3амужество Татьяны Беловой - Николай Дементьев

Я очень боялась, конечно, что кто-нибудь заметит это. А Анатолий больше не торопил меня со свадьбой: ведь у нас всё было решено, а к свадьбе надо подготовиться, ее нельзя комкать. К тому же он вплотную взялся за окончательное оформление диссертации. Вот тут-то я и увидела, как Анатолий умеет работать, и прониклась к нему еще большим уважением. Все вокруг него закипело.

Очень естественно, без нажима и приказаний Анатолий подключил к своей работе Туликова и Коробова, они готовили последние расчеты, вычерчивали графики. Они делали это и для него, Анатолия, но, главное, и для лаборатории, да и для самих себя: Для лаборатории потому, что это было связано с окончательным обоснованием технических условий проекта, а для себя потому, что Коробов, пользуясь частью этих материалов, мог опубликовать статью, а один из узлов будущей машины Туликов мог использовать как свой дипломный проект. Просто и здорово, и все довольны. И все-таки мне казалось, у Олега это получилось бы как-нибудь иначе… Сам Анатолий работал над теоретической частью диссертации, писал бесконечные формулы, сидел, обложившись горой книг. Олег так же увлеченно и бескорыстно, как он помогал всем, часами просиживал с Туликовым и Коробовым, после работы оставался даже с Анатолием. Понять все это тоже было трудно. И я видела, что для этой самой теоретической части Анатолию просто необходим Олег. Он сам как-то сказал мне об этом:

— Олег был первым по математике на нашем курсе: у него удивительно работает голова в этой области!

Вечерами мы теперь с Анатолием гуляли меньше: он, всякий раз извиняясь, или оставался в лаборатории, или работал дома. Мне нравилось это, хотя ожидаемая кандидатская степень Анатолия почему-то чуточку потеряла для меня свою былую привлекательность. Был Анатолий тогда как туго натянутая пружина: такую напряженную собранность, полное поглощение делом мне вообще в жизни приходилось редко встречать. Нет, я не ошиблась в своем женихе…

И в то же время я с настороженной внимательностью следила, как откликаются в лаборатории на поступок Олега, все старалась объяснить себе этот поступок.

Вагин каждый день заходил к Анатолию, поглядывал на Олега зорко, подозрительно. Негромко говорил Анатолию:

— Жми вовсю! Это ведь не одного тебя касается, понял?

Анатолий отмалчивался, тогда Вагин пояснял:

— Ведь от таких, как Алексеев, не знаешь, чего ждать. Впрочем, тебе самому виднее, мой отдел любой проект сделает, кто бы ни был автором. И лавры пожнет!.. Не либеральничай, не играй в порядочность, впрягай всех, понял?

Я заметила тогда, как неприязненно, даже брезгливо относится Яков Борисыч к Вагину. Это было удивительно при его, казалось, ровнозаинтересованном отношении ко всем. И не понимала еще, насколько глубок и серьезен конфликт между ними. В присутствии Вагина мягкое лицо Якова Борисыча становилось насмешливо-холодным, злым, он вкрадчиво спрашивал:

— Начальник отдела боится, что результаты Алексеева будут так значительны, что проект поручат другому институту? — И смотрел на него непонятно каким глазом.

Так и чувствовалось, что, увидев Якова Борисыча, Вагин под костюмом весь сжимается. Но отвечал он ему шутливо, беззлобно, только чуть темнели глаза, как тогда в Саду отдыха:

— Один муж все подозревал свою жену из-за того, что вечерами ее часто не бывало дома, а она, оказывается, задерживалась на собраниях. Нельзя, Яков Борисыч, видеть в людях в первую очередь плохое. Не такие мы. Давно уже не такие!

— Спасибо за совет, Виктор Терентьич. Только я боюсь теперь босым по стеклу ходить.

Однажды Женя пришла в лабораторию из комитета комсомола и, обращаясь ко всем, сказала:

— Комсомольцы готовят вечер на тему «Мы за коммунистический труд!». Как бы нам поконкретнее поговорить об этом?

— А вот, между прочим, такой факт, — раздумчиво, негромко проговорил Яков Борисыч и поискал кого-то глазами; Анатолия и Олега не было, в лаборатории. — Почему, вы думаете, Алексеев отказался продолжать работу над диссертацией?

— Ну, о нем что говорить, — сказала Лидия Николаевна. — Олешка парень особый!

— Какой же это он такой особый? — даже чуть подозрительно спросил у нее Коробов. — Отказался, потому что вожжа под хвост попала! На весь коллектив и на своего товарища наплевал. В этом еще ох и ох как надо разобраться, сделать выводы!

