Кровавое евангелие - Джеймс Роллинс

Подойдя ближе, Грейнджер дотронулась до пальчиков девочки. Она ожидала, что те окажутся хрупкими, но, как ни странно, они были необычайно мягкими. Не переставая удивляться состоянию тела, она не успела схватить предмет, который сжимали пальчики, и, когда они разжались, он упал на покрытый пылью пол.

Для того чтобы определить, что это за артефакт, не требовалось иметь ученую степень доктора археологии.

Джордан чуть слышно выругался.

Ошеломленная, Эрин смотрела на эту медаль, на крест, на свастику.

Немецкая медаль. Времен Второй мировой войны.[20]

Это была ясная идентификация разорителей и грабителей захоронения, проникших сюда с помощью современных горнопроходческих орудий. Но почему эту медаль сжимали мумифицированные пальчики девочки, внутри этого древнего иудейского захоронения?

Джордан сжал кулаки.

— Нацисты, должно быть, проникли сюда первыми. Совершили налет и опустошили это место.

Его слова практически ничего не объясняли. Гитлер, как известно, был одержим оккультизмом, но что он надеялся найти в Масаде?

Эрин пристально и внимательно рассматривала одежду девочки. С чего нацистам вздумалось пускаться во все тяжкие, для того чтобы облачить ребенка в одежды, похожие на те, что носили в начале первого тысячелетия, прежде чем пригвоздить ее к стене арбалетными болтами?

Она представила себе, как девочка срывает эту медаль с формы своего мучителя, прячет ее, хранит, как доказательство того, кто были ее убийцы. И снова волна сочувствия и жалости к этой девочке — и за ее недетское мужество, проявленное в последние минуты жизни, — нахлынула на Эрин. И вновь глаза наполнились слезами.

— Вы в порядке? — Лицо Джордана приблизилось к ее лицу настолько, что она видела едва заметный шрам на его подбородке.

Чтобы скрыть слезы, Эрин подняла к глазам телефон и сделала несколько снимков медали. Эта девочка не остановилась ни перед чем ради того, чтобы сохранить улику, позволяющую безошибочно идентифицировать ее убийцу. Эрин должна зафиксировать эту улику.

Когда она опустила телефон, Джордан наклонился, поднял медаль с покрытого пылью пола и повернул ее оборотной стороной.

— Может быть, мы узнаем, чьих рук это дело. Офицеры СС часто нацарапывали свои имена на оборотных сторонах своих медалей. Кем бы ни был этот сукин сын, я хочу знать его имя. А если он еще и жив…

В этот момент Джордан нравился Эрин больше, чем когда-либо. Стоя плечом к плечу, они рассматривали этот небольшой металлический диск. На оборотной стороне не было нацарапано никакого имени, а только какой-то странный символ.

Эрин сфотографировала медаль, лежавшую на ладони Джордана, а затем прочитала вслух надпись, расположенную по окружности:

— «Дойчес „Аненербе“».

— Все ясно, — мрачно сказал Джордан.

Она с недоумением посмотрела на него. Современная история Германии никогда не была предметом ее изучения.

— Что именно?

Джордан вертел медаль в руке, глядя то на одну, то на другую сторону.

— Мой дед воевал во Вторую мировую войну. Он много рассказывал мне о ней. Это одна из причин, почему я вступил в армию. И я увлекся историей. «Аненербе» представляла собой тайную секту нацистских ученых, проявляющих интерес к оккультизму; они странствовали по всему миру в поисках сокровищ и доказательств существования древней арийской расы. Гитлеровская банда грабителей могил.

И они оказались здесь первыми. Эрин почувствовала нестерпимую горечь поражения. Она уже привыкла к разграбленным захоронениям, но такие грабители обычно действовали в древности. Мысль о том, что это место подверглось разграблению каких-то несколько десятков лет назад, казалась ей невыносимой.

Стоун коснулся пальцем центра медали.

— Это не их обычный символ. Обычный символ «Аненербе» — меч, обвитый лентой. А это что-то новое.

Эрин с любопытством дотронулась до символа в центре.

— Похоже на древнескандинавскую руну. Из Старшего Футарха.[21] А может быть, это руна Одал.[22]

Она нарисовала ее пальцем на пыльном полу.

— Эта руна обозначает букву О. — Эрин повернулась к Джордану: — Может быть, это инициал обладателя медали?

Но прежде, чем она успела рассказать об этой руне более подробно, раздался громкий лающий окрик Маккея:

— Стоять! Поднять руки!

Вздрогнув, Грейнджер обернулась.

Джордан, прижав к плечу приклад своего пистолета-пулемета, повернулся в сторону дверного проема. Снова дрогнула земля. Все заволокло каменной пылью, из которой возникла черная фигура.

Глава 8

26 октября, 17 часов 44 минуты

по местному времени

Масада, Израиль

— Не открывать огня! — закричал Джордан, поднимая левую руку. — Это падре.

Опустив ствол своего пистолета-пулемета, он стал напряженно всматриваться в служителя церкви. То, что священник оказался здесь, казалось довольно странным, но Джордан заметил кое-что более тревожное.

На нем не было никакого альпинистского снаряжения.

Как только подземный толчок сошел на нет, Джордан приблизился к преподобному и остановился перед ним.

— Что вы здесь делаете, падре?

Тот внимательно посмотрел на него из-под капюшона своей сутаны, на что Джордан ответил таким же пристальным, оценивающим взглядом. Корца был на два дюйма выше Джордана, и под длинной распахнутой курткой его тело выглядело худощавым, мускулистым и гибким. Твердые черты его лица ясно говорили о славянском происхождении. Полные губы придавали лицу некоторую мягкость. Концы его длинных черных волос лежали на воротнике, хотя священнослужителю надлежало иметь более короткую стрижку. Но его глаза, внимательные и черные — слишком черные, — вот что заставляло сердце Джордана биться учащенно и тревожно, а его пальцы — непроизвольно сжимать оружие.

Он всего лишь священник, внушал себе Стоун.

Корца еще на мгновение задержал свой взгляд на Джордане, затем быстро отвел глаза и обвел ими помещение усыпальницы.

— Вы слышали меня, падре? Я ведь задал вам вопрос.

Слова, сказанные преподобным, были едва слышными, произнесенными на выдохе, ответа на поставленный вопрос в них не было:

— Церковь обладает преимущественным правом на все то, что находится внутри этой усыпальницы.

Корца сделал шаг, чтобы обойти Джордана. Тот схватил его за руку — но поймал лишь воздух. Падре каким-то образом увернулся и с достоинством подошел к раскрытому саркофагу.

Джордан последовал за ним, заметив, что взгляд преподобного остановился на девочке, пригвожденной к стене; при этом его лицо не выражало ничего. Корца заглянул внутрь пустого саркофага, заметно напрягся и застыл на месте.

Эрин, отойдя от стены, приблизилась к падре. Она держала в руках свой мобильник, надеясь услышать сигнал Сети и сбросить свои фотографии куда-нибудь, где они были бы в безопасности, — исследователь остается исследователем в любых обстоятельствах.

Как только она приблизилась к саркофагу, Джордан встал между ней и Корцой. Почему-то ему не хотелось, чтобы она находилась рядом с этим странным священником.

— Это уже запрещенная для посторонних зона, — предупредил он.

Перельман, держа руку на кобуре, поддержал его:

— Вам не следует находиться здесь, падре Корца. Израильское правительство установило строгие ограничения в отношении вашего посещения этого места.

Священнослужитель игнорировал слова и того, и другого — он пристально смотрел на Эрин.

— Вы нашли какую-нибудь книгу? Или каменный блок вот такого размера?

Он развел руки в стороны, показывая размер блока. Эрин покачала головой.

— Ничего подобного мы не нашли. Только эту девочку. Похоже, немцы опустошили эту усыпальницу во время войны.

Его единственной реакцией на ее слова было лишь то, что глаза его чуть сузились.

Да кто он, этот парень?

Джордан положил руку на приклад своего пистолета-пулемета и не спускал глаз со священнослужителя, ожидая его дальнейших действий. Падре, вероятно, считал, что молчаливость и быстрота движений являются основными аспектами поведения, вызывающими уважение людей, однако пока в его действиях не было заметно ничего угрожающего.

Периферийным зрением Джордан заметил, что рука Маккея потянулась к ножу.

— Спокойно, капрал, — приказал он. — Отставить.

Падре, не обративший внимания на движения Маккея, вдруг настороженно замер, не завершив поворота и направив ухо в сторону, откуда послышался какой-то звук. Он смотрел в глаза Джордана, но сказанные им слова относились ко всем: