Звезда корта, или Стань первой! - Мария Северская

Слезы все-таки не удержались в ее глазах и заструились по щекам.

– Пап, я тебя люблю, – всхлипнула она. – Прости меня.

Отец в мгновение ока поднялся из кресла и оказался рядом с ней. Сел на диванчик, обнял за плечи, притянул к себе.

– Ну что ты, малыш, – прошептал он в ее затылок, – все хорошо. Я тебя тоже очень люблю.

Теперь они сидели молча, вслушиваясь в себя и друг в друга. Марго наслаждалась этими минутами. Оказывается, все эти годы ей так сильно не хватало родительской любви и тепла, а она и не подозревала об этом.

– Рит, у тебя ведь что-то случилось, – произнес наконец отец, – расскажи мне. Конечно, из меня плохой папа, но, может, что-то посоветую. Да и потом, другой взгляд на проблему никогда не помешает.

Девушка еще минуту выдержала паузу, не зная, с чего начать. Отец терпеливо ждал, когда она соберется с мыслями.

– Я думаю, мне нужно уходить из спорта, – сказала Марго.

А дальше слова полились из нее бурным потоком. Она говорила путано, перепрыгивая с темы на тему, с эмоции на эмоцию и только чувствовала отцовские руки, успокаивающе гладящие ее по волосам. Когда девушка закончила, она ощущала себя настолько опустошенной, словно в ней не осталось ничего – ни чувств, ни желаний, ни сил.

– Терцов вот говорит, что это еще не конец, – завершила она рассказ, – но я так не считаю.

– Тобой сейчас правят эмоции, – задумчиво проговорил отец, как несколькими часами ранее Илья. – Тебе кажется, что мир рухнул, но это не так. По сути, ничего страшного, непоправимого не случилось. Ты, конечно, можешь и правда уйти из спорта, но уверена ли ты, что на самом деле хочешь именно этого? Представь себе: никогда больше не выходить на корт или делать это вовсе не на том уровне, на котором могла бы. Сходи к Татьяне, своему детскому тренеру, поговори с ней. Насколько я знаю, она в свое время прошла через подобное и выбрала как раз уход. И потом жалела. Я бы на твоем месте поступил именно так – побеседовал с ней, а еще со своим нынешним тренером. Федором Николаевичем, кажется? – он вопросительно посмотрел на дочь.

Та кивнула.

– Позвони ему. Расскажи о своих опасениях, о том, что обижена. Уверен, он не хочет потерять тебя, слишком уж много он в тебя вложил.

Марго задумалась.

– Может, ты и прав, – наконец произнесла она.

– Поступи так, как я советую. Поверь мне, ты ничего не теряешь. И если все-таки решишь уйти, всегда сможешь это сделать.

Они посидели еще немного, а затем отец сказал:

– Ночные беседы – это, конечно, замечательно, тем не менее немного поспать все-таки нужно.

Он поцеловал дочь в щеку и пошел к себе.

Марго посидела еще немного, глядя на горящие окна его комнаты, а когда свет погас, задула свечи в фонарях и отправилась спать.

Впервые за последние годы в ее душе не было обиды на отца, непонимания и неприятия его поступка. Теперь она знала, как тяжело ему далось решение позволить дочери перебраться в Москву, как мучительно он переживал потерю любимой жены.

«Ведь папу, как и меня саму, вытянула работа, – подумала девушка. – Только в его случае это была музыка, гастроли, концерты, запись дисков и написание нового материала, а в моем – тренировки и соревнования. Жаль, что между нами столько лет стояла стена непонимания. Жаль, что мы справлялись со своей болью каждый самостоятельно. Но все-таки мы сумели это пережить».

Она даже испытала что-то сродни гордости за себя, а заодно и за своего отца. И подумала, что даже несмотря на то, что ее дальнейшая спортивная карьера теперь под большим вопросом, ей есть за что себя уважать.

Проснулась Марго как никогда поздно. Бабушкины часы с кукушкой, стоящие в гостиной, уже прозвонили полдень, а она только открыла глаза.

Девушка прислушалась – в доме тихо. Только жужжала на подоконнике залетевшая в комнату оса. Марго встала с кровати и открыла ей окно.

Погода была отличная – этот июнь вообще побил все температурные рекорды. К обеду воздух прогревался до тридцати, и сегодняшний день не стал исключением.

Никаких планов у Марго не имелось, поэтому она неторопливо позавтракала оставленными бабушкой блинчиками с вареньем, попила чаю, надела шорты и майку на бретельках и отправилась пройтись. В глубине души она лелеяла надежду встретить Илью. Как бы случайно. Но ее надеждам не суждено было сбыться.

Девушка некоторое время посидела на мостках у реки, глядя, как на противоположном берегу ныряют мальчишки – если бы не гипс, Марго тоже с удовольствием бы искупалась. Затем дошла до Ильинского луга и, расстелив на траве захваченный из дома плед, легла на спину и уставилась в небо.

Когда-то у них с мамой была такая игра: они придумывали, на что похожи облака, рассказывали о них истории – откуда и куда они плывут по небу, где побывали, что видели. Рита тоже хотела побывать во всех без исключения странах мира. Она слушала маму и вздыхала, завидуя вымышленным путешествиям облаков.

– Представь себе, – как-то сказала ей мама, – однажды ты станешь известной теннисисткой и будешь ездить на соревнования в разные города и страны. Облетишь весь мир, завоюешь кучу медалей и кубков.

– Почему ты думаешь, что я стану известной? – удивилась тогда Рита.

Мама широко ей улыбнулась:

– Тебе же нравится играть в теннис?

Девочка кивнула.

– Ну вот. Значит, у тебя все получится. Ведь если ты чем-то занимаешься, что-то делаешь, то нужно отдавать себя этому полностью, без остатка. Потому что либо делать хорошо, либо не делать вовсе. Посмотри на своего папу, он отличный пример.

Мамин голос звучал в голове Марго так отчетливо, словно мама на самом деле стояла рядом. Все эти годы девушка поступала именно по принципу, внушенному родительницей: если что-то делать, то делать хорошо. Или не делать вовсе.

Теннис вытащил ее на поверхность, когда мама умерла. Кто знает, какой бы она стала, если бы у нее не было дела ее жизни? Смогла бы справиться с утратой, с последовавшей за ней депрессией? Кто знает…

Марго перекатилась на бок, подперла голову рукой.

Она давно затвердила один-единственный жизненный принцип: когда тебе плохо, когда мучают сомнения и душевные терзания, не поддавайся, не сиди на месте ни минуты, бери в руки ракетку и мяч и иди на корт или, на худой конец, в тренажерный зал. И занимайся, пока в голове не останется ни одной дурной, неправильной мысли, пока в теле не поселится спасительная усталость.

И вот благодаря травме у нее нет возможности следовать этому принципу, и в итоге в голове полный кавардак, от которого она не знает куда деваться.

«А может, иногда и стоит все как следует взвесить, поразмышлять, по той ли дороге ты идешь, – подумала Марго. – Сделать выводы, принять решение. Нельзя все время бегать от своих внутренних вопросов и проблем, задавливать их усталостью».

Она снова легла на спину и закрыла глаза.

«Почему я вдруг решила все бросить? – спросила она себя. – По сути, ведь отец и Илья правы – ни с того ни с сего. Подумаешь, одна неудача. Подумаешь, пропущу эту Олимпиаду. Зато могу хорошенько подготовиться к следующей. Да и далось мне это олимпийское золото!»

Девушка почувствовала, как по плечу, быстро-быстро перебирая лапками, ползет муравей, повернула к нему голову, дунула.

«Может, я вообще сомневаюсь, что теннис – это мое? Что после смерти мамы я сделала верный выбор? А вдруг права бабушка и этот выбор навязала мне мама? Ведь она всегда хотела, чтобы я была спортсменкой, внушала мне, что все у меня получится? А вдруг я сама хочу для себя чего-то иного?»

Марго попыталась представить себе свою жизнь без тенниса. Вот она поступает в институт, ходит, как все, на лекции, после пар развлекается с друзьями – да, у нее много друзей. Они посещают ночные клубы, тусуются, обсуждают что-то очень интересное, гуляют… Потом она устраивается на работу. В Москве. Или пусть даже дома, в Суздале. Встает каждое утро и идет на свое место – работать…

«Господи, как же скучно! – Она даже застонала вслух. – И это после стольких лет в спорте, после нагрузок, после турниров, после побед – когда ты стоишь на пьедестале и знаешь, что заслужила, что смогла, что справилась. Как я буду жить без этого?»

Сейчас ей казалось, что никакая свобода, никакие новые друзья, никакие развлечения не окупят то, что она потеряла. Вернее, потеряет, если продолжит вести себя как весь последний месяц.

«А еще теннис – это самая последняя и самая прочная связь с мамой, – поняла Марго. – Когда я побеждаю – неважно, в турнире ли или саму себя: собственную лень, усталость, слабость, – я чувствую, как она гордится мной. Что ей спокойно за меня там, куда она ушла».

Девушка открыла глаза. Прямо над ней плыло абсолютно круглое облако. Оно было похоже одновременно и на мяч, и на кругляш вожделенной олимпийской медали.