Русский вираж - Алексей Свиридов

— Ах, ну да, извините… — пробормотал он и, наклонившись, аккуратно положил «бизона» на бетон, а потом помахал пустыми руками в воздухе. Тотчас с десяток парней в пуленепробиваемых жилетах и шлемах отделились от машин и бросились вперед.

— Да вы что… — начал было он, но один из налетевших полицейских от души съездил его резиновой дубинкой по голове, и Корсар, и так державшийся из последних сил, потерял сознание.

Казак. Допрос для проформы

Из-за того, что Корсар, по выражению полковника Марченко, «дезертировал в самый напряженный момент», расписание дежурств на жаре у самолета пришлось срочно переделывать. Казака с Наташей полковник безжалостно разлучил, заявив, что не фига вокруг чужих баб крутиться. Казак попытался спорить, но раздраженный полковник попросту отмахнулся от него. И теперь молодой летчик жарился на солнце, пока Наташа прохлаждалась где-то в залах выставочного комплекса.

Время тянулось медленно. Посетителей было значительно меньше, чем в первый день, а те, кто останавливался перед «СМ-97», вопросов не задавали. В конце концов Казак попросил Саломахина «позвать, если что» и, сложив одну на другую несколько красных тормозных колодок, уселся в тени стабилизатора, там, где легкий ветерок давал хоть какую-то иллюзию свежести. Немного дальше на светлом бетоне чернели полосы стертой резины — следы вчерашнего дорожно-транспортного происшествия. Казак обратил внимание, что теперь самолеты с выставки возят на стартовую позицию совсем другим путем.

— Гляди-ка, Сергей, — сообщил он Саломахину, который пристроился с банкой пепси на порожке открытого грузового люка, — начальство тут мышей ловит, сделали вывод из вчерашнего.

Инженер кивнул и ответил, явно лишь для того, чтобы поддержать разговор:

— Да уж, сделали. Тот дедулька небось теперь неделю сидеть не будет.

— Да ну? — удивился Казак. — У них тут что, до сих пор телесные наказания?

— Для своих — да. Ты пойми, это же Восток. То, что мы тут живем как цивилизованные люди, еще не значит, что вся страна такая. Из города выйдешь, и непонятно, в каком ты веке.

— Ты сам выходил, что ли? — поддел Казак, но Сергей не обиделся.

— Я нет. Но ребята рассказывали… Хм, смотри, что-то опять произошло! Вот уж ни дня без приключений…

Казак проследил направление его взгляда: прямо по летному полю куда-то в дальний конец аэродрома неслась кавалькада: черный автобус с зарешеченными окнами, несколько легковых машин характерной окраски, и сзади — два белых мини-вэна. Красных крестов на них не было, но тем не менее «Скорая помощь» узнавалась с первого взгляда. У всех машин на крыше вспыхивали проблесковые огни, и их водители абсолютно не обращали внимания на препятствие: бронированный автобус на полном ходу зацепил крыло маленькой «Сессны» на одной из стоянок. Самолетик развернуло, что-то подломилось в шасси, и он так и остался стоять перекосившись, а машины понеслись дальше.

— И пожарники вон… — заметил Казак, показав чуть Дальше: четыре красные цистерны выстраивались вдоль полосы, отведенной для продолжения коммерческих полетов.

— А кто у нас в воздухе? — поинтересовался Саломахин и тут же сам себе ответил: — Опять «Крылу» не везет, что ли?

— Нет, нет, — успокоил его, да и себя, Казак. — Демонстрационные полеты идут с другой полосы, а вся кутерьма вокруг коммерческой дорожки. Но полиция-то тут при чем? Опять взорвать кого-то хотели?

Глядящий из-под руки Саломахин заметил:

— Ты прав, это не «Крыло». Кто-то другой сейчас на посадку заходит… Черт, машинка вроде на «Ан-24» похожа, но это явно не «Антон»… Блин, плохо видно.

Казак тоже попытался определить самолет, для встречи которого поднялась такая суета, но сумел только смутно разглядеть его силуэт, который вскоре перестал быть виден: обзор закрывало здание контрольно-диспетчерского пункта.

Саломахин смешно нагнул голову, прислушиваясь, и через пару минут объявил:

— Обошлось без стрельбы. Интересно, что же все-таки произошло? Ну да ничего, узнаем ближе к вечеру.

Нам еще больше часа осталось… Слышь, Колян, может, еще за водичкой сбегать? Я и тебе принесу, тут недалеко холодненькую продают!

