ТАИНСТВО СМЕРТИ - Николаос Василиадис

Во времена Маккавеев горизонт надежд на воскресение становится еще шире и яснее. Третий из Маккавеев отвечает палачу, готовому отсечь ему язык и руки: «От неба я получил их и за законы Его не жалею их, и от Него надеюсь опять получить их» (2 Мак. 7, 11). Подобный же ответ дал своим палачам и благочестивый иудей Разис, один из старейшин. Стоя на крутой скале, под ударами и пытками, он вырвал свои внутренности и бросил в собравшуюся толпу. Затем Разис призвал Господа «живота и духа», чтобы Он снова дал ему жизнь и дыхание в какой–либо из дней! (2 Мак. 14, 37–46). И этот день не какой–нибудь иной, но день Воскресения мертвых.

Таким образом, задолго до Пришествия Христа Бог дал нам надежду победить смерть. Наставляя примерами чьих–либо личных или общенародных страданий, Он возвышает и постепенно ведет Свое создание к идее воскресения. Он помогает человеку понять, что за временным неустройством существует небесная гармония. Что земля, где хоронят умерших, не есть та надежная почва, где праведник обретает награду. Таким образом, Божественная Любовь предлагает Своему созданию оптимистические откровения, полные благих надежд, которые, подобно светлым потокам, насыщают ум разумного человека и облегчают горе, проистекающее от наказания смерти и ада.

Человеколюбие Божие преобразует нас «к лучшему»

Во времена Ветхого Завета явились «блаженные» люди и «святые образы». Избранный народ Божий, Изра{стр. 114}иль, показал себя, с одной стороны, как «род лукавый и прелюбодейный» и «грешный» (Мф. 12, 39. Мк. 8, 38); не раз он оказывался непослушным и неверным; он роптал против Моисея и Самого своего Благодетеля. С другой стороны, он явил и мужей, которые отличались верой, добродетелью, мудростью, любовью и горячей ревностью к Богу. И все же никто из этих праведников не мог исцелить глубокую рану самого корня человеческого рода. Ничья добродетель не могла быть достаточной «во освящение, и благословение, и возвращение жизни». Победа над смертью и адом была одержана окончательно и бесповоротно жертвой единого безгрешного и всесвятого Богочеловека Иисуса. Он победил и уничтожил смерть. Он сокрушил ядовитое жало смерти, то есть грех (1 Кор. 15, 55–56). С Его тридневным светлым Воскресением из мертвых те предвозвещания, которые были даны до тех пор дохристианскому миру для сохранения в нем живой надежды Воскресения, стали «ясными, очевидными, вполне истинными». После Воскресения Господа «произросли у нас и сонмы мучеников — когда смерть была разрушена, а воскресение сияет» [[272]]. О славном Воскресении Господа, Который «начаток умершим бысть» (1 Кор. 15, 20) и Который открыл человеческому роду путь к воскресению, речь будет идти в следующей главе.

Завершая же сказанное об обращении смерти в благодеяние, приведем два ярких отрывка из творений святителей Иоанна Златоуста и Григория Паламы.

Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Благодаря Воскресению Спасителя смерть не просто упраздняется; мы наследуем блага большие и несравненно более высокие! Ибо диавол сумел заставить нас согрешить и чтобы так мы были изгнаны из рая, имея смерть своим сотоварищем. Но человеколюбец Бог не презрел человеческий {стр. 115} род. И чтобы показать диаволу, что тот потерпел неуда чу в том, чего он достиг, Бог окружил человека большой любовью и заботой и даровал ему «через смерть бессмертие». Диавол достиг того, что изгнал человека из Рая; Владыка же Христос Своим Воскресением и Вознесением «ввел» человека «на Небо». Следовательно, «приобретение больше, чем убыток»! [[273]]

