Последнее прощай - Фиона Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он уже приступил к пробежке, когда взгляд его ненадолго задержался на часах. Продукты должны были доставить в восемь, так что, по его подсчетам, вернуться следовало по крайней мере минут на десять раньше. Свернув, он перемахнул через ворота фермы, что при его длинных ногах было не так уж сложно, и по кромке поля, увязая в грязи, устремился к вершине крутого холма.
Когда он вернулся, мокрый от пота, ощущая приятное жжение в мышцах от молочной кислоты, Льюис радостно выбежал во двор ему навстречу. Однако пес был не единственный, кого он там обнаружил, — во дворе уже урчал грузовик, на боку которого красовалась надпись, сделанная большими зелеными буквами: «Хексуорти Органикс».
Гадство. Почему так рано?
Льюис, предатель, виляя хвостом, побежал приветствовать водителя, а Броуди обогнул заднюю часть хозяйственных построек, которые тоже были частью его собственности. Общаться с доставщиком было необязательно: при заказе он всегда делал пометку для водителя, чтобы оставил все в маленькой, видавшей виды теплице, служившей прихожей. Он никогда ни к чему не придирался, требуя что-нибудь заменить. Что привозили, то и брал.
Миновав сад, он скрылся в стенах дома: из патио через стеклянные двери вошел в гостиную, а затем скользнул в кабинет за соседней дверью. Этот парень, должно быть, новенький: стоял и стучал в переднюю дверь с недоуменными возгласами: «Здравствуйте?!» Тут же, вовсю радуясь такой возможности, заливался лаем Льюис. Глупый пес.
«Просто прочитай то, что у тебя написано в накладной, приятель, — мысленно наставлял его Броуди. — Там указана вся информация, которая тебе необходима, а потом можешь проваливать и просто оставить меня в покое».
Броуди мог бы пока сходить в душ, вот только лестница просматривалась сквозь застекленную часть входной двери, так что он просто сидел на стуле и, разглядывая пятно облупившейся краски на подоконнике, ждал. Наконец стук прекратился, и он услышал, как рокот мотора стал удаляться с его двора по лесной тропке, пока не стих совсем.
Глава 14
Ровно неделю спустя телефон Броуди зазвонил снова. Он сидел в своем скромном кабинете, в камине плясало пламя, щекоча кучку поленьев. Эта комната буквально ломилась от шкафов с книгами всевозможных размеров и состояний. В углу пристроилось довольно древнее кресло с высокой спинкой, оставшееся от прежних хозяев (как и большая часть находившейся в доме мебели). В свое время это казалось самым простым выходом. Перед окном стоял старый деревянный стол — такой, который сверху обтянут зеленой кожей. На нем практически ничего не было, за исключением приличного слоя пыли и его мобильного телефона.
Тем вечером, в начале одиннадцатого его привычно пустой, безжизненный экран засветился, устройство мягко завибрировало на кожаной поверхности стола. Льюис поднял лежавшую на лапах морду, заметив, как Броуди встал, чтобы дотянуться до телефона, и улегся вновь, когда хозяин опять занял прежнее место, усевшись в кресло рядом с камином.
— Броуди? — произнесла она так, будто готовилась говорить сама с собой или просто находилась в пустом помещении.
— Я здесь.
До него донеслось, как Анна облегченно вздохнула:
— На это я и надеялась.
Он улыбнулся, удивляясь тому, как радостно ему было снова слышать ее голос.
Она вдохнула, задержала на секунду дыхание и заговорила:
— Я хочу задать вам вопрос. Я пробовала спрашивать других, но у меня есть подозрение, что они просто говорят мне то, что я, по их мнению, хочу услышать, вместо того чтобы ответить честно.
Он устроился в кресле поудобнее, разглядывая окна своего кабинета: от темноты глядевшей в них ночи казалось, будто кто-то снаружи выкрасил их в черный цвет.
— Валяйте.
— Вы верите в родственные души? Ну, то есть, что есть один человек на всю жизнь… навсегда?
Он ненадолго задумался:
— Не очень.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Мне нужно было сначала услышать это от вас, прежде чем окончательно убедиться в собственном мнении. Каждый пытается рассказать мне, как совладать с горем, как я должна себя чувствовать, но из-за таких вот советов мне сложно понять, что же я сама думаю обо всем этом. О том, что для меня важно.
Он кивнул. Ох уж эти благонамеренные души… Этих он знал как облупленных.
— И что же вы думаете, Анна?
— Что Спенсер был моей родственной душой.
— Как вы это поняли? — в этом вопросе не было ничего похожего на осуждение или насмешку. Он искренне хотел услышать ее ответ.
— Просто поняла, — задумчиво ответила она. — С самой первой встречи.
— Вы влюбились с первого взгляда? — а вот теперь его голос прозвучал скептически.
— Если угодно. Хотя, тогда я не думала об этом в таком ключе. Я бы себе не позволила. То есть, это ведь глупо, верно? Так бывает только в сказках.
Броуди лишь хмыкнул, так и не дав вразумительного ответа. Это, впрочем, вполне красноречиво выражало его позицию.
— Я только его увидела, и мне показалось, будто я со всего размаху врезалась в кирпичную стену. Без преувеличения — у меня в прямом смысле закружилась голова, потом я начала задыхаться и у меня начало жечь ступни. Я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, просто поздоровалась, но ничего не получалось, — она тихо рассмеялась. — Но то же случилось и с ним… Так я и поняла, что это оно. Что это он.
Броуди нахмурился:
— Кажется, речь идет лишь о физическом влечении.
Анна расхохоталась:
— Мне следовало догадаться, что вы циник.
— Так и есть, — сказал он, — и я горжусь этим.
Она вздохнула.
— Ладно, — снова заговорил он, — докажите, что я неправ. Что в нем было такого, что убедило вас в том, что он… — он ненадолго умолк: выяснилось, что произнести следующие слова куда труднее, чем он ожидал, — единственный? Что делало вас идеальной парой?
Какое-то время Анна молчала. Еще чуть-чуть, и он бы услышал ее мысли.
— Мне кажется, в теории, так не должно было случиться. Мы были очень разными. Я стеснительная, а он полнейший экстраверт, энергичный, с головой полной сумасшедших планов и схем. Спенсер был мечтателем, вот что мне в нем нравилось: его воображение, его страсть. Это и то, что, хоть другие и могли посчитать меня черно-белой на фоне его «Техниколора», он так не считал. Он верил в меня так, как больше не верил никто и никогда.
— Я понимаю, почему вас — или кого-либо другого — могла покорить такая поддержка.
— Это было больше,
