Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

Мы пустились в путь вечером, потеряв несколько часов на напрасное ожидание одного из наших матросов. Вскоре стемнело, подул сильный ветер и по реке с большой скоростью устремилась приливная волна, быстро пронося нас мимо множества судов, стоявших на якоре в порту. Челн изрядно качало. После того как мы прошли 5 или 6 миль, начался отлив, и нам пришлось бросить якорь. Через некоторое время мы все втроем улеглись на циновку, разостланную на полу нашей каюты, и вскоре заснули.

Проснувшись на следующее утро на восходе солнца, мы обнаружили что прилив относит нас вверх по баии, т. е. по заливу Гуажара. Это широкий проток между материком и цепью островов, протянувшейся на некотором расстоянии за городом. В проток выносят свои воды три большие реки: Гуама, Акара и Можу, так что он образует нечто вроде второго эстуария в главном эстуарии Пара. Ширина его почти 4 мили. Левый берег, вдоль которого мы плыли теперь, был удивительно красив: обращенная к нам плотная стена пышного и разнообразного леса как будто покоилась на поверхности воды, совершенно скрывая от глаз землю. Лес словно служил рамой этому водному пейзажу: массивную основу ее составляли куполообразные, округленные формы двудольных деревьев, а богатую отделку — бесконечное разнообразие широколистных Heliconia и пальм, каждый вид которых отличался иным стволом, кроной и листьями. Утро было тихо и безоблачно, — и косые лучи раннего солнца, падавшие прямо на стену леса перед нами, чудесно озаряли его. Единственным живым звуком, доносившимся до нас, был крик серакуры (Gallinutacayennensis), дикой курицы; в остальном было настолько тихо, что отчетливо слышались голоса лодочников из челнов, проходивших за милю или две от нас. Вскоре солнце стало палить немилосердно, но усилившийся морской ветерок умерял зной, который в противном случае оказался бы почти невыносимым. Около полудня мы достигли конца Гуажара и вошли в более узкий проток Можу. Вверх по этому протоку мы шли то на веслах, то под парусом между тех же непрерывных стен леса до утра 28-го.

29 августа. Можу, река немного поменьше Темзы, на расстоянии около 20 миль от своего устья соединяется коротким искусственным каналом с маленькой речкой Игарапе-Мирим, которая течет в противоположную сторону, к водной системе Токантинса. Суденышки вроде нашего предпочитают этот маршрут бурному переходу по главной реке, несмотря на значительно большее расстояние. Вчера мы прошли этот канал, а сегодня пробираемся по лабиринту узких протоков; берега их одеты тем же великолепным лесом, который, впрочем, приятно разнообразят дома плантаторов и поселенцев. Мы миновали много довольно крупных хозяйств и одну славную деревушку под названием Санта-Ана. Все эти протоки вымыты приливами, отлив же в противоположность тому, что происходит в коротком канале, движется к Токантинсу. Вода довольно теплая (24°), а буйная растительность вокруг словно дышит влагой. Впрочем, мне говорили, что местность здесь совершенно здоровая. Некоторые дома выстроены на деревянных сваях, забитых в топкий ил.

После полудня мы добрались до конца последнего протока Мурутипуку, который на протяжении нескольких миль течет между двумя непрерывными линиями веерных пальм, образующих своими прямыми стволами колоссальные частоколы. Мы обогнули мыс, и перед нами открылся вид на Токантинс. Об этом возвестил один из наших индейцев, стоявший дозорным на носу, воскликнув: «La esta о Parana-uassu!» («Смотрите, большая река!»). То было величественное зрелище: темные воды на обширном просторе весело плясали под ветром, а противоположный берег — узкая синяя полоска — лежал на расстоянии нескольких миль.

Мы высадились на остров, покрытый пальмами, чтобы развести огонь и вскипятить котелок чаю. Я прошел немного в глубь острова и был восхищен открывшейся перспективой. Суша лежала ниже верхнего уровня ежедневных приливов, так что подлеска здесь не было и земля оставалась голой. Почти все деревья принадлежали к одному виду пальм — Mauritia flexuosa; лишь на опушках росли немногочисленные пальмы другого вида — не менее замечательные — убусу, Manicariasaccifera. У убусу вытянувшиеся вверх листья без вырезов длиной 25 футов и шириной 6 футов, все они размещаются вокруг верхушки ствола вышиной 4 фута, образуя фигуру, напоминающую колоссальный волан. У веерных пальм, покрывавших почти весь островок, были громадные гладкие цилиндрические стволы 3 футов в диаметре и около 100 футов в высоту. Кроны их состояли из огромных пучков веерообразных листьев, у которых одни только черешки имели от 7 до 10 футов в длину. Пожалуй, ничего в растительном мире не могло бы произвести большее впечатление, чем эта пальмовая роща. Подлеска, который мог бы заслонить далекую перспективу уходящих вверх колонн, здесь не было. Кроны, тесно прижатые одна к другой на громадной вышине, не пропускали лучей солнца, и лес, полный внизу мрачного уединения, где, казалось, отдавался эхом звук нашего голоса, уместнее всего было бы сравнить с каким-нибудь монументальным храмом. По земле были разбросаны плоды обеих пальм: плоды убусу соединены вместе по два — по три и имеют шероховатую коричневую скорлупу; плод Mauritia, напротив, ярко-красного цвета, а кожура его изборождена глубокими поперечными полосками, которые придают ему сходство со стеганым мячом для игры в крикет.

Около полуночи, пользуясь приливом и сильным ветром, мы пересекли реку наискосок и, пройдя 16 миль, прибыли на следующее утро в 8 часов в Камета. Это довольно значительный город, прелестно расположенный на небольшой возвышенности материка на левом берегу Токантинса. Я отложу рассказ об этом городе до конца главы. Здесь мы лишились еще одного, матроса, который напился с какими-то старыми своими приятелями на берегу, и нам пришлось отправиться в трудную экспедицию вверх по реке только с двумя матросами, да и эти были весьма дурно настроены в связи с предстоящим плаванием.

Вид на реку из Камета великолепен. Город расположен,, как уже упоминалось, на высоком берегу, который представляет в этой плоской местности весьма значительную возвышенность; широкий простор темно-зеленых вод усеян низменными, покрытыми пальмами островами, но вниз по реке вид совершенно открыт, и на горизонте, как в море, вода смыкается с небом. Берега размыты водой, которую гонит ветер, и образуют маленькие бухты и узкие заливы, окаймленные песчаными пляжами. Принц Адальберт Прусский, который переправлялся через устье Токантинса в 1846 г., сравнивает его с Гангом. В устье он имеет свыше 10 миль в ширину; напротив Камета ширина его 5 миль. М-р Бёрчелл, известный английский путешественник, спустился вниз по реке из горнопромышленных провинций внутренней Бразилии за несколько лет до нашего посещения. К сожалению, эта прекрасная река как средство сообщения бесполезна из-за многочисленных препятствий судоходству в виде водопадов и порогов, которые, как мы увидим далее, начинаются (при плавании вверх по реке) милях в 120 выше Камета.