Заказ на олигарха - Владимир Гриньков

– И денег передала, – сделал еще одну попытку Китайгородцев.

Достал бумажник, демонстрируя готовность тут же отсчитать дензнаки. Подействовало наконец. Не хотела, наверное, женщина, чтобы гость на крыльце демонстрировал деньги – еще увидит кто.

– В дом пройдите! – сказала поспешно и зыркнула по сторонам, пытаясь высмотреть в сгущающихся сумерках недоброжелательных, алчных соседей.

В доме стоял тот же жуткий запах. Здесь все пропахло насквозь нищетой. Убогость быта, способная свести с ума. Почерневшие от сырости стены, кое-как слепленная из неоструганного горбыля лежанка, заваленная вонючим тряпьем, которое заменяло и матрац, и постельное белье одновременно. Засиженная мухами единственная лампочка под потолком освещала комнату так тускло, что Китайгородцев не смог разглядеть, за какой год был висевший на противоположной стене календарь.

– Давайте деньги! – сказала женщина и жадно протянула руку.

Чего же, мол, откладывать дело в долгий ящик.

Китайгородцев достал из бумажника две пятисотрублевые бумажки, протянул их женщине.

– Хорошо, видно, зарабатывает, – ровным голосом дала оценку та.

Без зависти и без радости сказала.

– Теперь еще вещи, – разбирал сумки Китайгородцев. – Куртка здесь, потом еще всякие ползунки. Хорошо бы сразу примерить.

Он не видел ребенка и хотел, чтобы тот здесь появился. Но женщина перебирала вещи и не спешила предъявить внука.

– Теперь Люда будет вам помогать, – пообещал Китайгородцев. – Вещи для ребенка… Одежда, обувь…

Он обещал то, что был способен выполнить. Не помощь Люды, естественно. Но и без нее мог из вещей кое-что привозить, сам.

Мария Петровна перебирала дары, удивлялась качеству материалов, из которых была пошита одежда, – такого она в руках не держала никогда, это было заметно.

– Отец-то помогает? – спросил сочувственно Китайгородцев.

– Какой отец? – подняла на него глаза женщина.

– Ну мальчика этого… Сынишки Людиного…

– Помогает! – зло сказала Мария Петровна. – А потом догоняет и еще помогает!

С яростью последние слова произнесла.

– Но хоть наведывается? – все с тем же сочувствием в голосе поинтересовался Китайгородцев.

– Куда? – в сердцах спросила женщина.

– Сюда, к сынишке.

– А он его видел, сынишку своего? – все больше озлоблялась Мария Петровна. – Или вообще – хоть знает, что у него есть сын? Он же матрос!

– Матрос? – опешил Китайгородцев. – Моряк?

– Моряк с печки бряк! Он просто Людку поматросил и бросил, потому моряк! Ну какой моряк? Где бы ему взяться? Поди пойми, кто он такой? Шустрик городской, там у них все быстро! А дура эта уши развесила, шмяк-бряк, и родила! Получился тоже маленький матросик! Вот сидит и жизни радуется! – махнула женщина рукой.

Китайгородцев проследил направление и увидел дверь, которую прежде не заметил, – его глаза уже привыкли к полумраку. Он схватился за фотоаппарат.

– Так я его сфотографирую? – вопросительно посмотрел он на женщину.

Та нервно дернула плечом. Не очень-то ей эта идея нравилась. Но теперь, после московских подарков, вроде как неловко было отказать. Для себя Китайгородцев решил, что разрешение получено. Прошел в смежную комнату. Женщина последовала за ним. Здесь света было ненамного больше. За невысокой выгородкой, сооруженной из обломков досок, ползал Людин сын. Грязненький и почти голый. Вместо соски у него была тряпица с хлебным мякишем – малыш жадно сосал ее, причмокивая, – а вместо игрушек – пустая пачка из-под сигарет, обломок расчески и порядком раздерганный на клочья журнал «Работница» за одна тысяча девятьсот семьдесят девятый год.

– Виктор Геннадьевич собственной персоной, – сказала женщина.

Мальчишка лежал в своем закутке, посасывая мякиш и глядя на незнакомого дядю задумчивым взглядом. Быть может, в этом полумраке все были для него на одно лицо?

Китайгородцев сделал снимок. Яркая вспышка заставила мальчишку встрепенуться. Он вскочил, неловко заковылял к Китайгородцеву и наткнулся на непреодолимое препятствие из досок.

– Привет! – ласково сказал ему Китайгородцев и улыбнулся.

Мальчишка смотрел настороженно.

– Я знаю, что братьев и сестер у Люды нет, – вспомнил Китайгородцев подробности анкеты Люды Потаповой.

– Одна она у меня, – подтвердила женщина.

– А еще какие-то близкие родственники есть у Люды? Дяди, тети.

– Нету никого. Поумирали.

– Так вы и вот еще сынишка, получается, и есть вся ее семья?

