Советник президента - Андрей Мальгин

- Подтвердите, что вы нам должны 16 тысяч долларов!

- Вы с ума сошли! Какие доллары! Может, у вас есть расписка или договор какой? Не надо тут ваших фантазий, ладно?

После чего Валентина осведомилась, нужно ли от нее заявление, и получила от ментов ответ, что заявление вообще-то необходимо, но не от нее, а от Присядкина, но так как он человек государственный и наверняка очень занятой, он может свое заявление с кем-нибудь прислать, причем тогда, когда ему удобно, хоть через неделю. А все это время злоумышленник, естественно, пробудет в отделении.

- Уж не знаю, как бы мы без вас план выполняли, - пошутил Крысанов, тепло прощаясь с потерпевшей.

События вчерашнего вечера и сегодняшнего утра несколько выбили Валентину из седла. Но две чашки кофе и часовая душеспасительная беседа с Анной Бербер вернули ей душевное равновесие. «Валька, - сказала Бербер, - многие из нас мечтают, чтоб им угрожали или на них напали. И вот с тобой это приключилось. Причем два раза в течение суток. Не потеряй бумаги из

милиции. Уверяю тебя, они тебе когда-нибудь пригодятся». Господи, подумала Валентина, как же я забыла о беседе с Карлом! Но и Бербер хороша. Такое впечатление, что она подслушала конспиративный разговор на Ратушной площади. Просто ведьма какая-то. А ведь и в самом деле, нет худа без добра. Все эти происшествия несомненно можно будет обернуть себе на пользу, как же ей сразу не пришло в голову?

Валентина достала из письменного стола пустую папочку и написала на ней фломастером: «Преследования». Потом вывела на принтере копию уже направленного в милицию заявления и положила его внутрь. Отлично, дело пошло… Сейчас она напишет второе заявление – про рыжего бандита, вечером его Игнатий подпишет, и вот вам и документ номер два. Прекрасно! В возбуждении она стала ходить из угла в угол, из комнаты в комнату. Когда эта папка распухнет, ее можно будет предъявить международной общественности. И тогда они с Машкой отчалят наконец из этой помойки и начнут новую, прекрасную жизнь. Старик Присядкин в этих мечтах у нее почему-то не фигурировал.

В суматохе перед отъездом в Кельн Валентина не доделала одно важное дело. А именно: нигде ни о чем не договорилась касательно грядущего пышного юбилея старого пердуна. «Господи, думала Валентина, ну что бы он без меня делал? Какое-то растение, а не человек. Чувствую, скоро мне за него придется книги сочинять». Последнее Валентина высказала, не покривив душой: она уже давно писала ему все его публичные выступления, аналитические записки, заочные интервью. В этих жанрах она достигла настоящих высот, Присядкин даже не перечитывал то, что она сочиняла, а только подмахивал. К художественной прозе он Валентину пока по большому счету не подпускал, но, памятуя, что она все-таки имеет богатый опыт редакторской работы в издательстве, Присядкин в обязательном порядке давал ей рукопись на завершающем этапе – просто чтоб прочла и исправила ошибки.

Первый звонок был руководителю канала «Культура». Она сама не знала почему, но именно «Культура» у нее засела в мозгу особенно глубоко. Как заноза. Валентина готовилась к борьбе, заранее составила два варианта возможного разговора: обычный и агрессивный. Однако никакого сопротивления встречено не было. Как деловой человек, генеральный директор канала записал себе в книжечку дату юбилея и тут же назначил редактора и режиссера будущей телевизионной передачи. Редакторша моментально отзвонилась, и они условились на днях увидеться. Причем по телефону Валентина с удовольствием сыграла свою обычную для таких случаев роль:

- Когда? Завтра? Ну что вы, завтра никак не получится – у меня день расписан до предела. Послезавтра? Так, посмотрим в записях… (Валентина пошелестела перед телефонной трубкой обрывком газеты) …есть только полчаса – с трех до полчетвертого. Этого нам будет маловато. Так, послезавтра снова отпадает… У нас съемки для французского телевидения. Ну давайте, так и быть, в понедельник. Приходите к нам домой в 17.45. Только не опаздывайте, хорошо? Потому что потом мы идем на прием в австралийское посольство.

Затем был обработан первый канал. Максимум, о чем удалось договориться там, -что в день юбилея будет показан художественный фильм по популярной перестроечной повести Присядкина. «Так, раньше в таких случаях проводились встречи с писателем в творческой студии «Останкино». Интересно, сейчас что-то такое практикуется? Хорошо бы тогда это воткнуть на РТР. Если б Присядкин был поэтом, писал песни, то тут бы без вопросов сделали творческий вечер. А так – возможности для маневра небольшие». Дело осложнялось еще и тем, что председатель ВГТРК был однокурсником Валентины, они вместе учились на журфаке. А тот, кто вместе учился или работал с Валентиной какое-то продолжительное время, добрых отношений с ней не сохранял. Она умудрялась испортить их практически со всеми. Да и вообще трудно в студенческие годы предугадать, кто станет в будущем нужным человеком, а кто останется полным ничтожеством. Все Валентинины карьерные прогнозы обычно не оправдывались. Было и еще одно щекотливое обстоятельство. Председатель ВГТРК, возможно, даже и не знал, что какая-то его однокурсница, белая мышка из затрапезной редакторской группы, стала женой знаменитого писателя-демократа. Фамилия-то у нее тогда была другая – Береговая. Но зато, увидев ее при личной встрече, вполне мог припомнить, что мышка в студенческие годы показывала зубки, будучи оголтелой антисемиткой. На вольнолюбивом журфаке это было большой редкостью, так что могло отпечататься в памяти.

