доложил ему:
— Заделаем, вмятину подрихтуем, но герметичности не будет, хотя и постараемся.
— Постарайтесь. — И капитан Астахов ушёл наверх принимать доклады: что там ещё натворила волна № 21. Или четырнадцатая, или девятая.
Зозуля полностью овладел собой, узнал Лёшку.
— Почему здесь?
— Экватор, — невпопад объяснил тот.
— Марш на верхотуру!
Пал Палыч сделал Лёшке строгое внушение.
— Место вахтенного здесь. Там и без тебя управились бы.
С брюк стекала вода. «Надо переодеться или отжать набухшие штанины», — подумал Лёшка.
— Смотреть внимательней!
— Есть смотреть внимательней!
«Откуда она такая взялась?» — подумал Пал Палыч о водяной громадине, наделавшей столько шуму.
— Что там стряслось? — позвонил из машинного отделения вахтенный механик. — На кита наехали?
— Об экватор споткнулись.
Когда в боцманской каюте навели порядок — относительный, после-аварийный, — появился Паша Кузовкин. Босиком, в джинсах и спасательном жилете на голом теле. Увидев его, Зозуля начал заикаться:
— Пригот-товился уж-же?
— Готов, товарищ боцман, — трясясь мелкой дрожью, ответил Паша.
— Ну и иди. Иди! — рявкнул боцман.
— Куда? — Глаза Паши, круглые от страха, совсем выцвели.
— Куда собрался, Паша!
— Не бойся, не утонешь, ты же лёгкий, — ввернул артельный Левада.
— Почему? — Паша пугливо отпрянул назад.
— Тебе лучше знать, Па-ша. О своей шкуре только и хлопочешь. Иди, спасайся!
Паша дал ходу.
— Стой! — опомнился Зозуля. — Дело сперва сделай. Швабру в руки, Кузовкин! Чтобы ни пятнышка, ни капли в коридоре! — И уже спокойно, обращаясь к остальным: — Спасибо, ребята. Дальше я и сам управлюсь.
— Дай одну трафаретку и два флейца! — Левада не попросил, а потребовал.
— Принесу, потом… Сказал — значит, будет.
Не дал боцман сразу дефицитные кисти! Знал, что теперь уже всё равно: сколько ни проплавай на «Ваганове» или других судах, эпизод с кистями будет преследовать его всю моряцкую жизнь. Попробуй не дать что-нибудь, сразу получишь в ответ: «Потопа ждёшь? Ну-ну!»
Он услышал эту фразу очень скоро. Соломоновы острова оградили «Ваганова» от буйного тихоокеанского простора. Заштилило, будто в озере под Кавголово. Можно было заканчивать окраску главной палубы. Боцман, старший матрос и Федоровский работали валиковыми кистями, остальные красили малярными ручниками труднодоступные места: широким цигейковым валиком на длинной палке в щель не залезешь.
Из трёх обещанных новых кистей Зозуля принёс лишь две.
— А флейц? — язвительно напомнил Левада. — Опять двадцать первую волну ждать?
МОБАЛИШТОВ океане нет почтовых ящиков. Моряки не пишут писем, а посылают радиограммы. И ответы получают только по эфиру.
Связь судна с пароходством, портами, другими судами, связь моряка с домом — всё в руках радиста. Он посвящен в служебные и семейные тайны, официальное лицо, личный поверенный.
За восемнадцать лет плавания Николаев передал и принял десятки тысяч депеш, миллионы знаков.
Письма измеряются страницами, телеграммы — количеством слов, радиограммы — знаками. По международному коду Морзе, радиоазбуке, буква состоит из нескольких знаков. «А» — из двух, «Б» — из четырёх… И цифры из знаков. Чтобы передать «1», надо пять раз нажать на радиотелеграфный ключ. Единица «пишется» одной точкой и четырьмя тире. Точка же, как и другие знаки препинания, закодирована шестью знаками! Вот такая азбука.