– Семья без копья, – со вздохом произнесла Мария Петровна.

– Ну и еще этот матрос, – скупо улыбнулся Китайгородцев. – Витькин папа. Звать его Гена. А фамилию вы хоть знаете?

– Чью?

– Гены этого.

– На что он мне сдался?

– В общем, да, – не стал перечить Китайгородцев.

Ей Гена не нужен. Он Китайгородцеву нужен – чтобы понимать, через кого из близких родственников Люды на нее можно повлиять. Или у кого можно узнать какие-то подробности, которые помогут понять причину Людиных поступков.

– Где он хоть работает? – спросил Китайгородцев. – Люда вам не говорила?

– Спекулянт он. Или бизнесмен. Черт их разберет.

– Торгует, что ли?

– Не знаю. Ну, наверное. На рынке он.

– На каком?

– В Москве.

– Это я понимаю. Но там рынков много.

– Мне то неведомо, я там не была.

Оно и правда.

В общем, вряд ли им торгаш этот пригодится. Люда с ним не в контакте, судя по всему.

– С прошлого года Витюня у вас в доме? – предположил Китайгородцев.

– Угу.

– Как родила Людмила, так вам и подбросила. А сама Москву поехала покорять.

– Да-а… Москва… Бьет с носка, – вздохнула женщина.

– Ну сейчас все нормально у Люды, – напомнил Китайгородцев. – Это сначала трудно было. Она мне рассказывала, как готовилась к московской жизни. Подстриглась, перекрасилась и вообще…

– Я не признала, – сказала женщина.

– Тогда? Год назад?

– Ага. Приехала ко мне, а я – мамочки мои родные! Кто это?

– Это перед Москвой она?

– Да, перед Москвой.

– А зачем? – спросил Китайгородцев с доброжелательной улыбкой.

– А это, говорит, для Москвы. Чтобы не Фекла я какая, а вроде настоящая москвичка.

– Может, требования такие были? Хозяева хотели? Или она не к кому-то конкретному ехала на работу?

– Говорила, есть у ней один адресок.

– Знакомые, что ли?

– Мне откуда знать? Не мое дело.

– А не получилось у нее тогда, она рассказывала.

– Ага, вернулась.

– Она здесь где-то работу нашла.

– У господ работала. Тут богатые есть. Сами московские, а тут у них дача.

– Почему Люда к ним пошла?

И снова женщина сказала:

– Не знаю, не мое это дело.

Или осторожничала в разговоре с незнакомцем, или действительно была не в курсе.

Время было позднее, и Китайгородцев заночевал на проскуровской даче. Сел за компьютер, чтобы просмотреть наконец переписку Pedro со Swiss’дой.

Pedro:

Настоящих уродов четыре. Или три. Но меньше никак.

Swiss’да:

Четвертый, который то ли урод, то ли не очень – он кто? Или это она?

Pedro:

Один мозгляк. Ему всего год.

Swiss’да:

В год уродом быть невозможно. Не успеешь ничего такого сделать, чтобы считаться уродом. Он тебе кто ваще – родственник?

Pedro:

Типа да.

Swiss’да:

Братик небось?

Pedro:

Типа да.

Swiss’да:

Он не виноват, что родился. Это не его выбор. Это выбор взрослых уродов.

Pedro:

Я уже просек. Из-за них все плохо.

Swiss’да:

Тогда я понимаю. Твой отец вас бросил и живет с другой. Угадала?

Pedro:

Ну.

Swiss’да:

Тогда про двух уродов я поняла. А третий кто?

Pedro:

Мать.

Swiss’да:

Она осталась с тобой, она тебя не бросила, поэтому она не может быть главным злом. Главное зло – это тот, кто бросил. Я тоже живу без отца, потому что он урод. Они все уроды – те, кто нас предал.

Еще Swiss’да написала, что ей не нравится, когда ее переписку с Pedro читают все, кому не лень, и предложила общаться так, чтобы по-прежнему взаимно сохранять инкогнито, но уже без посторонних. Она пообещала оставить послание для Pedro в месте, координаты которого она расписала очень подробно, но так путано, что посторонний человек ни за что не смог бы догадаться, о каком районе мегаполиса идет речь, а Китайгородцев понял, что это та площадка техосмотра, куда они с Петей ездили недавно, – понял только потому, что Петя взял его с собой.

Утром Китайгородцев поехал в родильный дом. Тот самый, в котором рожала Люда Потапова. У него была слабая надежда на то, что могли сохраниться какие-нибудь сведения об отце ребенка. Мало ли как там ситуация могла развиваться. При поступлении в роддом со слов будущей мамочки какие-то координаты близких обязательно должны записывать – на случай непредвиденных обстоятельств. Может, и о непутевом муже что-то сохранилось. Это уже потом, когда свидетельство о рождении выправляли, Люда могла не упомянуть об отце ребенка. А в роддоме – почему бы и нет? Так Китайгородцев сам себя уговаривал.