Казак охотно полез в карман за деньгами, но попить холодненькой водички ему на этот раз не пришлось. Таким же бешеным аллюром к стоянке «СМ-97» невесть откуда подлетел еще один черно-белый автомобиль, и выскочившие из него полицейские решительным шагом направились к русским. Передний из них объявил:

— Мистер Николай Морозов! Казак на всякий случай кивнул. Говоривший остался на месте, а двое других быстро заняли позицию у него по бокам.

— Василий Степанович! — обеспокоенно крикнул Саломахин внутрь самолета: там, развалившись на кресле, дремал один из основных переводчиков делегации, выделенный в эту смену.

Василий Степанович вылез и, с ходу оценив ситуацию, обратился к старшему с длинной речью, выслушал ответ, что-то возразил, получил ответ на возражение, повертел в руках какой-то документ — а Казак все это время стоял в напряженной позе, чувствуя, как дюжие арабы в полицейских шлемах сверлят его глазами. Наконец переводчик повернулся к нему:

— Николай, мне очень жаль, но вам придется поехать с ними.

— С чего это вдруг? — Казаку стало не по себе.

— Они говорят, что совершено преступление, о котором вы можете что-то знать. Им нужно допросить вас.

— Вот еще напасть. А я что, обязан давать показания?

— К сожалению, да. — Василий Степанович снял очки и сочувствующе моргнул: — Но вы не беспокойтесь, для иностранцев-немусульман у них специальная процедура, приближенная к европейской. А если вы сейчас будете отказываться, то они вас… Как говорят у нас — «подвергнут приводу».

Казак вспомнил времена учебы в техникуме, когда он еще не поступил в летное училище, и несколько «приводов», которые ему довелось испытать на своей шкуре.

«Вряд ли дубайские менты лучше ростовских», — решил он и сказал:

— Да ладно, что уж там. Только вот никак в толк не возьму, что и о чем я могу знать.

Василий Степанович перевел, и офицер, явно разочарованный тем, что не пришлось применить силу, сделал приглашающий жест.

«Ну вот и посмотрел город…» — думал Казак, сидя на заднем сиденье машины, зажатый между двумя полицейскими. Переднее сиденье отделяла от отсека частая металлическая сетка, и вперед никакого обзора не было. Глядеть по сторонам тоже было не слишком удобно: правый страж сидел, подавшись вперед и опершись подбородком на руку, так что с этой стороны вместо городских красот можно было любоваться лишь его благородным арабским профилем.

Левый полицейский сидел нормально, но тоже загораживал часть окна, однако Казак все-таки глядел туда, потому что заняться было больше нечем.

«Гнал Серега, — заключил Казак, когда машина в очередной раз притормозила перед светофором. — Нормальный город, я бы даже сказал красивый. Ни лачуг, ни трущоб, ни бедуинов на верблюдах… Дома высокие, машины новенькие, прохожие одеты чисто, особенно те, которые в бурнусах, прямо белоснежных.

Двадцатый век — он и в Африке двадцатый век. И тем более в Эмиратах!»

Сделав такой вывод, он приободрился: все-таки не хотелось бы попасть в руки какого-нибудь «кади Абдурахмана» из сказок тысячи и одной ночи, даже в роли свидетеля. Интересно все же, какое преступление они имели в виду?

Сбоку мелькнули синие воды залива, потом машина нырнула в туннель, а когда выскочила из него, на одном из зданий мелькнула вывеска с надписью «Ресторан „Русская корона“». Это было неожиданно, особенно после утомительной арабской вязи.

«Надо бы как-нибудь зайти…» — заинтересовался было названием Казак, но водитель, не сбавляя скорости, свернул на другую улицу, совершил несколько рискованных перестроений, и вскоре машина въехала в проем больших белых ворот, охраняемых двумя автоматчиками.

Так же охранялся и лифт, на котором в сопровождении офицера Казака подняли на пятый этаж. В длинном прохладном коридоре, по которому его повели, он насчитал штуки четыре телекамер, а каждую дверь хранил от посягательств электронный кодовый замок. Веселое местечко!

Перед одной из дверей сопровождающий остановился и провел по щели замка магнитной карточкой. При этом на его подвижном лице отразилось такое неподдельное удовольствие, смешанное с осознанием своей собственной важности, что Казак понял: не так уж и часто гордому «менту» приходится бывать в этом чистом и тихом здании и пользоваться магнитным замком.

За дверью оказалась пустая комната с мягким Диваном и усыпанным глянцевыми журналами столиком. Окно в комнате было узким, располагалось под потолком, и никаких признаков того, что его можно открыть изнутри, не было. Летчика подтолкнули в спину, и дверь с щелчком захлопнулась. Казак постоял посреди комнаты, потом пожал плечами и уселся на диван изучать прессу.