Первая красотка в городе - Чарльз Буковски

– Кэти! Кэти!

– о, Хэнк… все в порядке?

пес выбежал, и я его погладил.

– ты знаешь, что СДЕЛАЛИ эти сукины дети?

– что?

– дали мне мой собственный район, чтоб я в нем газеты разносил!

– о. что ж, это не очень красиво, но не думаю, чтобы народ тут был против.

– ты что – не понимаешь? да я же себе тут РЕПУТАЦИЮ построил! я жулик! я не могу позволить, чтобы меня тут видели с мешком говна за спиной!

– ох, я не думаю, чтоб у тебя такая уж РЕПУТАЦИЯ тут была! это ты просто себе вообразил.

– слушай, ты меня тут что – говном кормить собираешься? ты-то задницу в теплой постельке парила, пока я тусовался с толпой хуесосов!

– не сердись. мне надо пописять. подожди минутку.

я ждал снаружи, пока она сонно, по-женски мочилась. господи, как же они МЕДЛЕННО! пизда – очень несовершенная мочеиспускательная машина. член ее побивает только так.

Кэти вышла.

– пожалуйста, не беспокойся, Хэнк. я надену свое старое платье и помогу тебе разнести газеты. закончим быстро. люди допоздна спят по воскресеньям.

– но меня уже УВИДЕЛИ!

– тебя уже увидели? кто тебя видел?

– эта маленькая девочка из коричневого дома с сорняками на улице Вестморлэнд.

– ты имеешь в виду Майру?

– не знаю я, как ее зовут!

– ей всего 3 годика.

– не знаю я, сколько ей лет! она спросила про песика!

– что там еще с песиком?

– она спросила, ГДЕ он!

– пошли. я помогу тебе избавиться от этих газет.

Кэти уже влазила в старое драное платье.

– я уже от них избавился. все кончено. я вывалил их в ту брошенную машину.

– а тебя не поймают?

– ЕБАТЬ ИХ В РОТ! какая разница?

я зашел на кухню и взял себе пиво. а когда вернулся, Кэти снова лежала в постели. я сел в кресло.

– Кэти?

– у?

– ты просто не представляешь себе, с кем ты живешь! во мне – порода, настоящая порода! мне 34 года, но я ни разу не работал больше 6-7 месяцев кряду с тех пор, как мне исполнилось 18. и никаких денег. посмотри на мои руки! да у меня руки как у пианиста!

– порода? ПОСЛУШАЛ бы ты себя, когда ты пьяный! ты ужасен, ужасен!

– ты опять какое-то говно завариваешь, Кэти? да я тебя в мехах держу и стопроцентной пробе с тех самых пор, как откопал в этой рюмочной на Альварадо-стрит.

Кэти не ответила.

– фактически, – сообщил я ей, – я – гений, только никто этого, кроме меня, не знает.

– готова в это поверить, – ответила она, снова зарылась в подушку и уснула.

я допил пиво, открыл еще одно, затем прошел три квартала и сел на ступеньки закрытого гастронома, где, по утверждению карты, меня должны были подобрать. я просидел там с 10 утра до половины третьего. было скучно, сухо, глупо, мучительно и бессмысленно. в 2.30 приехал этот вонючий грузовик.

– эй. приятель?

– умм?

– ты уже закончил?

– умм.

– быстрый ты!

– ага.

– я хочу, чтобы ты помог тут одному парню закочить маршрут.

ох, блядь.

я залез в кабину, а потом он меня высадил. вот этот самый парень. он ПОЛЗАЛ. он кидал каждую газету с великим тщанием на каждое крыльцо. каждое крыльцо удостаивалось его собого внимания. и он, казалось, получал от своей работы удовольствие. оставался один квартал. я закончил эту бодягу за 5 минут. потом мы сидели и ждали грузовика. целый час.

нас отвезли обратно в контору, и мы снова расселись по школьным стульчикам.

затем вошли два сопляка с банками пива в руках. один выкликал имена, другой вручал каждому деньги.

на доске за спинами у сопляков мелом было накарябано:

”ЛЮБОЙ, КТО ПРОРАБОТАЕТ НА НАС 30 ДНЕЙ ПОДРЯД НЕ ПРОПУСТИВ НИ ДНЯ ПОЛУЧИТ БЕСПЛАТНО КОМИССИОННЫЙ КОСТЮМ.”

я наблюдал, как каждому вручают его деньги. это не может быть правдой. ПОХОЖЕ БЫЛО, что каждому отсчитывают по три однодолларовых банкноты. в то время по закону минимальным уровнем зарплаты был доллар в час. я уже стоял на том углу в 4.30 утра, сейчас на часах 4.30 пополудни. по мне, так это 12 часов.

мое имя назвали одним из последних. наверное, 3-им с конца. ни одна бичевская рожа не подняла шума. брали свои 3 бакса и шли прочь.

– Буковски! – завопил сопляк.

я подошел. другой сопляк отслюнил 3 очень чистеньких и хрустящих Вашингтона.

– слушайте, – сказал я. – вы что, парни, понятия не имеете, что существует закон о минимальной заработной плате? доллар в час.

сопляк поднес ко рту пиво.

– мы высчитываем за транспорт, завтрак и так далее. мы платим только за среднее рабочее время, которое по нашим расчетам составляет примерно 3 часа.

– я потратил на вас 12 часов своей жизни. а теперь мне еще придется ехать автобусом до центра, чтобы забрать свою машину и вернуться домой.

– вам еще повезло, что у вас есть машина.

