Исповедь добровольного импотента - Юрий Медведь

– Я газет не читаю, – ляпнул Коля.

– Денег нет, что-ли?

– Деньги есть. Просто в газетах много грязи и в телевидении тоже.

– Телевизора, значит тоже нет?

– Без надобности. А как у вас насчет тараканов?

– С тараканами без проблем, Коля, – вмешался я в перестрелку, потому как уже наметил, что сейчас отправлюсь к Шурику на Василеостровскую, но до электрички у меня оставалось с полчаса, можно было и повеселиться:

– Так, что там за дыра-то? Большая?

Михалыч хмурится пуще, не нравилась ему наша компания:

– Средней величины дыра, но грибы уже мутировали. Сыроежка стала похожа на белую поганку, а белая поганка под свинуха личину приняла. У подберезовика ножка наподобие мухоморовой, а груздь, видно, вовсе вымер. В общем, всех их надо полдня варить, а потом еще всю ночь жарить. А то вон по телевизору передавали, на прошлой недели семь человек насмерть отравилось. Хорошо, хоть все азербайджанцы. Так что, телевизор иногда не вредно посмотреть, если жить хочешь.

Коля молчал. Его внимание было полностью поглощено собственной туфлей, оказавшейся в теснейшем соприкосновении с кошачьим калом.

– Кстати, удобства во дворе. На свежем воздухе, если можно так выразиться, – заявил Михалыч.

– Как? – встрепенулся Коля и посмотрел на меня. – А мне говорили…

Я посмотрел на Михалыча.

– Загадили в конец, пришлось отключить.

Все ясно – стрелка вербального детектора Михалыча застыла на отметке – гомосексуалист. Не видать чистоплюю комнаты.

Из-за зелени, вдалеке, послышались посвисты электрички. Я бурно изобразил неожиданно всплывшее срочное дело и выскочил за калитку. Надо было спешить к Шурику. С ним теперь сожительствовала моя надежда, вернее, не с ним, а с его коммерческой деятельностью.

6

У Шурика было свое кредо – он пытался жить по-крупному. К какой бы сфере деятельности не доводилось ему прикоснуться, он всегда начинал с главного:

– Главное в мастерстве актера – архетип! Схватить архетип – вот наша задача! Вся эта карусель по системе Станиславского – туфта! Щебень для бездарей! Гениальный актер – владыка архетипа!

Или так:

– Главное в коммерции – оборот капитала! Вложил копейку – получи десять! Потратил десять – верни рубль! Рубль – сто! Сто – тысяча! Золотая прогрессия! Стабильный оклад, случайный навар – туфта! Удел мещан и серости! Хочешь быть миллионером – крути!

А вот совсем свеже:

– Самый мощный капитал – власть! Коммерция, бизнес – туфта! Мышиная возня плебеев! Хочешь иметь все – имей власть!

Но, как можно заметить по аффектациям его речи, характер у Шурика был истеричный. И кратковременные вспышки экстатической деятельности в начале пути, в последствии сменяли мрачные полосы разочарования и депрессии.

Я вышел на свежий воздух из станции метро Василеостровская и резво преодолел расстояние до NN рынка. Лавируя в людском потоке, отыскал в бесконечном торговом ряду деревянный прилавок давнего товарища.

В прошлое мое посещение Шурик отрабатывал тему с туалетными аксессуарами. Его столик пестрел роскошным ассортиментом: рокайльные флакончики, содержащие разноцветные жидкости, завораживали глаз; мягкотелые тюбики, распираемые лечебными пастами, сулили безусловный эффект; поверх экспозиции, развевались рекламные язычки туалетной бумаги, аж в семи сортах, обещающие нежнейшее соприкосновение с вашим наичувствительнейшим органом; а великолепный вернисаж тампончиков, затычечек, прокладочек с крылышками и без, с ароматами юного ириса, древнего бергамота, горного розмарина, легендарной лаванды, чувственной жанкилии и страстного цибетина, привлекали такое количество девушек, что лучшего места для приятнопровождения я не знал.

Нынче перед угрюмым продавцом лежала детская обувь сомнительного качества. По всему облику Шурика основательно прошлась мука очередного отчаяния и, перекосив физиономию, обвисла на размашистых бровях.

На мое радостное приветствие Шурик тяжело посмотрел поверх очков и откинул стойку прилавка. Я перешел на его сторону.

Вялое рукопожатие.

Сразу говорить о своей нужде было бы убийственно, и я начал с сочувствия:

– Выглядишь как-то не на все сто.

Шурик поморщился и, как мне показалось, внутренне застонал:

– Жизнь пропала. Все болит. Два дня бухал, как сука. Садись.

Я сострадательно покачал головой и опустился на деревянный ящик. По другую сторону прилавка, загородив своей тушей солнце, возникла дама в соломенной шляпе. Огромный палец с фиолетовым ногтем замелькал перед сморщенным носом Шурика:

– Размер?.. Сколько?..

