Сталинский дом. Мемуары - Дзидра Эдуардовна Тубельская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только после долгих усилий Туров наконец освободили от обязанностей военных спецкоров «Известий» и «Сталинского сокола», и они могли сконцентрировать все свое внимание на драматургии. В театре Вахтангова вышел спектакль по их пьесе «Кому подчиняется время» в постановке Александры Исааковны Ремизовой. Оформлять спектакль пригласили Николая Павловича Акимова, художественного руководителя Ленинградского театра комедии. Спектакль получился яркий, захватывающий и пользовался большим успехом.
С первого же дня знакомства с Акимовым я испытывала к нему глубокое уважение и восхищение. Он буквально излучал талантливость как в своих театральных постановках, так и в своих работах художника. Его почерк был неповторим и узнаваем, в чем бы ни проявлялся.
В конце сороковых годов у Николая Павловича начался в Ленинграде период гонений. У него отобрали театр. Он приехал в Москву и поселился у Ремизовой, неподалеку от Вахтанговского театра, и сильно нуждался. Брать деньги в долг он наотрез отказывался, сколько ни предлагал ему Леонид и другие друзья. Тогда мы придумали, чтобы Николай Павлович написал мой портрет. Я стала ходить к нему в этот арбатский переулок позировать. Акимов написал два портрета — второй вместе с Витусей, ибо, как он говорил, не мыслит меня без моего, как он выражался, хвостика. Я до сих пор считаю его непревзойденным портретистом.
Дружба с Николаем Павловичем продолжалась долгие годы. Мы ездили на его премьеры в Ленинград, а он к нам — в Москву. Одно лето, услышав наши восторженные отзывы, он решил провести в Доме художника на Рижском взморье. Он часто приходил к нам в Дубулты[20], мы долго гуляли по пляжу. Он был превосходным рассказчиком, иногда позволял себе едкую, очень смешную оценку некоторых драматургов и их произведений. Потом он загорелся мыслью провести все следующее лето неподалеку от нас и попросил меня подыскать ему частный домик. Мы вели с ним по этому вопросу оживленную переписку, и у меня сохранилось несколько его остроумнейших писем. В результате из этой затеи с домиком ничего не вышло.
Наступил 1946 год. Назрела пора подумать о летнем отдыхе. Зимой Витуся тяжко болела скарлатиной, ее едва удалось спасти от смерти, и она еще была очень слаба. Врачи советовали повезти ее на море. Мы решили отправиться в только что открывшийся Дом творчества писателей на Рижском взморье. Мне очень хотелось туда поехать, познакомиться с родиной моих родителей. В первые послевоенные годы для поездки в Латвию требовалось особое разрешение, выдаваемое в КГБ. С понятным страхом я отправилась с Леонидом на так печально знакомый мне Кузнецкий Мост, где я неоднократно выстаивала в длинных очередях в надежде хоть что-нибудь узнать о судьбе отца. Я опасалась также, что мне как «дочери врага народа» и латышке наверняка не дадут разрешения на такую поездку. Однако имя Леонида Тура возымело действие, и разрешение нам было дано.
В июне мы отправились в путь. Поезд шел по сильно разрушенной войной местности: разбомбленные дома, поваленные деревья, печально бродящие по руинам люди.
Наутро мы уже были в Латвии. Еще на рассвете я услышала на какой-то остановке перекликающиеся голоса и с удивлением поняла, что звучит латышская речь и я ее прекрасно понимаю. Я не могла оторваться от окна: чистые аккуратные домики, возделанные поля. Я невольно сравнивала это с виденным вчера. Трудолюбивые руки латышей делали все возможное, чтобы быстрее стереть следы войны. Я ведь знала, что и тут шли ожесточенные бои, и тут были сильные разрушения.
Но вот слева засверкала река Даугава, и появились вдали высокие шпили рижских соборов. Мы выгрузились из вагона и последовали за носильщиком на привокзальную площадь. Леонид с удивлением слушал, как я бойко договаривалась с таксистом по-латышски. Ехали мы по довольно разбитой дороге около часа и наконец справа между домами показалась полосочка моря. Наша цель была достигнута.
Двухэтажный белый дом с колоннами стоял в великолепном парке. От моря его отделяла лишь полоса дюн. Встретила нас сестра-хозяйка и заговорила с нами на ломаном русском. Удивлению ее не было границ, когда я ей ответила на чистом латышском. Она вела все хозяйство вместе со своим братом. Писателей было еще мало, и они вдвоем прекрасно справлялись. Мы разместились на второй этаже, в комнате, выходящей на огромный балкон. Столовая находилась внизу. Там стояло несколько столов, покрытых белоснежными скатертями. На каждом — вазочка с полевыми цветами. Царила атмосфера домашнего уюта.
За трехразовое питание полагалось сдать продовольственные карточки. Кроме того, на лимитную книжку давали дополнительные продукты в магазине в Лиелупе. Туда от нашего дома было километров пять, но я легко, усадив Вику в коляску, преодолевала этот путь по пляжу. Море и пляж очаровали меня с первого взгляда. Зелень прибрежных ив казалась невероятно яркой. Сосны оттеняли стволами золотистый песок и море, которое меняло краски в зависимости от окраски неба.
Впервые в нашей совместной жизни Леонид проводил все дни вместе с нами. Он тоже всем сердцем полюбил спокойную природу Взморья. Иногда по утрам он сопровождал меня на рынок в Майори. Там продавали овощи, ягоды, копчушки и другую рыбу. Можно было выменять продукты на водку или сигареты.
После рождения Вики я сильно похудела. Леня взял с меня слово, что я постараюсь поправиться. Он обнаружил в Дзинтари маленькое, еще не национализированное, кафе. Хозяйка этого кафе пекла дивные пирожные, которые подавала с кофе и взбитыми сливками. Я обещала ходить туда ежедневно. Иногда и Леня лакомился вместе со мной. Я действительно вскоре стала приобретать прежний вид, чему Леонид почему-то чрезвычайно радовался.
Соседями по дому оказались Евгений Иосифович Габрилович с женой Ниной и драматург Владимир Соловьев. За едой стали появляться и латышские писатели. Они вежливо здоровались, улыбались, но дальнейшего сближения не было. Я видела, что они присматриваются к нам, особенно ко мне, услышав, что я разговариваю с сестрой-хозяйкой по-латышски. Однажды они нам представились: Григулис, Грива, Рокпелнис и еще один особенно колоритный человек с седой окладистой бородой, фамилии которого я никак не вспомню. Именно этот человек как-то подошел ко мне после завтрака и пригласил пройтись с ним по парку. Мы