А вот что читаем мы у Григория Паламы, святого столпа Православия и почитаемого кладезя божественных догматов Церкви. В приводимом рассуждении излагается христианское воззрение на телесную смерть как на благодеяние и знак человеколюбия премудрого Бога: «Чтобы хорошо понять беспредельную высоту Божественного человеколюбия и неизмеримую глубину премудрости Божией, чтобы мы не оставались в неведении относительно того, почему Святой Бог отложил упразднение смерти на столько лет, нужно принять во внимание следующее. Во–первых, Он наказал нас милостивым и сострадательным образом. Он не наказал нас сурово, по всей справедливости, чтобы мы не отчаялись вконец. Нам было дано еще время для покаяния. Между тем с постоянным рождением новых поколений людей утихала та печаль, которую вызывает в нас смерть близких. Род наших потомков по воле Божией умножился на столько, что превзошел числом тех, кто умер. Вместо единого человека, Адама, который сделался жалок и нищ, ибо вкусил запретный плод, Бог произвел многих других, которые обогатились «богопознанием, и добродетелью, и знанием, и божественным расположением». Таковыми были Сиф, Енос, Енох, Ной, Мелхиседек, Авраам и те, кто явился до и после них или одновременно с ними. Поскольку, однако, никто из этих столь многочисленных и достойных праведников не прожил совершенно безгрешную жизнь, чтобы суметь искупить {стр. 116} новой борьбой то поражение, которое потерпели наши праотцы в Эдеме, исцелить рану корня человеческого рода и обеспечить для всех будущих поколений «освящение, благословение и возвращение к жизни», то Бог послал в мир Своего Единородного Сына. Он завершил дело спасения и довел до конца премудрый план Домостроительства, который Бог Отец задумал для нас». И богомудрый Григорий, размышляя о неисследимости желаний Божиих, повторяет слово божественного Апостола: «О глубина богатства, и премудрости, и разума Божия!» (Рим. 11, 33). Ибо, добавляет он, если бы смерти не существовало или если бы «и прежде [посланной Господом] смерти наш род как таковой был смертен по природе своей», мы не были бы призваны на небеса. Человеческая природа нас не возвела бы на престол «превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства»; она бы нас не удостоила быть «одесную престола величия на небесах» (Еф. 1, 21. Евр. 8, 1). Таким неисследимым образом и предполагает Бог преобразовать «человеколюбиво к лучшему» через Свою премудрость и силу те грехи, в которые мы впадаем добровольно из–за преступления Божественной заповеди [[274]].

Из всего сказанного явствует следующее: благодаря беспредельной любви и непостижимой премудрости Бога в Троице, в явлении телесной смерти мы, в сущности, видим не наказание человеческого рода, но лишь благодеяние! Сколь же глубоко человеколюбие нашего всемилостивого Бога!.. [[275]]

{стр. 117}

ВОПЛОЩЕНИЕ БОГА СЛОВА — НАЧАЛО УПРАЗДНЕНИЯ СМЕРТИ

«Человеком смерть бысть, человеком и воскресение»

Человеколюбец Бог не только с милосердием и состраданием обратил смерть во благо нам, но совершил гораздо большее. Человечество, которое потеряло ориентацию и двигалось, опустошенное и отчаявшееся, …во тьме… в стране и тени смертной (Мф. 4, 16), должно было вновь обрести силу и путь к Небесам.

Святитель Афанасий Великий говорит: «Когда же смерть более и более овладевала […] людьми и тление в них оставалось, тогда род человеческий растлевался, словесный же и по образу созданный человек исчезал, и Богом совершенное дело гибло […]. Итак, когда истлевали словесные твари и гибли такие Божии произведения, что надлежало сделать Богу, Который благ? Попустить ли, чтоб тление над ними превозмогло и смерть ими обладала? Но какая же была нужда сотворить их вначале? Надлежало бы лучше не творить, нежели сотворенным оставаться непризренными и гибнуть. Если Бог, сотворив, оставляет без внимания, что произведение Его истлевает, то из такого нерадения в большей мере познается бессилие, а не благость Божия, нежели когда бы не сотворил Он людей вначале. Если бы не сотворил, то никто и не подумал бы вменять этого в бессилие. А {стр. 118} когда сотворил и привел в бытие, вовсе было бы ни с чем не сообразно гибнуть произведениям, и особенно в виду Сотворившего. Итак, надлежало не попускать, чтоб люди поглощались тлением, потому что это было бы неприлично Божией благости и недостойно ее» [[276]].

Человеколюбец Бог премудро управил ход событий. Прежде всего, Всеблагий промысл Божий стремился вразумить и спасти мир от греха различными путями и в разные времена. Святитель Григорий Богослов пишет: «В преграждение многих грехов […] человек и прежде вразумляем был многоразлично: словом, Законом, пророками, благодеяниями, угрозами, карами, наводнениями, пожарами, войнами, победами, поражениями, знамениями небесными, знамениями в воздухе, на земле, на море, неожиданными переворотами в судьбе людей, городов, народов (все сие имело целию загладить повреждение); наконец стало нужно сильнейшее врачевство […]. И оно было следующее. Само Божие Слово, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное, Начало от Начала, Свет от Света, Источник Жизни и бессмертия […], Образ неизменяемый, определение и Слово Отца приходит к Своему образу, носит плоть ради плоти, соединяется с разумною душою моей души, очищая подобное подобным». И, исполнившись восхищения, возглашают «уста богословия»: «О новое смешение! О чудное растворение! О сколь досточудно новое единение Бога и человека! О сколь дивно сложение божественного и человеческого! Сый начинает бытие; Несозданный созидается; Необъемлемый объемлется. Сущий бесконечно, безначально и предвечно — создается, появляется, Несотворенный — творится, рождается. Ничем не ограниченный — ограничивается. Дающий богатство — {стр. 119} становится бедным. Богатящий обнищевает — обнищевает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его божеством […]. Я получил образ Божий и не сохранил его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить» [[277]].