Шурик принялся оглашать цифры.

Заполняя заминку, я осмотрелся – справа, анфилада обшарпанных арок; слева – зеркальное отражение того, что справа. В целом – сквозная пустота. И вдруг, из-за соседней колонны, что слева, вынырнула филигранная женская попка, втиснутая в коротенькие джинсовые шорты. Края хлопковой материи размахрились, и кончики нитей щекотали бронзовую кожу стройных ляжек. Попка передернула ягодицами и исчезла. Я потянулся за славной егозой.

За колонной у такого же прилавка стояла молодая женщина с причудливой прической. Хвост, схваченный черной бархатной резинкой, вздымался на макушке вертикальным столбиком и затем, ниспадал каштановым веером на плечи. Прищурив искусно оттененный глаз, гривастая коммерсантша общитывала мой потенциал. Я призывно подмигнул. Тонкие перламутровые губы дрогнули, но улыбки не получилось, но и презрения не вышло. Незнакомка отвернулась и с ленивой грацией потянулась, пустив по всем изгибам своего свежего тела легкую волну. Это колыхание отозвалась во мне бурным приливом естественных чувств, загнанных в глубь скверной необходимостью.

– К Паше на днях заезжал, – включился Шурик, расплевавшись с «соломенной шляпой». – Ну, посидели, покурили. Я говорю, ладно, давай бутылку возьмем, чего резину-то тянуть. Вижу же, он тоже страдает. Взяли литр, разговорились, решили уехать на рыбалку. Посидеть в тишине мужской компанией. Паша мне свои резиновые сапоги отдал, а себе взял Татьянины. Рюкзак нашли, упаковали в него все, что от разговора осталось и тут, входит Татьяна.

Шурик приостановился и выполнил головой жест, еле уловимый, но полный жгучей обреченности:

– Я ей говорю, Таня, мы едем на рыбалку. Дай спички. Просто сказал, без подтекста. А она берет у Паши из рук сапог, он один-то уж натянул и передохнуть сел, и этим сапогом, хорошо хоть не кирзовый, как даст прямо Паше по лбу. Мне так противно стало, стянул я с себя Пашины сапоги и ушел.

Шурик опять прожестикулировал, но уже рукой и явственно:

– А на хуй все! – вытащил из кармана пачку сигарет, на которой красовались две райские птицы.

Я хотел было спросить его и чем-нибудь из вежливости, но моя Незнакомка стянула с себя блузку и осталась в шортах и черной маечке. Грудь ее не обладала ни массой, ни объемом, она удивляла формой. Два совершенных конуса с разведенными в разные стороны вершинками – сиамские близняшки в обиде отворачивали друг от дружки свои курносые мордашки.

Где-то под кадыком у меня протрубила фанфара, и я воспрял:

– Как торговля, Шурик?

Но Шурик погряз в воспоминаниях и повторно упивался пережитым потрясением:

– Паша так и остался в одном сапоге, просто отключился, а может и притворился. Жалко его, совсем опустился.

Наконец, он раскурил свою сигарету. Судя по вони, она была начинена перьями изображенных на пачке райских птичек.

– А я сел в метро и уснул, – продолжал свою эпопею Шурик.

Мне оставалось предоставить в его распоряжение уши, а глаза и помыслы обратить к Незнакомке.

– Будят уже менты. Им естественно документы подавай. Я кричу, с рыбалки еду! Не имеете права! Они вытянули меня на поверхность, завели в темень, стали на бабки трясти.

В этом месте моя соблазнительница, круто обернулась, хвост хлестнул ее по щеке, и с высоты своего роста она глянула мне прямо в глаза. Стрельнула прямой наводкой. Я выстоял. Но огонь изрядно подпалил мои нервы.

Шурик наседал на уши:

– Я рванул на себе рубашку: Берите, суки! Весь ваш! Тогда один меня развернул, въебал поджопник, и все скрылись.

А тем временем, у нас с соседкой складывалась славная игра. Она исполняла жест, я разгадывал смысл. Жестов было много, но смысл оставался один. А я другого и не искал.

– Сориентировался – ночь, – шелестел где-то поверху Шурик. – Где нахожусь – не понять. Наконец, выполз на дорогу, поймал машину. Водила, как адрес услыхал, сразу сто баксов заряди. Я прыгнул с дуру и кричу: «Поехали!» Ну, приехали. Открывает Миша, я у него сейчас живу. Только я про баксы заикнулся, Миша за голову схватился и на кухню ушел. Тогда водила достает тесак, как у Тараса Бульбы и мне под ребра… В общем, влетел я по-крупному! Миша обиделся, видишь на какое дерьмо посадил! – сплюнул Шурик на прилавок.

Нехитрой мимикой лица я попытался отвлечь бедолагу от негативного минувшего и обратить его внимание к позитивному настоящему, но он уже вышел на коду: