Партай-геноссе - Альберт Зарипов

— Хоть и мелочь, а всё же приятная!

И когда принесли общую коробку, все бойцы принялись с азартом перебирать выловленные банки, чтобы точно выбрать себе желанное лакомство. Я вроде бы выудил именно то, что и требовалось. Если судить по двум последним цифрам. И теперь с нетерпением вонзил военную открывашку в поверхность банки. Однако мне тут решили помешать…

— Дай сюда нож!

От толчка в плечо я оглянулся и увидел, что это Лёнька Тетюкин решил прокачать свои дембельские права. Он сидел на плащ-палатке на расстоянии вытянутой руки и теперь ожидал моего полного повиновения. Ведь это же дембель!.. Чёрт бы его задрал…

— Обожди! — ответил я, продолжая вскрывать свою банку. — Я щас…

Однако мои слова совершенно не устроили долговязого наводчика-оператора. И он ткнул в моё плечо кулаком ещё сильнее…

— Ты чё? — прошипел рассвирепевший дембель. — Не понял?! Я сказал, дай нож!

Я хоть и промолчал, но следующий удар отбил правой рукой. И почти одновременно мы вскочили на ноги… Тем более, что между нами сейчас никого не было. Обладавший длиннющими руками и ногами Лёнька решил воспользоваться этим своим преимуществом.

— Эха! — выкрикнул Тетюкин и нанёс мне удар правой ногой.

Неожиданно для самого себя я довольно-таки ловко блокировал его голую ступню своими сложенными ладонями. После чего моё тело подскочило поближе, и моя правая нога зарядила в Ленькин бок. Этот ответный удар получился не очень-то и сильным, поскольку наводчик успел в последний момент отпрянуть назад…

И вдруг он истошно взвизгнул и завертелся юлой на земле. Я сначала не понял его действий и всё ещё был готов к продолжению внезапно вспыхнувшей драчки… Но Тетюкин больше не представлял никакой опасности. Он сидел на земле и скулил вполголоса, держась обеими руками за свою правую ступню. Бросив взгляд на кострище, я догадался, в чём же собственно дело. Отскочив от меня на своих длинных ногах, долговязый дембель случайно угодил правой в самую серединку нашего очага… Где ещё продолжали гореть ярко-алым цветом последние кусочки сигнального огня… И Ленькина босая ступня попала прямо в эти малиновые угли…

— Так! — из-за нашей брони показался встревоженный Веселков. — Что такое?

Наше солдатское сообщество под предлогом полностью набитых ртов явно не спешило отвечать на вопрос командира, продолжая старательно уничтожать свой нехитрый ужин. Но это всеобщее молчание не могло длиться вечно, да и старший наш лейтенант очень не любил того, когда игнорируют его вопросы… Вот и сейчас он повторно поинтересовался произошедшим, причём уже более серьёзным тоном. Я несколько растерялся, даже и не зная что сказать в своё оправдание. Зато моя правая рука указала на остатки нашего костра…

— Да это Лёнька случайно споткнулся и прямо на угли наступил!

Это от общего стола поднялся наш штатный санитар Коля Малый. Он первым сообразил, что негоже командиру группы беспокоиться из-за каких-то мелочей. Ведь мы и сами способны во всём разобраться, не привлекая к себе излишнего внимания.

— Что же ты так неосторожно? — уже в своей обычной полушутливой манере поинтересовался старший лейтенант Веселков.

Командир даже присел рядом с бедолагой Тетюкиным, чтобы самолично взглянуть на его рану. Но повреждение Ленькиной конечности оказалось не столь серьёзным. Коля Малый уже притащил свою санитарную сумку и стал доставать из неё всевозможные медикаменты…

— Лёня! — добродушно вопрошал Хмельницкий хохол. — Чего ты хочешь? Мазь Вишневского или вот эту… Гадость?

Дембель Тетюкин молчал и на предложения доброго Доктора Айболита никак не отзывался. Кто-то из бойцов посоветовал другой способ самолечения…

— Надо поссать на обожжённое место… Заживёт очень быстро!

Невзирая на отдельные смешки, военный санитар Коля Малый продолжал оставаться суровым и справедливым лекарем.

— Ни-ни-ни! — запротестовал он. — Вот ты, Лёха, так и лечи кого хочешь! А я буду только по науке…

Я слушал все эти переговоры уже в пол-уха. Всё вернулось в своё прежнее русло и теперь следовало позаботиться о своём пропитании. Отыскав на импровизированном столе свою недовскрытую банку со всё ещё воткнутым в неё ножом, я завершил начатое дело и с радостью убедился в предполагаемом результате. Внутри оказался долгожданный сосисочный фарш. Его-то я и умял в две-три минуты. Затем нацедил в свою кружку сгущенного молока и добавив туда же два куска сахара, я тщательно размешал получившийся напиток.

