Башня континуума - Александра Седых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чем дело, птенчик? — спросил он, перехватив взгляд Виктории поверх газеты, которую ее обожаемый старший брат не называл иначе, как низкопробным бульварным листком.
— Ты читаешь «Империю Сегодня»? — спросила Виктория неуверенно.
Запоздало ей пришла в голову толковая мысль, что не мешало бы поближе познакомиться с мужчиной, прежде чем навеки связать с ним свою судьбу. Повстречаться с ним не два дня, а два года хотя бы. С другой стороны, до чего же Гордон был симпатичный. Не красавец, но — ах! — высокий, широкоплечий, с каштановыми волосами и янтарными глазами, и белозубая улыбка, и ямочка на волевом подбородке…
— Не просто читаю, а выписываю. Там отличные гороскопы. Вот когда ты родилась?
— Двенадцатого июня.
— Значит, Близнецы. А я тридцать первого января, значит, Водолей.
Наступило долгое молчание.
— Это плохо? — спросила Виктория в недоумении.
— Да нет же. Мы отлично сочетаемся по гороскопу.
Викторию слегка обескуражило это абсурдное, ни на чем не основанное заявление, но она решила разобраться с гороскопами позже. В данный момент ее больше волновала «Империя Сегодня».
— А ты, случайно, не состоишь в какой-нибудь партии? Ты мне что-то говорил, кажется…
— Состою, а как же, — отвечал Гордон, не краснея, — в Партии Новых Демократических Преобразований, вот уже четыре года я там состою.
— Что? Демократич… о, но почему?
— Трудновато в наши дни сделать хорошую карьеру, будучи совсем беспартийным.
— Но… демократич… ты демократ? Социалист? Может, даже либерал? — спросила Виктория, ужасаясь.
Гордон от души расхохотался.
— Вот те раз. Я не либерал. Я гетеросексуал.
— А почему ты тогда не вступил в приличную партию? Консервативную?
— Я бы вступил, чего не вступить, но простых парней вроде меня туда не берут. Чертовые снобы. Вдобавок, демократические веянья сейчас, к сожалению, в моде, а я планирую в будущем заняться политикой.
— Политикой?
— Политикой.
— Но… политика. Зачем тебе политика? Политика… это такая грязь!
— Грязь, говоришь? Верно, грязь изрядная. Вот я и буду ее разгребать.
— Что разгребать?
— Всякую грязь буду разгребать.
— О, — сказала Виктория глубокомысленно.
— Передай соль, будь добра.
Виктория подала мужу солонку и стала наблюдать, как суженый уничтожает жареный картофель. Кое-где и кое-как Гордон поднабрался изысканных манер, но мужицкие замашки у него остались. Виктория скорчила гримаску, когда муж собрал куском хлеба остатки соуса с тарелки и затолкал мякиш в рот. «Боже, — подумала она, — брат меня убьет…»
Как только Виктория, содрогаясь, подумала о старшем брате, Кит немедленно появился. Бедный котеночек ворвался в гостиничный номер для новобрачных, пылая от ярости, впрочем, безукоризненный, как обычно, и вопросил:
— Что это значит?
— Доброе утро, милый.
Помимо обыкновения, Кит был не рад сестре. Снопы разноцветных искры сыпались у него из глаз, и странно, как он не устроил пожар или короткое замыкание.
— Доброе? Не вижу в этом утре ничего доброго! Отец прочитал в газетах о твоем замужестве за каким-то провинциальным юристом, велел тебе больше никогда не показываться дома и вычеркнул тебя из завещания.
Виктория вздохнула.
— Папа такой сентиментальный и старомодный. Так любит выгонять детей из дому и вычеркивать из завещания. Бедный старичок. Присядь, милый, выпей с нами кофе.
— Нет! Собирайся! Я отвезу тебя домой, а потом мы аннулируем твой нелепый брак на основании твоей полнейшей невменяемости в момент заключения этого самого брака.
Виктория надула губки.
— Не кричи на меня, — сказала она тоненьким голоском. — Я теперь замужняя женщина, и ты больше не можешь указывать, что мне делать. Равно, как и отец. Теперь указывать мне, что делать, может только мой законный муж. Так что я никуда с тобой не поеду.
— Что ты мелешь, дурочка. Какой еще муж! Ты видела, сколько вокруг этой чертовой гостиницы репортеров? Почему ты мне ничего не сказала? — провыл Кит.
— Неправда, я говорила тебе, милый, вчера утром говорила, когда вернулась домой… то есть, спустилась к завтраку, но ты сказал, что тебе некогда, ты уходишь на работу, вернешься очень поздно, и давай поговорим обо всем завтра, — вот что ты сказал. Завтра наступило, и мы разговариваем… разве нет?…
— Но… почему ты хотя бы не сказала моей жене? — провыл Кит еще отчаянней.
