Пенсия для морского дьявола - 3. Подводный охотник (СИ) - Чиркунов Игорь

Почти трёхметровый гарпун позволил подвести острие чуть ли не вплотную, оставалось только подождать, пока одна из рыбин сама не подойдёт в выбранную точку.

Удар!

И тут же потянул гарпун назад, быстро, но не резко. Флажка-стопора на конце, конечно, никакого — делать тут его не из чего. А зубья, обращённые назад, недостаточная гарантия того, что добыча не соскользнёт.

Но у меня получилось! Я вытянул из воды и вновь прижал, но уже к верхушке рифа трепыхающуюся, довольно крупную — килограмма на два с половиной ‑рыбёху.

— Забирай! — скомандовал помощнику. А когда тот слегка трясущимися руками снял с гарпуна добычу, добавил. — Ну что? Видишь? И как, по-твоему, нужны мне сети?

Каналоа показал себя молодцом. В том плане, что сначала позаботился, чтоб загарпуненная рыба оправилась именно в корзину, а не в воду. И только потом поднял на меня совершенно круглые от удивления глаза. «А что, так можно было⁈» ‑ говорил весь его вид.

Я не удержался. Откинувшись телом и задрав голову к небу расхохотался так, что слёзы выступили на глазах.

— Ты себя видел? — проржавшись, но ещё нет-нет да сотрясаясь в приступах смеха, спросил парня. — У тебя такая дурацкая рожа!

Каналоа словно не слышал.

— Ты копьём убил рыбу? — спросил он с не верящим взглядом. — Но рыбу ловят сетями! Копьё, чтоб убивать врагов!

Ну а чего я удивляюсь? Подумал отрешённо. Первобытное сознание, так сказать: «дологическое», и как следствие — не способность создавать новые ассоциативные связи[5]. У местных всё просто: вот копье, оно чтоб убивать других людей. А это — рыба. Чтоб её поймать нужна сеть… И скрестить эти два понятия — уже за гранью умственных способностей. С другой стороны, в лагуне рыба у поверхности близко к берегу не подходит, неоткуда даже мысли зародиться.

— Да-а-а, братан, — протянул я, всё ещё утирая весёлые слёзы, и покачал головой, — ещё много тебе предстоит, открытий чудных. Ещё много шаблонов разлетятся вдребезги, пока я из тебя человека сделаю…

С добычей — в корзине лежал пяток рыбин, добытых часа за два ‑ я отправил Каналоа на пляж, дав задание выпотрошить и промыть. Жаль соль ещё не выпарилась, да специй я тут пока никаких не разведал.

А сам отправился проверять свои каучуковые «плантации»…

Да-а-а-а… Я разочарованно покрутил в руках небольшой комок… чего-то. Не резина, точно. И даже не каучук — сырой каучук я в руках держал. Белый комок больше всего походил на… даже не знаю, ассоциация почему-то возникла со свернувшейся пенкой на молоке. В пальцах мнётся… Упругий… Потянул — тянется, отпустил — сжался…

Хм… И как из… ЭТОГО… сделать то, что мне нужно?

В кокосовых скорлупках, судя по следам на стенках, латекса набралось дай бог треть. И то, что набралось, сейчас свернулось, превратившись в мягкие, скользкие комочки.

Я почесал тыковку. За-са-да…

Зарубки, естественно, «латексоточить» перестали, подёрнувшись белой, резиновой на ощупь плёнкой.

Память что-то такое услужливо подкинула: да, точно, надрезы приходится подновлять постоянно. Я даже вспомнил вид гевеи на плантации — у неё ствол, с одной стороны, весь исполосован этими «шевронами» — V-образными зарубками. Кстати, сверху вниз… Хм, почему? Впрочем, мне какая разница? Если так делают профи, значит и мне надо. К чему изобретать велосипед?

Но делать новые надрезы не стал — надо пока с тем, что собралось разобраться.

Пока возвращался на пляжик, всё ломал голову: а дальше то что? Вообще-то, если честно, я ждал, что собранный латекс застыв и так превратиться в каучук. Дальше тот, по-хорошему, надо вулканизировать. И я даже теоретически знаю как. Но была надежда, что и не вулканизированный он подойдёт для моих целей. Теоретически, вулканизация позволяла резине не «раскисать» на жаре. А я на жаре её использовать и не собирался — под водой тут не жарко.

Но выходит, что не только вулканизация встала барьером меж мной и моей целью.