Отпив из кружки почти половину чая с молоком, я вспомнил что-то и быстро оглянулся на Лёньку. Так и есть!.. Коля Малый сейчас обрабатывал его правую ногу, то есть ступню… Это открытие я сделал с неожиданным для себя чувством удовлетворения… Ведь именно этой своей правой ступнёй начинающий дембель Тетюкин пнул меня в пах… Когда мы — свежеприбывшее молодое пополнение стояло в одну шеренгу в казарме первой роты. Тогда многие дембеля пробовали силу своих ударов на беззащитных и запуганных духах… И этот дембелёк Тетюкин тогда выбрал своей мишенью именно меня… Сучонок… Но вот прошло несколько месяцев и армейская жизнь по своему наказала кого и следовало наказать… Хотя и не так уж сильно…

Ведь тогда не все дембеля первой роты решили самоутвердиться в столь приятной ипостаси новоявленных дедушек… Избивая подряд зелёных и желторотых… Причём некоторые из дедов били вполсилы… А вот особо обиженные судьбой… Так те старались по полной…

А значит… Лёньке Тетюкину сегодня досталось поделом… Хоть и маловато.

«И какой же ты кровожадный!.. Бываешь!.. Когда голодный…»

Глава 7.

НАШЕ ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ

Вертолёт с нашей разведгруппой летел над ужасно знакомыми мне полями зелёного хлопчатника. Кроме него, под нами проносились узкие арыки с мимолётными зеркальными полосками воды и грунтовые дороги, окаймлённые невысокими насаждениями. Маршрут оказался мне тоже страшно знакомым, и у меня от волнения гулко заколотилось сердце. А вот и посёлок. Он появился очень уж неожиданно, и теперь наш борт стремительно нёсся над домами.

В нужном месте вертолётчики сделали небольшое пике, и это оказалось самой большой их ошибкой в пилотировании винтокрылой машины на сверхмалой высоте. Сначала передняя стойка шасси, а затем и задние колёса зацепились за конёк крыши… И вертолёт стал беззвучно рассыпаться в воздухе… Вернее, у него оторвало днище вместе со всеми колёсами. И все наши разведчики одним общим клубком грохнулись на крышу… И она всех нас выдержала… Ведь это был нижний скат крыши именно моего дома.

А внизу, то есть во дворе уже стояли с задранными вверх головами все девчонки и мальчишки с моей улицы… И даже она — Светка… Длинноногое и веснушчатое создание, приезжавшее к нам на летние каникулы…

Несколько томительных секунд все бойцы спецназа, сидящие на задницах на уцелевшем шифере, и стоящие внизу ребята смотрели друг на друга… А поскольку именно я и был здесь старшим по званию, то мне и следовало первым начать приятную беседу…

Но мне не дали это сделать. А ведь в эти секунды из нашей летней кухни только-только вышла моя мамка с кастрюлей в руках…

Я почувствовал сильный удар в свой правый бок… И, несмотря на это досадное недоразумение, моё сознание всё ещё барахталось во сне, усиленно стараясь занырнуть в него обратно и поглубже… Однако удар повторился… И, едва открыв глаза, я резко повернулся в своём спальнике, чтобы со злостью выяснить личность этого наглеца…

«Ну, если это Лёнька-Пайпа… — подумал я, стиснув зубы. — То…»

Однако наглым моим обидчиком оказался товарищ майор. Причём он с не меньшим раздражением уставился на меня. Ну, как будто это я только что пинал его по рёбрам…

— Зарипов! — сердитым тоном спросил меня партай-геноссе. — Где завтрак?

Я слегка опешил. Это конечно понятное дело, что война войной, а обед строго по распорядку. Однако это выражение относилось исключительно к приёму пищи в полдень. А вот что касается завтрака… Ничего подобного нет ни в уставе внутренней службы, ни в нашем солдатском обиходе…

— Какой завтрак? — переспросил я товарища майора. — И время-то…

Однако парторг оказался чересчур уж сердит и скорей всего ужасно голоден.

— Такой вот завтрак! — самым нахальным тоном заявил он. — Который по утрам едят!

Но я уже посмотрел на циферблат своих часов и успел мельком определить точное положение стрелок на нём. А потому попытался вполне резонно отбрыкнуться от голодного партийца.

— Товарищ майор! — объяснял я. — Время — семь часов пятнадцать минут. А завтрак должен быть в восемь часов.

И ведь говорил я сущую правду. Именно в восемь часов утра вся наша Советская Армия дружненько топает в столовую, быстренько рассаживается по длинным лавкам и усиленно начинает поглощать военную якобы пищу… То же самое творится и на нашем доблестном и непотопляемом военно-морском флоте, правда в несколько скученных условиях и без обязательной строевой подготовки для поднятия аппетита. А вот в девять часов утра начинается развод подразделений по местам занятий или трудовым участкам. Но про это я только успел подумать…