— Вы неправы! — горячо воскликнула Женя. — Неужели вы подозреваете, что Алексеевым руководила корысть? Он просто решил до конца разобраться в процессе. Разве это не ясно?

У Туликова опять стало такое же напряженное лицо, как во время отказа Олега. Он с оттенком зависти произнес:

— Олешке легко… Он в себя верит. — И вдруг растерянно договорил: — А, в общем-то, я не понимаю его.

Яков Борисыч подошел к Жене и Туликову, обнял их за плечи.

— Вы только посмотрите внимательно вокруг, и самые обычные дела, люди, к которым вы привыкли, увидятся вам по-новому. Женя права. Потому что Алексееву действительно важен конечный результат его работы, важен самый процесс творчества, а не те блага, которые он может получить за свое открытие. Это ему безразлично. И в этом главная черта нового человека. А вот возьмите еще старика Антипова. Разве он не мог бы уйти на пенсию? Нет. Возится с молодыми. А Лидия Николаевна? Работа для нее — все! Казалось бы, простая копировщица, а сколько раз нас, конструкторов, на ошибках ловила? Это уже не механическая копировка, а творчество. И своих чертежниц она так же учит относиться к делу. И во многих других наших товарищах есть, на первый взгляд и не очень заметные, хорошие новые черты.

— Как ни судите, товарищи, — сбиваясь от волнения, заговорила Женя, — о поступке Алексеева можно говорить на нашем вечере. Даже нужно! Да, да, при всех недостатках Олега!.. Если отбросить все детали… Выгода ему была явная защитить диссертацию? — Она обвела всех глазами; против этого смешно было возражать. — А он отказался… Чтобы главным заняться… А еще неизвестно, что у него получится!..

— Вот что! — значительно проговорил Коробов.

— Женя права, — сказал Яков Борисыч: — Коммунистическая сознательность — понятие широкое. Важнейший ее признак — органическая потребность в труде. И не корыстная, только для своей выгоды, а на пользу всем, так?

У Туликова все не сходило с лица какое-то странное выражение. И Выгодский задумчиво молчал. А Яков Борисыч легонько улыбался. Вот, значит, он какой. Все, оказывается, замечает и знает. Значит, вот что такое коммунистическая сознательность. Умело повернул, и возразить нечего. И удивилась: а ведь он прав, и как только мне все это раньше в голову не приходило? Плохо я все-таки во всем разбираюсь. А с Вагиным Яков Борисыч почему-то настороженно всегда разговаривает…

— Яков Борисыч, — снова горячо откликнулась Женя, — даже если у Олега ничего и не получится, все равно этот его почин, это отношение к делу очень важно и может для всех нас служить примером. Так я вас поняла? Вот жалко только, что прямо об Олеге на вечере говорить неудобно!

— Вы бы еще на собрание это вынесли. — Коробов хмыкнул. — Тут еще разные точки зрения могут быть, Евгения Иннокентьевна!

А Женя, не слушая его, удивленно договорила:

— Да ведь Олег и сам не согласится, только засмеет меня!

— А зачем упоминать именно его? — спросил Яков Борисыч. — Вы просто порассуждайте да поспорьте на своем вечере на эту тему.

13

А вот как мы с Олегом поняли, что любим друг друга…

Однажды утром Женя вышла на середину лаборатории своей ловкой, красивой походкой, расправила плечи, высоко подняла голову в золотисто-рыжей шапке волос и торжественно произнесла:

— Массы, отзовитесь, проявите энтузиазм! В воскресенье все — за город! Освоим пляж, воду, солнце и пиво! Начальство уже откликнулось, с болью сердца оторвало от производства автобусы! — И запела: — Воскресенье, день весенний, песни слышатся кругом!.. — И не выдержала, покосилась на Олега.

Я сразу же решила, что поеду. Но ничего не сказала Анатолию. А если он откажется, будет и в выходной писать диссертацию? И поймала себя на том, что чуточку даже надеюсь на это. Но тут же успокоилась: мне ведь просто интересно, как будут выглядеть все наши в другой обстановке. Да и от коллектива отрываться неудобно. И боялась подумать: вдруг Олег не поедет?.. И только когда услышала, что он согласен, равнодушно предложила Анатолию:

— Съездим, покупаемся?

Он сказал, досадливо морщась: — Да, понимаешь, надо бы мне посидеть, подумать…

Я ждала, отвернувшись. Он договорил:

— Съезди одна, а?.. Мы ведь последнее время так мало гуляем. И от других сторониться неудобно.

— Не знаю… Если бы с тобой…

— Надо мне поработать. Вот кончу, тогда все время наше будет.

Утром в воскресенье около входа в КБ уже стояло несколько автобусов. Наши сидели в первом, Женя крикнула мне из раскрытого окна: