Чаша и клинок - Риан Айслер

Но внутри этого нарочито величественного и славного начала была трещина, которая расширилась в наши дни до опаснейшей пропасти. После тысячелетнего подъема в техническом, социальном и культурном развитии на пути — зловещая расселина. Разрыв между технической и социальной эволюцией, с одной стороны, и культурной эволюцией, с другой, постоянно растет. Научно-техническое и социальное движение в сторону большей структурной и функциональной сложности возобновилось. Но возможности культурного развития ограничены, грубо втиснуты в рамки общества, основанного на принципе господство-подчинение.

Общество становилось иерархическим, воинственным, господство захватили мужчины. Анатолию, где народ Чатал-Хююка тысячелетиями жил в мире, завоевали хетты, индоевропейский народ, упоминающийся в Библии. И хотя археологические останки, такие как святилище Язылыкая, показывают, что Богиню еще почитали, она постепенно низводилась до положения жены или матери новых богов войны и грома. По такой схеме развитие шло в Европе, Месопотамии, Ханаане. Богиня не только перестала быть верховным божеством, но даже превратилась в покровительницу войны.

Людям, жившим в эти ужасающие времена, должно было казаться, что сами небеса, некогда принадлежавшие щедрой Богине, были захвачены теперь антигуманными сверхъестественными силами, вступившими в союз со своими грубыми представителями на земле. Нормой становились не только «богоизбранный» сильный правитель и постоянные войны; существуют свидетельства, что в период с 1500-х по 1100-е годы до н. э. в природе и культуре царил невиданный хаос.

Именно в это время в Средиземноморье произошла серия вулканических извержений, землетрясений и наводнений. В самом деле, природа претерпела столько катаклизмов, что, вероятно, все, что происходило тогда, и стало основой легенды об Атлантиде, целом континенте, якобы утонувшем во время небывало сильных и разрушительных природных катастроф.

Однако вместе с ужасами естественными рука об руку шли и ужасы человеческих деяний. С севера все глубже и глубже в Европу проникали дорийцы. Под ударами их железного оружия в конце концов пали Греция и даже Крит. В Анатолии под натиском новых завоевателей погибла воинственная хеттская империя. Хетты, в свою очередь, двинулись в глубь Сирии. Земли Леванта тоже подвергались набегам, с суши и с моря, вытесненных народов, включая филистимлян, известных нам из Библии.

Ставшая мощным государством Ассирия вторгалась во Фригию, Сирию, Финикию, добралась даже до Анатолии и гор Загрос на востоке. Степень жестокости захватчиков можно представить по барельефам, увековечившим «героические» подвиги более позднего ассирийского царя, Тиглатпаласара. Огромное количество людей — целые города — было заживо посажено на кол.

Волна вторжений докатилась даже до далекого Египта: племена, названные в иероглифах «народами, моря» (некоторые ученые считают их беженцами Средиземноморья), пытались захватить дельту Нила в начале XI в. до н. э. Они были побеждены Рамсесом III, но и сегодня, запечатленные в его заупокойном храме в Фивах, они стремятся мимо нас на кораблях, колесницах и пешком, со своими семьями на повозках, запряженных быками.

В Ханаане, где как полагают исследователи Библии, было три миграционных волны, еврейские племена, объединенные теперь под предводительством левитов, начали серию завоевательных войн. Как видно из Библии, несмотря на то, что Иегова обещал им победу, потребовались сотни лет, чтобы преодолеть сопротивление ханаанеев, что в Библии объясняется то желанием Бога, чтобы его народы «знали и учились войне», то стремлением проверить и наказать их, то заботой о том, чтобы «земля не сделалась пуста», если сразу будут изгнаны все враги. И, как тоже видно из Библии (например, Второзаконие 3:3–6), в обычае этих «боговдохновенных» воинов было захватывать города так, что никого не оставалось в живых — ни мужчин, ни женщин, ни детей. По всему древнему миру теперь один народ противостоял другому, мужчины — женщинам и другим мужчинам. Скитаясь по просторам раздробленного мира, массы беженцев покидали свои родные жилища в отчаянных поисках пристанища, тихого места.