– а тебе повезло, что я не воткнул еще эту банку тебе в задницу!

– не я же политику компании устанавливаю, так что нечего на меня баллон катить.

– я на вас напишу жалобу в Комиссию по Труду штата!

– Робинсон! – заверещал второй сопляк.

предпоследний бичара поднялся со стульчика за своими 3 баксами, а я вышел наружу, на бульвар Биверли, ждать автобуса. к тому времени, как я вернулся домой и взял в руку стакан, стукнуло уже часов 6 или около того. я был так зол, что трахнул Кэти 3 раза. разбил окно. порезал ногу об осколки. пел песни из Гилберта и Салливэна[19], которые когда-то выучил у ненормального учителя английского, который начинал свои уроки в 7 часов утра. Городской Колледж Лос-Анжелеса. его фамилия была Ричардсон, и, может, он и не был ненормальным. но Гилберту и Салливэну он меня научил, а еще поставил мне двойку с минусом по английскому за то, что я появлялся у него на уроках не раньше 7.30 с бодуна – КОГДА я вообще появлялся. но я не об этом. мы с Кэти немного повеселились в ту ночь, и несмотря на то, что я раскокал несколько вещей, мерзким и глупым, как обычно, я не был.

а в тот же вторник в Голливудском Парке я выиграл на скачках 140 долларов и снова стал своим обычным я: довольно легкомысленным возлюбленным, жуликом, игроком, исправившимся сутенером и тюльпановодом. я не спеша подъехал к дому, наслаждаясь остатками закатного солнца. затем продефилировал через заднюю дверь.

у Кэти в духовке стоял какой-то мясной рулет, много лука, еще какой-то срани, специй – как раз, в общем, как мне нравится. она склонилась перед плитой, и я цапнул ее за зад.

– ууууу…

– слушай, кроха…

– да-а?

она выпрямилась – с поварешки у нее в руке капало. я сунул десятку в вырез ее платья.

– я хочу, чтобы ты купила мне квинту виски.

– конечно, конечно.

– и немного пива и сигар. я послежу за едой.

она сняла фартук и удалилась на секунду в ванную. я слышал, как она мычит какой-то мотивчик. еще через секунду я сидел в своем кресле и слушал, как цокают ее каблучки по дорожке. рядом валялся теннисный мячик. я взял его и кинул об пол так, чтобы он отскочил в стену и срикошетил повыше. песик мой, 5 футов в длину и 3 футов в высоту, 1/2 волк, подпрыгнул в воздух, клацнули зубы, и мячик попался – под самым потолком. на мгновение пес, казалось, там завис. какая превосходная собака, какая превосходная жизнь. когда он грюкнулся на пол, я встал проверить рулет. с рулетом все было в порядке. со всем остальным – тоже.

ЛОШАЖЬЯ МАЗА БЕЗ ГОВНА

ладно, начались соревнования в Голливуд-Парке, я, естественно, съездил туда пару раз, а пейзаж там мало меняется: лошади выглядят так же, люди чуть похуже, игрок всегда – сочетание крайней самонадеянности, безумия и жадности. один из главных учеников Фрейда (не припомню сейчас его имени, помню только, что книжку читал) сказал, что азартная игра – подмена мастурбации. разумеется, проблема каждого лобового утверждения – в том, что оно легко может стать неправдой, отчасти правдой, ложью или увядшей гарденией. однако, наводя прицел на дамочек (между заездами), я действительно нахожу ту же самую странность: перед первым они сидят, опустив юбки как можно ниже, а с каждым последующим юбки карабкаются все выше и выше, пока, наконец, перед самым 9-м уже не требуется пускать в ход все способности, чтобы над какой-нибудь из милашек не снасильничать. ощущение ли мастурбации тому виной, или малюткам нужны бабки на прокорм и постой, – прямо не знаю. вероятно, всё сразу. я видел, как одна дама перепрыгнула через 2 или 3 ряда, оттопырив себе победителя, – с воплями, визгом, божественная, будто ледяная водка с грейпфрутом поверх бодуна.

– она свое получила, – сказала моя подружка.

– ага, – ответил я, – только лучше б, если бы я добрался туда первым.

тех из вас, кто не знаком с основными принципами ставок на скачках, позвольте отвлечь несколькими прописными истинами. сложность покидания средним человеком ипподрома с какими бы то ни было деньгами в кармане легко объясняется, если вы не поленитесь проследить за следующими тезисами: ипподром и правительство штата изымают в свою пользу грубо 15% с каждой долларовой ставки, плюс недодача. эти 15% делятся примерно пополам ипподромом и штатом. иными словами, 85 центов с каждого доллара возвращается владельцам выигрышных билетов. недодача – округление до десяти центов при выплате. другими словами, скажем, если тотализатор разбивает выплату до $16.84 на нос, то выигравшему достается 16.80, а 4 цента с каждого выигрыша идет куда-то в другое место. теперь: я не уверен, поскольку это никак не разглашается, но еще я верю, что при, скажем, выплате в $16.89 сама выплата – по-прежнему 16.80, а 9 центов уходит на сторону, только я в этом не уверен, а “Открытый Город”, конечно же, сейчас не может себе позволить судиться за клевету – ни теперь, ни когда бы то ни было вообще, да и я тоже не могу, поэтому я не стану превращать это в утвердительное допущение, но если кто-либо из читателей “Открытого Города” имеет на руках факты, мне бы очень хотелось, чтобы он написал в “О.Г.” и сообщил мне. эта грошовая недодача могла бы сделать миллионером любого из нас.