Современный французский детектив - Буало-Нарсежак

Монжо закрыл глаза.

— Он тебя знал, а ты его нет?

И тогда без всякого выражения, голосом странным, похожим на рыдание, Монжо произнес:

— Нет.

Гримаса боли скривила его рот.

— Оставьте его, — приказал Дастье. — Он уже обессилел.

Он подтолкнул комиссара к выходу. Марей тотчас же стал звонить Люилье.

— Все в порядке, — говорил он возбужденно, — он скоро сознается. Он уже ответил.

— Он знает убийцу?

— Уверяет, будто не знает, но это ложь. Я не мог его долго допрашивать, он еще очень слаб. Но сегодня вечером я за него возьмусь. Не забудьте побеседовать с хирургом. Его зовут Дастье. Парень умный, готов помочь нам… Что слышно у Табара?

— Ничего.

— Я вас предупреждал, — заявил Марей и повесил трубку.

С этого момента между раненым и полицейским начался опасный поединок. Марей был терпелив. Монжо чувствовал, что на его стороне санитарки и хирург. Дастье не отказывался помогать Марею, но, как только видел, что силы Монжо на исходе, тут же вмешивался, выпроваживал Марея из палаты, и упрямый комиссар шел в коридор, курил сигареты одну за другой, потом снова возвращался.

— Послушай-ка, мой дорогой Монжо. Не притворяйся, что спишь. Этот номер не пройдет. Ты видел того человека вот так, как я тебя сейчас вижу… Опиши его.

И Монжо, вздыхая и морщась от боли, словно в нерешительности отрывисто отвечал:

— Небольшого роста… в плаще.

— Какого цвета?

— Черного.

— С поясом?

— С поясом…

— В шляпе?

— Да.

— В фетровой?

— Да.

— Надвинутой на глаза?

— Да.

— Он был с усами, с бородой?

— Нет… Бритый…

Марей сжимал кулаки. Он догадывался, что Монжо лжет, болтает просто так, все что ему в голову взбредет. К тому же шофер сам себе противоречил, один день говорил одно, другой день — другое, а когда Марей повышал голос, так жалобно смотрел на санитарку, всегда сопровождавшую комиссара, что та тут же прекращала допрос.

— Как вы не понимаете, что это негодяй, — возмущался Марей.

— Может быть. Но здесь он имеет право на снисхождение.

И Монжо, здоровье которого теперь восстанавливалось прямо на глазах, упорно разыгрывал из себя тяжелобольного, а если Марей становился слишком настойчив, вдруг начинал стонать.

— Хорошо, — говорил Марей. — Отдохни. Через четверть часа я вернусь.

И вскоре действительно возвращался, с улыбкой потирая руки.

— Ну как? Теперь лучше?… Давай поговорим.

Все начиналось сызнова: приметы незнакомца, его походка, говор… Монжо, в конце концов, невольно вступал в игру.

— Где он тебя ждал?

— Перед дверью.

— Почему вдруг такое позднее свидание, в десять часов вечера?

— Днем он был занят.

— Откуда ему стало известно, что ты обедаешь «У Жюля»?

— Не знаю.

— Он звонил тебе впервые?

— Да.

— Чего он хотел?

— Нанять меня в шоферы.

— Почему ты его впустил?

— Нельзя же было разговаривать на улице.

— Ладно. Что вы друг другу сказали?

— Ничего. Он вынул револьвер.

— Вот так сразу?

— Да.

— Неправда. Я видел с улицы, как ты размахивал руками.

— Я хотел помешать ему выстрелить. Обещал ему деньги… Пытался выиграть время… А потом он подошел и выстрелил мне прямо в грудь. Клянусь вам, что это правда.

Марей шел к телефону и повторял Люилье ответы Монжо.

— Он лжет! — кричал Люилье. — Послушайте, Марей, надеюсь, вы не дадите обвести себя вокруг пальца…

— Хотел бы я видеть вас на своем месте!

Совсем отчаявшись, Марей пытался вместе с Фредом подвести итоги.

— Что мы можем утверждать с уверенностью? Ничего, — невозмутимо говорил Фред. — Хозяин бистро слышал лишь приглушенный голос, «едва различимый», как он выразился. Кто-то попросил Монжо, и все. А Монжо знай твердил себе: «Хорошо… Хорошо… Ладно…» Так что, не считая выстрела, все остальное чепуха.

Марей не мог не согласиться с Фредом. Но Монжо упорствовал в своих показаниях. Марей тоже не отступался, хотя иногда при виде шофера, утопающего в подушках и взирающего на него спокойно, с полным самообладанием и чуть-чуть насмешливо, ему нестерпимо хотелось схватить того за горло.

— Поговорим о заказном письме. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что посылал его?

— Нет.

— Ну? И что же там было?