— Прости меня, — как только я появился на пляжике, Каналоа встал, и церемониально поклонился, — я опять плохо думал о тебе. Я думал, что ты тот, кто не чтит законы и традиции, а ты… Ты великий человек… или дух… Я не знаю, — задумался, потом выдал. — Наверно ты всё-таки дух, ибо ни один человек не додумается убивать рыбу копьём!

Наверно, я бы как-то по-другому отреагировал, если бы мой мозг не заполнила целиком «проблема каучука».

— Да… Забей, — отмахнулся я.

Правда потом заметил недоумение на лице бывшего воина, и, придав лицу более серьёзный вид, сказал:

— Я прощаю тебя, за твои мысли. Ты же не знал! — и всё ж не удержался, добавил на лицо и в голос суровости, сдвинул брови. — Но впредь, не смей думать про меня плохо… И замышлять недоброе.

Последнее добавил уже, как говориться «на всякий».

Каналоа аж распростёрся на песке у моих ног.

— Я клянусь тебе в этом, дух!

— Ладно, вставай, — махнул рукой я, — рыбу почистил? А, да, вижу. Короче, слушай задачу: на тебе костёр и ужин, ну а я… — на секунду задумался: по-хорошему надо провести вечернюю треньку, но что-то вымотался за сегодня. — А я пойду, поныряю.

Когда поверхность воды сомкнулась над ластами, и я вновь провалился в темно-синюю мглу, а в уши… даже не в уши — сквозь кожу головы стал вливаться «голос океана», заклинившие было мозги словно отпустило.

Уксус! Чёрт возьми! В латекс льют уксус! Или другую, подходящую кислоту. А после отжимают, ибо в таком виде в нём слишком много влаги. Вроде как, до шестидесяти процентов.

Ну ладно, уксуса у меня пока нет… Пока. Но я ведь знаю, где мне его взять? И можно, в конце концов, попробовать отжать свернувшийся латекс!

Я словно отмёрз. Или — скинул шоры. Восприятие словно открылось, развернуло передо мной бескрайнюю картину предвечернего океана, на который я стал смотреть немного другим взглядом.

Опустился до дефилирующих вдоль скалы каракатиц. Ближе, конечно, не подойти, но если… Я вытянул руку, словно прицелился. Да, отсюда, пожалуй, достану.

Глубина достигла полутора десятка метров, и я уже свободно падал, лишь подправляя направление изгибом тела или лёгким шевелением самых кончиков ласт. Каракатица, наконец-то, соизволила обратить на меня внимание, и, прикрывшись чернильным пятном, сквозанула вдоль скалы, а потом и вовсе забилась в какую-то щель.

Взгляд, потеряв отслеживаемую цель, переключился дальше. И вновь упёрся в крупные, тёмные спины больших рыбин, что стремительно скользили в отдалении от скалы, глубже тридцати метров.

Да уж… Я зачем-то вспомнил свой бамбуковый гарпун. Эту шкуру я им точно не пробью. Можно и не пытаться. Даже если как следует разогнать… ну, например, если я всё-таки «изобрету» порох — бамбук разлетится при ударе о бок такой рыбы в щепки.

Вот тебе Скат, ещё проблема, чтоб не скучно было. А то думал — гевеи найду, и, считай, тунец у меня в кармане… Ха! Карманами не обзавёлся, а туда же!

Диафрагма толкнулась первой контракцией, пора на всплытие. За мидиями придётся уже следующий нырок делать. Где-то, в глубине сознания мелькнуло самодовольное: «Нырок больше чем на два гонга и метров на двадцать пять в глубину! Это вам не с камнем пешком по дну шастать!»

Мидии я собрал, но отложил пока в заранее выкопанную на берегу ямку с водой. Пусть будет запасец. Сегодня у нас рыба!

Даже Каналоа похоже наелся «от пуза» — сидел, откинувшись, с видом удава, проглотившего кролика, лениво помаргивая слегка осовевшими глазами.

— Слышь, боец, — мне, после сытного обеда тоже было лениво языком ворочать. — Ты убедился, что я не нарушаю ваши дур… ваши правила? В смысле я же не копья против человека сделал, а гарпуны для рыбы.

— Да, ты не нарушил закон… — «рядовой» даже чуть выпрямился. Не вскочил, конечно, по стойке смирно, но хоть уже не изображал из себя каменного болвана, и то хорошо.