Газета Завтра 880 (39 2010) - Газета Завтра Газета

     Думаю, нас можно определить как арт-панк.

      М.Л. А я вот не понимаю, что значит — арт-панк…

      "ЗАВТРА". Долгое время фиксировался уход энергии из слова, бесполезность прямого высказывания. Но "Барто" активно работает со словом, да и прямое высказывание порой имеется.

     А.О. В нашем случае, оказалось, что так надо, и это востребовано. Когда "Барто" начиналось, году в 2006-2007, скорее это было для себя и для друзей. Но реакция неожиданно оказалась массовой. Позвонил Троицкий, позвали на гастроли, первый немосковский концерт был сразу же в Минске. Оказалось, что это созвучно не только нам. Мы удивились.

      М. Л. Мы ориентировались на то, что нас задевает и интересует. Но было приятно — записываешь голос, а звукорежиссёр сидит за пультом и хохочет.

      "ЗАВТРА". Существуют ли границы вашего высказывания, есть ли, условно, табу?

     А.О. Мы всегда исходили из позиции Эрика Картмана из мультфильма "Южный парк" — делаю, что хочу. "Барто" стало тем проектом, в котором мы делали, что хотели, пели, что хотели. Речь не шла о каких-то матерных эскападах, просто было ощущение свободы, возможность делать то, что нам нравится, смешно и интересно. Границ не было — пели о том, что нас волновало. Не как Лотреамон испытывали мир на прочность, просто сочиняли и радовались. Всё было очень естественно, рефлексий о том, что мы можем себе позволить или не позволить, не было. Проблемы, что есть некоторая грань, которую мы не перейдём, не существовало.

      М.Л. Мы двигались по наитию — писали, то, что писалось. К тому же жизнь регулярно подкидывала сюжеты.

     Идейно-эстетически на нас повлияло несколько явлений. Во-первых, Андрей Машнин и его "МашнинБэнд", который говорил о том, что нас волнует. Также альбом группы "Запрещённые барабанщики" — "По ночам". Это было гениально — "Москва—Махачкала", "Бородино-2000", "Случай в Макдональдсе". Одновременно реалистично, жизненно, остро, но и здорово переработано, подано. Настоящее искусство. А окончательно подтолкнул Михаил Краснодеревщик и группа "Красное дерево". По текстам он никак с нами не пересекается, это такой пацанский хип-хоп, но способом высказывания и мыслями он, несомненно, повлиял на наш способ выражения.

      "ЗАВТРА". На вас направлено внимание публики, выходит новый альбом "Ум, совесть, честь". Мыслите ли вы себя в контексте будущего, допустим, пятнадцатого альбома, возможно ли такое вообще? Или "Барто" — это "здесь и сейчас"?

     А. О. Возьмём "The Beatles". Начинали они всё-таки с довольно простых вещей типа "She loves you". А через три-четыре года вышли пластинки, которые стали признанными шедеврами — "Revolver", "Sgt.Pepper's Lonely hearts club band". Ни одна русская группа так не развивалась, чтобы можно сказать о каком-то восхождении. Зачастую наоборот, "Мумий Тролль", Земфира начинали с лучших альбомов, а потом скатывались.

      М. Л. Я не согласна. Скорее, публика с готовностью воспринимает новые вещи, а впоследствии относится более равнодушно. Мы существуем в той системе координат, которая есть. То, как СМИ влияют на население — это просто уныло и ужасно. Публика воспитывается в совершенно тупом образе. И как можно прошибить эту систему — непонятно. Мы пытаемся воздействовать через провокационную подачу, через яркие живые выступления.

      "ЗАВТРА". При этом определённая часть аудитории восприняла ваши проявления как "прикольно". Вы даёте систему координат, а "съедают" те люди, которые и являются объектами ваших выпадов.

     А. О. В определённом смысле — да. Мы играли в Томске, и один наш поклонник, местный владелец заводов, газет, пароходов, говорит: "У меня есть стрип-клуб, и мои девочки любят танцевать под ваши песни".

     Я хватаюсь за голову. Получается как с "Кровостоком" — бравые ребята-художники сделали стёб-проект. Но "считали" его пацаны, и "Кровосток" зазвучал из каждой покоцанной восьмёрки, стоящей на обочине.

     Или на одном сайте довелось прочитать, что "гимном нашего клуба признан трек "Танцпол".

      М.Л. С одной стороны, ситуация для нас не особо позитивная. Мы писали совершенно в обратную сторону, а песня получила такое прочтение. Поп-культура сегодня съедает всё. Но ты-то знаешь, о чём говоришь, и какая-то часть публики, которая тебя слушает, это тоже знает и понимает. Это ценно. Важен даже один человек, который тебя понимает. Я всегда готова петь — в зале один человек, тридцать или пятьсот. По большей части мы играем для себя. И то, что ещё приходят люди и нас слушают, и нас принимают — это прекрасно.

