Смертельный выстрел - Майн Рид

Но больше всего ее мучила смерть Кленси и мысль о том, что она напрасно укоряла его.

— Развлекись, милая Елена, милая сестрица, — проговорила Джесси, — помни, что многие страдали подобно тебе.

— Нет, никогда никто так не страдал, а если страдал, то не утешался. Да и как можно утешиться? Женщины, как ты и я, Джесси, любят один только раз в жизни; если мы утрачиваем первую любовь, о второй не стоит думать. Я ее потеряла и поэтому не хочу больше жить.

— Нет, нет, не говори этого, ты мучишь меня, пожалуйста не говори. Время и новый образ жизни в Техасе все изменят. Ты утешишься, и, я уверена, — все пойдет хорошо; будут еще и у тебя радости впереди, Елена.

— У меня, о, никогда!

Холодный и решительный ответ этот произвел свое действие. Джесси не настаивала — она видела, что в ту минуту спорить с сестрой было бесполезно. Опыт подсказывал ей дождаться более благоприятного времени. Ожидая жениха, который мог прийти в каждую минуту, она по временам подходила к решетке веранды, чтобы взглянуть незаметно на улицу.

Джесси вглядывалась во всех проходивших под сводом китайских деревьев, стараясь увидеть того, кого ожидала.

В эту минуту показался мужчина, привлекший ее внимание. Он остановился перед гостиницей против веранды и смотрел сквозь решетку. Вид его был отвратителен, черты носили отпечаток скотских наклонностей. При свете лампы, висевшей у двери, он казался особенно зловещим.

Джесси узнала это лицо, и оно привело ее в трепет. Она возвратилась к сестре, сидевшей в тени.

— Что с тобою, Джесси? — спросила Елена при виде испуганной сестры. — Ты увидела что-то неприятное?

— О, сестрица, — отвечала Джесси, — это ужасный человек, верзила, у которого такие страшные черты лица. Я несколько раз встречала его, когда прогуливалась одна. Каждый раз, когда я его вижу, я дрожу, хотя и не могу сказать от чего.

— Он был с тобою невежлив?

— Скорее просто нахален. Он смотрел на меня как-то странно из-под своей шляпы с широкими полями, надвинутой на глаза, и какие глаза! Впалые и страшные, как у аллигатора. Я видела их при свете лампы, под которой он остановился. Я полагаю, что он еще не ушел.

— Я посмотрю на его крокодильи глаза, — сказала, вставая, Елена, — может быть я сумею бросить на него такой взор, который заставит его держаться на благородном расстоянии.

И отважная старшая сестра подошла к перилам веранды и, облокотясь на них, наклонилась вперед, чтобы посмотреть вдоль улицы.

Проходили мужчины, но не было ни одного, который походил бы на описание Джесси. Однако она увидела человека, лицо которого, рост и осанка привлекли ее внимание. Он тоже остановился против веранды. Свет от лампы падал на него и хорошо освещал его лицо. Елена Армстронг узнала эти черты и пришла в ужас.

Она остановилась словно вкопанная, подчиняясь какому-то странному обаянию. Но это продолжалось с минуту: вскоре же придя в себя, она поспешила сообщить сестре то, что узнала.

Но Джесси уже не было. В гостиницу пришел ее жених, и она молча ушла с веранды. Елена оставалась одна. Некоторое время она вся дрожала, несмотря на хваленую отвагу, ведь она увидела на улице привидение.

Глава XXIX. «ВОЖДЬ ЧОКТАВ»

— Извините, иностранец, если я вам помешаю читать газету. Я люблю видеть любознательность в человеке, но так как мы все собираемся сесть за стол и выпить, то не угодно ли и вам присоединиться к нам.

Сделавший это неожиданное, хотя и довольно странное приглашение, был высокий худощавый человек. Он был одет в плащ-одеяло, штаны были заправлены в сапоги, на кожаном поясе висели длинный нож и револьвер системы Кольт. Прибавьте к этому разбойничью физиономию: щеки, распухшие от пьянства, слезящиеся, налитые кровью глаза, толстые чувственные губы и нос, свернутый в кулачном бою. Волосы у него были цвета желтой глины, на лбу светлее, но не было ни малейшего признака растительности на верхней губе, на щеках, даже на толстой бычьей шее, которая, казалось, требовала чего-нибудь более жесткого, чем волосы, для для предохранения от петли палача.

Человек, получивший приглашение, представлял другой тип, хотя и не менее отталкивающий. Он был много моложе своего собеседника, может быть, лет на двадцать пять. Вид у него был угрюмый от бессонницы и беспокойства, на верхней губе виднелись синеватые пятна, обозначавшие, что он недавно сбрил усы; черные глаза бросали зловещие беглые взгляды из-под широкополой шляпы. Он был строен, но одежда скрывала его телосложение, она была слишком груба и слишком широка, словно человек одевший ее хотел скрыть под нею настоящую фигуру. Опытный сыщик при виде этого джентльмена вскоре узнал бы по его платью, а в особенности по его шляпе и по манере, с какою она была одета, что это было только неловкое, довольно неумелое переодевание. Мысль или подозрение подобного рода мелькнула в уме геркулеса, предложившего ему выпить, хотя последний и не был сыщиком.

— Благодарю вас, — отвечал молодой человек, откладывая газету на колени и слегка приподымая шляпу. — Благодарю вас, я надеюсь, что вы меня извините, но я только что выпил.

— Нет, на этот раз не извиню, иностранец. В здешней таверне такое правило, что все пьют вместе, в особенности, когда встречаются в первый раз. Итак, извольте говорить, какой напиток вы больше любите.

— В таком случае я согласен, — отвечал читатель газеты, откладывая в сторону и свое отвращение, и газету. Он встал, подошел к буфету и сказал с притворной искренностью:

— Фил Контрелл не такой человек, чтоб отступать перед стаканом; но, джентльмены, так как я вновь прибывший в вашем обществе, то, надеюсь, вы позволите мне заплатить за все, что мы выпьем.

Этих «джентльменов» было восемь человек, но ни один из них по своей наружности не мог претендовать на этот титул. Все они были достойными собратьями грубого богатыря в плаще-одеяле, который завязал разговор. Если бы Фил Контрелл обратился к ним, назвав их прохвостами, он подошел бы ближе к истине.

— Нет, нет, — закричали многие из них, решась, по крайней мере, показать, что они были джентльменами в смысле щедрости. — Здесь иностранцы не угощают. Выпейте с нами, мистер Контрелл.

— Теперь моя очередь, — сказал авторитетным тоном тот, который говорил первым, — а после будет угощать, кто хочет. Эй, Джонни! Подавай нам всякой всячины!

Буфетчик, которого назвали по имени, имел такой же отталкивающий вид, как и все те лица, которые потребовали его услуги. Он быстро, с проворством, свойственным его званию, принес графины с разного рода напитками и стаканы по числу просителей.

Компания уселась и каждый выбрал себе любимый напиток.