Воззрения свои темпераментная Валентина тогда неосторожно высказывала направо и налево. Ясно, что взгляды формирует среда, а она росла в среде довольно специфической, среди самых общественных низов – просто пьеса Горького «На дне». Неудивительно, что ее сводный брат долгое время (а может и по сей день, автору неизвестно) был заместителем Баркашова в организации «Русское национальное единство». Все это в совокупности, конечно, очень помогло ей найти работу после журфака – ее без колебаний взяли в имеющую реакционную репутацию издательство, где такие взгляды если не поощрялись, то уж точно не осуждались. Но, разумеется, в нынешнем своем положении Валентина мечтала, чтоб все забыли об этом пятне на ее биографии, и с авторами издательства перестала раскланиваться, и с оголтелым братом уж лет пятнадцать как порвала всякие отношения. Так что звонить непосредственно председателю ВГТРК ей не хотелось, тем более договариваться с ним о встрече. Как говорится, от греха подальше. «Надо разузнать, кто там у него заместители, и лезть на второй канал через них», - решила Валентина. Размышляя обо всем этом, Валентина, наконец, прекратила нервно рассекать просторы своей квартиры и разместилась на своем обычном наблюдательном пункте – у кухонного окна. Жизнь двора текла своим чередом. Дворник-татарин собирал кучами опавшие листья. На стоянку въехала жена банкира и поставила машину точно на отведенное для нее место. Двор пересек по каким-то своим делам Вовка-электрик. Валентина мигом распахнула окно:

- Вовка! Вов! У нас фонарь над воротами не горит. Обрати внимание.

Полная темень вечером.

Вовка взял под козырек. Его качало.

- Час дня, а ты уже под мухой? Я не ошибаюсь? – командирским голосом крикнула ему Валентина.

- Так ведь обед, - развел руками Вовка.

- Обед не обед, а чтоб к вечеру фонарь горел!

- Будь сделано, - еще раз взял под козырек электрик. «Моя баба еще противнее», - подумал он.

В этот момент Валентина увидела, как во двор въезжает их BMW. Для Машки рановато. Игнатия, что ль, черти принесли?

Но из машины с видом принцессы выгрузилась Маша, и едва ее ноги коснулись земли, начала кричать:

- А почему тут гуляет эта собака? Это чья собака? Вы здесь живете или откуда вы пришли? Это не ваша территория!

Валентина, как ни силилась, не могла увидеть, на кого это орет Машка – мешал козырек подъезда.

Походкой, отдаленно напоминающей походку модели на подиуме, Маша подошла к будке с самым приятным выражением лица, но увидев, что там не дорогой ее сердцу Василий, а кто-то другой, тут же сменила и походку и гримасу:

- Почему у нас во дворе чужие собаки? Куда вы смотрите, в конце концов? Внимательней будьте!

Водитель Николай вышел из машины и стал жадно курить. Курение в машине было ему Валентиной, естественно, строжайше запрещено. Присядкины были поборниками здорового образа жизни.

Вообще-то водителей у них было двое, работали обычно через день, но в случае болезней или отпусков подменяли друг друга, не пикнув. Это был редкий случай, единственный на кремлевской автобазе: водителями были братья-близнецы, Колька и Сашка Кузьмины, довольно покладистые ребята. Кузьменыши, как называли их коллеги по гаражу. Они сменили работавшего прежде с Присядкиным, еще в пору «волги», водителя Михаила. Михаил открыто конфликтовал с Валентиной, точнее она с ним. Она придиралась ко всему: «подал машину» на пять минут позже, не так посмотрел, не то сказал, слишком долго искал нужный адрес, не смог припарковаться аккурат в назначенном месте. Делая замечание, Валентина выбирала для этого наиболее оскорбительные, унижающие человека слова. Ей, когда-то жившей в кладовке без окон и работавшей дворником, нравилась роль вздорной барыни. Она упивалась своим общественным положением, позволявшим вести себя с халдеем как с вещью. Михаил уволился со скандалом. Он не стал скрывать от начальства гаража причины своего ухода. И Приставкину позвонили из ХОЗУ и в мягкой форме пересказали претензии Михаила. Ему не стали напоминать, что автомобиль вообще-то говоря предназначается ему, а не его семье. Было бы странно заводить об этом разговор: любая машина в кремлевском гараже в поте лица днем и ночью возит жен и детей чиновников, а порой и любовниц, а иногда и любовников. Это давно стало нормой. В данном случае после тысячи извинений звонивший попросил Присядкина, чтобы супруга вела себя с водителями корректнее.