— Оскорбления, угрозы… Обыкновенное дурацкое письмо! Я обозлился, что меня прогнали. Вот и писал всякую ерунду, что в голову пришло.

— И, однако, ты позаботился отправить его под вымышленным именем.

— Мсье Сорбье мог пожаловаться.

— Значит, и письмо свое ты не подписал?

— Конечно, нет. Я не собирался причинять зла мсье Сорбье. Когда я узнал, что его убили, я был очень огорчен.

Все это он выложил с полным спокойствием, поглядывая на комиссара с наглой ухмылкой. Марей кивал, делая вид, будто принимает всерьез его объяснения.

— Как ты поступил на службу к мсье Сорбье?

— Случайно. Завод от меня в двух шагах. Сначала я пробовал наняться туда. Свободных мест не оказалось, но мне сказали, что мсье Сорбье ищет шофера.

Марей проверил. Так оно и было. Монжо и в самом деле явился на завод. Сорбье он, конечно, показал поддельное удостоверение. Но в этом он, разумеется, тоже не захочет признаться.

Марей продолжал настаивать.

— Где ты был в два часа в тот день, когда убили мсье Сорбье?

Монжо улыбнулся:

— На скачках в Ангьепе. Я знал, что надо ставить на Аталанту и Фин Озей.

Фред проверил его алиби. Оно не вызывало сомнений, Монжо видели в конюшнях, он болтал с конюхами. Значит, его бесспорно не было в Курбвуа.

— Ты наблюдал за заводом в бинокль?

— Я? Делать мне, что ли, нечего? Бинокль мне был нужен на скачках.

Почва ускользала из-под ног Марея. Как-то вечером он вышел из больницы и встретил Бельяра в баре на Елисейских полях.

— Кажется, я все брошу, — вздохнул он.

— Как? — изумился Бельяр. — Ты его не арестуешь?

— Это невозможно. Улик против него нет. Теперь он стал вроде бы жертвой. В больнице на меня смотрят косо.

— И все-таки…

— Да, да… Он в этом деле замешан. Это так же верно, как то, что ты сейчас сидишь передо мной. Но поди докажи, что это так. Он написал письмо Сорбье. Ну и что? Его ранили такой же точно пулей, какой был убит Сорбье. Ну и что? Почему бы ему не утверждать, что убийца Сорбье преследует теперь его близких. Что завтра настанет очередь старой Мариетты или Линды… Он может рассказывать все, что ему в голову взбредет!

— Так что же?

— А то, что завтра он выходит из больницы. В добром здравии и чист, как снег.

— А ты?

— Я! — с горечью произнес Марей. — Я чувствую, что вполне созрел для отставки.

Монжо вышел из больницы и вернулся домой. Фред не терял его из виду и звонил Марею по нескольку раз в день. Но там, наверху, Монжо уже никого не интересовал. И сколько бы ни доказывал Марей, что шофер лжет, что по каким-то непонятным причинам он покрывает убийцу, Люилье только пожимал плечами. В его глазах Монжо стал жертвой, которую нужно было охранять, а не преследовать. Все ждали, что расследование, которое вел Табар, прольет свет на это дело. Он предпринял гигантскую работу: проверил, чем были заняты подсобные рабочие, служащие, инженеры — словом, все, кто присутствовал на заводе в день преступления. Было точно установлено, кто куда и когда ходил, прохронометрировали и проанализировали каждый шаг, в результате на столе директора выросла гора бумажного хлама. В то же время с десяток инспекторов обследовали все окрестности завода; они обшарили бистро, гаражи, допросили водников, но цилиндр так и не нашли. Волнение не спадало. Газеты опубликовали точное описание цилиндра, тому, кто сообщит необходимые сведения, которые помогут отыскать его, была обещана премия в десять тысяч. Брали интервью не только у Линды, но даже у старой Мариетты. Поговаривали о посмертном награждении Сорбье. Марей пребывал в ярости, сносил оскорбление за оскорблением и все-таки упорствовал в том, чтобы идти до конца. Может, он и не гений, по уж свою добычу не упустит. А добычей этой был Монжо, умиротворенный, уверенный в себе Монжо, демонстративно не желавший замечать слежку, которую за ним установили. Вставал он поздно и совершал недолгую прогулку по набережной. Потом завтракал «У Жюля», играл в карты с завсегдатаями. Так наступало время аперитива. Он вместе с другими слушал по радио результаты скачек. Часов в десять он, не спеша, возвращался домой. И никаких писем. Никаких телефонных звонков. Ничего.

— Никогда я так не изнывал от скуки, — жаловался Фред.

— А я что, по-твоему, веселюсь?

Монжо! Марей только о нем и думал. Он чувствовал, что убийца Сорбье ищет возможности войти в контакт с шофером: то ли для того, чтобы купить его молчание, то ли для того, чтобы окончательно заставить его замолчать.