Герои - Джо Аберкромби

— Капрал? — Чудной, высокий, надрывный голос, почти что женский, но когда Танни повернулся — перед ним, к его великому не удивлению, но разочарованию, предстала явно не женщина.

Это был очень большой мужик — чёрный мундир в грязи от нещадной скачки, на рукавах полковничьи нашивки, за поясом длинный и короткий клинки практичного исполнения. Его сбритые ёжиком волосы припорошило сединой у висков и сровняло почти до лысины на макушке. Бровастый, со сплюснутым носом и челюстью кирпичом, как у кулачного бойца за деньги, он вперил тёмные глаза в Танни. Возможно примечательное отсутствие шеи, или то как торчали побелевшие костяшки его стиснутых кулаков, или туго натянутый, словно на каменную глыбу, мундир — но что-то в нём, даже стоящем неподвижно, выдавало устрашающую силу.

Танни, когда это представлялось наилучшей идеей, умел расстараться, отдавая честь, и сейчас он отточено отсалютовал и вытянулся смирно.

— Сэр! Капрал Танни, сэр, знаменосец Его величества Первого полка!

— Ставка генерала Челенгорма? — Глаза вновь прибывшего зыркнули на новобранцев, будто подзуживая их посмеяться над голоском-дудочкой.

Танни знал, когда надо смеяться, и сейчас было не то время. Он показал через отбросы и усыпанный палатками луг в сторону избы, клубы тянулись из дымохода в светлое небо.

— Вы найдёте генерала там, сэр! В доме, сэр! Возможно до сих пор в кровати, сэр!

Офицер единожды кивнул и, опустив голову, зашагал походкой, подразумевающей, что он просто пройдёт сквозь всё оказавшееся на его пути.

— Кто это был? — пролепетал один из молодцов.

— Если не ошибаюсь это… — Танни на мгновение оставил фразу висеть в воздухе. — Бремер дан Горст.

— Тот самый, кто фехтовал с королём?

— Верно, и был его телохранителем, до побоища в Сипани. Иные говорят, он здесь королевское ухо. — Не к добру явление здесь столь заметной личности. Никогда не стой близко ни к чему заметному.

— Что он здесь делает?

— Точно не скажу. Слышал только, что боец он адский. — И Танни обеспокоенно поцыкал сквозь зубы.

— Разве ж то плохо для солдата? — вопросил Желток.

— Чёрт побери, конечно! Прислушайтесь ко мне, пережившему не одну рукопашную — войны очень тяжёлый труд и безо всяких-там, устраивающих посреди них бои. — Горст протопал во двор перед домом, вытягивая нечто из кителя. Конверт. Судя по виду — приказ. Отдал честь часовым и прошёл внутрь. Танни потёр бунтующий живот. Что-то нехорошее даёт о себе знать, и не только вчерашнее вино.

— Сэр?

— Капрал Танни.

— Я… я… — Его звали Уорт, и ему свело живот. Танни, разумеется, распознал признаки. Переминается с ноги на ногу. Лицо побледнело, глаза немного слезятся. На счету каждая минута.

Он мотнул большим пальцем в сторону выгребных ям.

— Давай! — Парень припустил напуганным зайцем — по грязи вприпрыжку, ноги колесом. — Только убедись, что кладёшь кал в надлежащем месте! — Танни повернулся к остальным несмышлёнышам, наставительно качая пальцем. — Всегда кладите кал в надлежащем месте. Это — великий солдатский принцип и он несравнимо важнее всякой ахинеи о маршировке, оружии и использовании местности. — Даже с такого расстояния слышался протяжный стон Уорта, сопровождаемый взрывным пердежом. — Рядовой Уорт сражается в своей первой схватке с нашим настоящим противником. Непримиримым, беспощадным, жидким врагом. — Он хлопнул по плечу ближайшего бойца. Как оказалось, Желтка, который едва не рухнул под дополнительной тяжестью. — Несомненно, рано или поздно, каждый из вас встретит в нужниках собственный бой. Мужайтесь, ребята, мужайтесь. Вот так вот. А в ожидании, пока Уорт одолеет врага или при попытке падёт смертью храбрых, не охота ли кому из вас, парни, товарищеской партии в карты? — Он извлёк из ниоткуда колоду, распуская веером перед вытаращенными глазами, или, в случае Клиге, глазом, новобранцев. Завораживающее впечатление лишь слегка подпортила мелодия, льющаяся из задницы Уорта. — Сыграем просто так, без интереса. Для начала. Никаких невосполнимых потерь? Ничего, чтобы вы не могли себе… Охо-хо.

Генерал Челенгорм возник из своего штаба, в кителе нараспашку, с растрёпанными волосами, лицо раскраснелось свёклой, и закричал. Он кричал постоянно, но на этот раз, в кои-то веки, кажется со смыслом. За ним молча и сгорбленно вышел Горст.

— Охо-хо. — Челенгорм запнулся на пути, видимо что-то передумав, развернулся как на шарнире, заревел просто так, начал борьбу с пуговицей, гневно отбросил руку помощи. Из дома начали высыпать командиры, во всех направлениях, словно птицы разлетались с кустарника. От генерала стремительно распространялся хаос и заражал весь лагерь.

— Вот падла, — пробормотал Танни, втискиваясь в наручи. — Лучше бы нам подготовиться к походу.

— Мы же только что прибыли, капрал, — проныл Желток, наполовину скинув ранец.

Танни взялся за лямку и натянул её обратно на плечо Желтка, разворачивая того лицом к генералу. Челенгорм пытался одновременно потрясать кулаками на подтянутого офицера и застёгивать собственный китель.

— Перед тобой наглядное проявление как работает армия — звенья, боец, командной цепи, каждый срёт на голову нижестоящего. Зело почитаемый командир нашего полка полковник Валлимир только что вкусил дерьма генерала Челенгорма. Полковник Валлимир испражнится на собственных офицеров, и, поверьте, говнище быстро скатится вниз. Через минуту-другую первый сержант Форест прибудет и выставит по стойке свои оголённые ягодицы над моей головой. Угадайте, во что это выльется для вас? — Некоторое время молодцы стояли молча, затем Клиге робко потянул руку. — Вопрос был риторическим, салага. — Тот снова осторожно её опустил. — За это ты понесёшь мой ранец.

Плечи Клиге поникли.

— Так, Люгерфлюгер.

— Ледерлинген, капрал Танни.

— Как скажешь. Раз уж ты так любишь добровольничать, ты только что добровольно вызвался нести второй мой ранец. Желток?

— Сэр? — Очевидно, тот едва ли мог стоять под весом даже собственной клади.

Танни вздохнул.

— Ты понесёшь гамак.

Молодая закалка

Ручей высоко поднял топор и резко, с уханьем, опустил вниз. Расколол полено пополам, представляя его головой очередного союзного солдата. Вместо щепок ему представлялись кровавые капли. Журчанье родника представлялось отголоском хвалебного людского гула, а листва на траве — женщинами, падающими без чувств к его ногам. А сам он был великим героем, завоевав подобно отцу почётное имя на поле брани и почётное место у очага — и в песнях. Был самым суровым из сильнейших мужей всего Севера. То время, пока продолжал представлять.