— Неправда, я сказала Терезе, но глупая курица сказала мне, что считает ужасным безумием выходить замуж за человека, которого знаешь всего два дня… вот глупая курица, ха!
— Но… почему Тереза ничего не сказала мне? — провыл Кит, будто орда баньши.
— Тереза тебе наверняка сказала, милый, но тебе что ни скажешь, — что я говорю, что твоя курица, и иногда папа или Ричард, или кто-нибудь другой, — ты всем говоришь в ответ, что тебе нужно на работу, и ты будешь очень поздно, и поговоришь со всеми обо всем завтра… и так ты говоришь каждый день.
Наступил коллапс, столь полный и безоговорочный, что Гордон, который до сих пор вполуха рассеянно прислушивался к их беседе, отложил в сторону газету и окинул Кита критическим взором.
— Что еще за сопляк? Никак, опять твой бывший ухажер? Сколько можно их выпроваживать отсюда. Этот выглядит покрепче прочих, но неужели он думает, я и его по стенке не размажу?
— Нет, нет. Познакомься. Мой старший брат. Никита.
Гордон сложил губы трубочкой и язвительно поцокал языком.
— Брат? Тогда другое дело, только что-то брат плоховато выглядит, ай-ай-ай.
— Наглая скотина, — не остался в долгу Кит, — запудрила мозги молоденькой, глупенькой девчонке. Я бы на его месте сквозь землю провалился от стыда. И на твоем месте тоже, Виктория. О чем ты думала? Ты хоть представляешь, какой фурор ты произвела в обществе своим мезальянсом? Ты посмотри на эту рожу. Вылитый мерзавец Лотарио.
Гордон польщенно улыбнулся. Кит все не мог успокоиться.
— До чего паскудная, наглая, лживая физиономия…
— Вот ты так напрасно, милый, — тоненьким голоском сказала Виктория, — мой муж — честный человек с твердыми моральными принципами. Раз мы… в общем, после всего он просто обязан был на мне жениться. И женился. Вот если бы не женился, тогда, конечно, ты должен был прийти и убить его, но ведь женился? Успокойся, милый. Лучше присядь, выпей чашечку кофе.
— Кофе? — повторил Кит, плавно переходя с воя на зловещий змеиный шип. — Хорошо, ты меня уговорила. Я выпью кофе. Только прикончу этого хмыря.
— Эй, полегче на поворотах, приятель. Ты пришел поздравить нас с законным перед Богом и людьми бракосочетанием или как? — встрял Гордон.
Кит, наконец, посмотрел прямо на зятя и заморозил взглядом.
— Я тебе не приятель, ты…
Гордон, хоть и с огромным трудом, но разморозился обратно.
— Ах, прощу прощения. Вы, аристократия, публика вся из себя эдакая чопорная и благовоспитанная. Только раз ты такой благовоспитанный, чего для начала не постучался. Мало ли чем мы могли здесь заниматься с твоей сестрой в наш медовый месяц! Уж выбивать дверь плечом было точно необязательно. Мне ведь платить придется за этот кавардак.
Кит неожиданно ощутил к новоиспеченному родственнику слабый проблеск интереса.
— Так-так. И на какой помойке, зайка, ты откопала этого бесчестного хмыря с его аморальными принципами?
— Вовсе не на помойке, а на благотворительном приеме в столичной Мэрии. Я была там… и Гордон тоже там был… а потом он подошел ко мне… и дальше я ничего не помню, — тоненьким голоском поведала старшему брату Виктория.
— То есть как это — ничего не помню? Провалы в памяти?
— Да. В общем… я забыла, как это называется… когда в памяти провалы.
— Ясно. Вы, любезнейший, надо полагать, тоже ни хрена не помните, — изысканно любезно обратился Кит к зятю.
— Отчего же. Я не маразматик какой. Амнезией не страдаю. Отлично помню… звезды, фейерверки, соловьиные трели, — ответствовал Гордон, с любопытством разглядывая старшего брата нареченной.
— Трели?
— Да, но не простые, а соловьиные. Соловьи — это такие певчие птахи, что вьются, и щебечут, и издают такие трели, что в ушах звенит и головокружение начинается. Ох. Что твой брат делает?
— Собирается тебя бить, — просветила мужа Виктория, наблюдая, как Кит, готовясь к битве, с замкнутым, сосредоточенным лицом аккуратно снимает пиджак, галстук и наручные часы.
— Вот те раз. Собирается бить? Меня? Кто? Этот тщедушный сопляк? — подивился Гордон. — Ну и самомнение у него, черт возьми.
Виктория знала брата гораздо лучше и встревожилась. Не без причин. Кит уже превратил в отбивные, котлеты и антрекоты немало ее незадачливых кавалеров. Нет, серьезно, после встречи с бедненьким котеночком поверженные ухажеры частенько уползали на четвереньках, униженно причитая, жалобно хлюпая разбитыми носами, кашляя кровью и выплевывая зубы.