Но в этом новом мире не находилось такого места. Ибо теперь это был мир, в котором правили грозные боги и мужчины-воины, отобравшие власть у Богини и женской половины человечества. Это был мир, в котором отныне выше будет Клинок, а не Чаша, мир, в котором покой и гармония остались лишь в мифах и легендах давно утраченного прошлого.

Глава 5

ПАМЯТЬ ОБ УТРАЧЕННОМ ВЕКЕ: НАСЛЕДСТВО БОГИНИ

Падение Римской империи, мрачное средневековье, чума, мировые войны, все иные известные нам периоды кажущегося хаоса меркнут в сравнении с тем, что произошло во времена, о которых мы до недавних пор знали так мало: тот перекресток в нашей первобытной истории, когда человеческое общество было насильственно преобразовано. Сейчас, тысячелетия спустя, когда мы приближаемся к возможности второго социального преобразования — на этот раз в прогрессивное общество партнерства, — нам нужно как можно лучше понять тот удивительный отрезок прошлого. Ибо теперь, когда мы владеем технологиями тотального уничтожения, что было некогда прерогативой одного Бога, на карту может быть поставлено само выживание рода человеческого.

Однако огромный пласт новых знаний о первых тысячелетиях человеческой истории настолько противоречит всему тому, чему нас учили раньше, что информация эта недолговечна, как послание, написанное на песке. Она может удержаться в нашем сознании день или даже неделю. Сила традиционного учения неумолимо делает свое дело, омывая, как набежавшая волна, наши новые знания, пока наконец не останется лишь смутное воспоминание о некоем времени воодушевления и надежд. Только взяв на вооружение новые методы — знакомые и незнакомые, мы можем надеяться удержать это знание, сделать его своим.

Эволюция и трансформация

Один из таких методов, как вы видели, заимствован ив открытия стабильности и переменности систем. Эта недавно возникшая научная область, которую обычно называют «новой физикой» или иногда «теорией самоорганизации» и/или «теорией хаоса», впервые предоставляет нам схему для понимания того, что случилось с нами в доисторическую, эпоху и того, что может, в ином направлении, произойти с нами сейчас.

В свете этой концепции как части теории культурной трансформации то, что мы рассматриваем, представляет собой два аспекта общественной динамики. Первый касается социальной стабильности: каким образом на протяжении тысяч лет существовали человеческие общества, чья организация отличалась от той, которую мы привыкли считать образцом. Второй — того, как общественные системы, подобно всем прочим системам, претерпевали фундаментальные изменения.

В предыдущей главе мы видели динамику первого большого социального изменения в нашей культурной эволюции: как после периода неустойчивости системы, или хаоса, наступил критический момент бифуркации, после чего возникла совершенно иная общественная система. Все, что мы узнаем об этом первом изменении системы, демонстрирует нам, что происходит в период фундаментальных или «хаотических» изменений, и высвечивает не только прошлое, но и настоящее и будущее.

Однако может возникнуть вопрос: если переход от общества партнерства к обществу господства возвестил о последующем периоде нашей истории, не означает ли это, что система господства является, в конце концов, шагом вперед в эволюции. Здесь мы возвращаемся к двум моментам, упомянутым во Вступлении. Во-первых, это путаница в употреблении термина «эволюция» и как описательного, и как нормативного — и как слова для описания того, что произошло в прошлом, и как термина, обозначающего движение от «низшего» к «высшему» уровню (при этом подразумевается, что то, что пришло позднее, должно быть лучше). Во-вторых, даже наше техническое развитие было не ровным подъемом, процессом, многократно нарушавшимся откатами назад.

И еще один, не менее важный момент: существенная разница между культурной и биологической эволюцией. Биологическая эволюция влечет за собой то, что ученые называют видообразованием: возникновение широкого разнообразия прогрессивно более сложных форм жизни. Наоборот, человеческая культурная эволюция относится к развитию одного высокоорганизованного вида, который имеет две различные формы, женскую, и мужскую.

Этот человеческий диморфизм, или различие в форме, как мы видели, существенно ограничивает возможности нашей общественной организации, которая может быть основана либо на подчинении, либо на соединении двух половин человечества. Необходимо еще раз подчеркнуть, что каждой из этих двух моделей присущ свой тип технической и социальной эволюции. Следовательно, направление нашей культурной эволюции — особенно ее мирный, либо воинственный характер — зависит от того, какой моделью она руководствуется.