     Да, мы оказались созвучны модной тусовке. Но наш слушатель очень разный. Действительно есть убеждённые посетители дискотек. Вплоть до бандитов. Но хватает и другой аудитории. А то, что люди разные — это хорошо, это радует. Творчество ты неизбежно отпускаешь на волю, и песни живут своей жизнью.

      А.О. Можно сказать, дух дышит, где хочет.

      "ЗАВТРА". Существует поговорка — человек есть то, что он ест. Творчество довольно многих художников — это истории потреблённых и переработанных культурных артефактов, истории библиотек и фонотек. "Барто" — это культурный пласт или, скорее, жизненные впечатления?

     А.О. Здесь нельзя противопоставлять одно другому. И музыка оказывала влияние, и действительность. Точно нельзя сказать, что повлияла какая-то конкретная музыка. Влияет внешний мир, и музыка, как его часть, но не в качестве некоей жанровой, эстетической формы.

     Наше творчество — столкновение "Барто" и внешнего мира. Мы — люди наслушанные, но в какой-то момент наступило пресыщение. Одно время был трип-хоп. Мы покупали весь трип-хоп, ещё на кассетах, всё подряд. Но спустя десять лет очевидно, что кроме центровых людей типа Tricky, "Massive Attack", слушать нечего. Всё остальное можно было сразу выбрасывать в помойку, а деньги раздавать нищим, особенно, если бы они выставили картонку с надписью "трип-хоп".

      М.Л. Был период, когда меня позвали ди-джеем и я слушала очень много современной музыки для того, чтобы быть в курсе и играть вещи актуальные. Масса музыки за неделю. И всё плохо. То есть вся музыка отличная, качественно сделанная, но не задевающая.

      А.О. Неизбежное влияние оказало и наше историческое образование. Я писал диссертацию на тему трансформации крестьянского менталитета в период военного коммунизма, Маша занималась Ортегой-и-Гассетом, теорией масс. Но мы скорее дети Розанова, чем Ортеги-и-Гассета…

Беседовал Андрей Смирнов

Сергей Угольников И ТИШИНА...

Умертвить мух можно разными средствами. Например, прихлопнуть газетой или побрызгать из баллончика. Отборочное жюри "Премии Кандинского-2010" продемонстрировало ещё один способ: задушить мух скукой. В самое выставочное время, днём в выходные, у касс выставки в ЦДХ, народа, желающего приобщиться к высокому искусству — нет. Отдельных, пробирающихся внутрь ценителей встречает гулкая тишина и развалы с журналом "Артхроника". После заявлений организаторов, уверявших в аншлаге, индивиды начинают понимать, что сосуществуют с отборочной комиссией в разных измерениях и, успокоившись, двигаются на эскалаторе дальше.

     Дальше — не значит лучше. Ибо труды отборочной комиссии (которую возглавил незабвенный Андрей Ерофеев) не могли не пропасть даром. Зачем, казалось бы, один из кураторов разглагольствовал о том, что политических работ на выставке не будет? Правильно — чтобы повесить серию унылых карикатур, повествующих о судебных мытарствах всё того же "экспозиционера". Коробки, паучки, голограммы, выстроенные в пирамидку мавзолея — неужели это хоть кому-то может показаться новизной? "Новостью" стало заявление на пресс-конференции, что "левый дискурс дотируется правыми силами", но открытия подобного масштаба — удел людей, безнадёжно отставших от жизни, и только вчера узнавших, что масло — масляное.

     Не оставляет впечатление, что организаторы сами превратились в объекты выставки, словно материализовавшейся не только из произведения Оруэлла, но и непосредственно из восемьдесят четвертого года. Даже живописная серия, повествующая о женской сборной по парашютному спорту, которая должна была диссонировать с яркими инсталляциями, не заставляет сопереживать даже самых ностальгически настроенных граждан. За ней слишком видно желание поучаствовать в распиле средств на работу с ностальгией. Откровенной халтурой попахивает и от деревянных автомобилей (модное течение нынешнего сезона, почерпнутое туземными провинциалами на Западе), и от витражей, слепленных из оргстекла. И только мусорный бак, изящно, с любовью украшенный барельефами, как бы намекает на реальную ценность экспонатов выставки. Эта же вторичность скрыта в трёхлитровых банках со старым бельём, выстроенных по периметру. Всем понятно, что творца, которому было не лень скреплять банки леской, потряс обыденный опыт Японии. Но легче от этого не делается — скорее, становится неудобно, что нашего туриста, пытавшегося продать утюги в токийской подворотне, без тени иронии позиционируют художником.