Кошка в светлой комнате (сборник) - Александр Бушков

– Джулиана дала, – сумрачно ответил он, допивая остатки коньяка. – А к ней, по-моему, карта попала от Мефистофеля, я точно не знаю и не собираюсь выяснять…

– От кого?

Выслушав его довольно долгий рассказ, я удивился не на шутку. Оказалось, что наряду с вурдалаками, драконами и таинственными обитателями отдаленных окраин, о которых рассказывают то ли глупые, то ли страшные небылицы, существует еще некий Мефистофель. Живет он неизвестно где, появляется когда каждый день, когда раз в год, обладает способностями, которых нет и не может быть у обыкновенных людей, все знает, всех видит насквозь, задает непонятные вопросы, и, хотя никому вроде бы не причинил вреда, бытует стойкое мнение, что лучше от него держаться подальше. Сам Штенгер лицом к лицу встречался с ним всего раз, месяц назад, чисто случайно, и улизнул переулками под первым пришедшим в голову благовидным предлогом.

Окончательно добило меня то, что по всем приметам этот их Мефистофель как две капли воды походил на таинственного незнакомца, беседовавшего со мной у обломков «Орлана», и это навело на мысль, от которой стало жарко: неужели я в первые же часы пребывания здесь встретил одного из пришельцев, сыгравшего со мной шутку? Его способности, превышающие человеческие, его осведомленность в географии… Остается надеяться, что это не последняя наша с ним встреча.

– Мефистофель вам сам сказал, что его так зовут, или это прозвище?

– Так его у нас называют.

– Логично, – сказал я. – И метко. Прощайте, Штенгер.

На лестнице я подумал, что и Штенгер, и проповедник, в сущности, глубоко несчастные люди. Можно и должно их презирать, но трудно ненавидеть. Два несомненно умных человека познали свой мир и сломались, не выдержали, показалось, что жить не для чего. То, что у них есть последователи, не удивительно. Удивительно, что их терпят. На месте Ламста я давно перепорол бы недоумков в холщовом, а Штенгеру с проповедником сунул в руки по лопате и заставил заняться делом. Яму, что ли, копать. А потом закапывать. Жизнь от этого не стала бы прекраснее и благолепнее, но смертей, разбитых судеб и глупостей поубавилось бы…

Кати сидела, развернув карту. Глаза у нее сияли. Она неохотно отложила лоскут и включила мотор.

– Насколько я понимаю, ты везешь меня к вам? – спросил я.

– Ага.

– В Команду?

– В Отдел Исследований.

– А в чем между ними разница?

– Команда воюет, а Отдел занимается исследованиями.

– И много вас?

– Со мной – трое.

– Могучая кучка… – сказал я с сомнением.

Глава седьмая

На двери скромного трехэтажного здания в шесть окон по фасаду висела рукописная выцветшая табличка: «Отдел Исследований». По-моему, весь Отдел размещался на первом этаже, а остальные были пусты и необитаемы со дня сотворения этого мира. Даже решеток на окнах не имелось.

Кати открыла дверь, и мы вошли. Стояла тишина, пахло сургучом и пылью, и по коридору прохаживалась толстая рыжая кошка. Пират вопреки канонам был с ней в самых теплых отношениях – они радостно устремились друг к другу, обнюхались и пошли рядышком в глубь коридора, кошка с собакой.

– Вот сюда, – сказала Кати. – В эту дверь.

Я огляделся с сомнением. Даже учитывая местные масштабы, это нисколько не походило ни на научный центр, ни на контрразведку. В комнате с белеными стенами стояли диван, стол и небольшой шкафчик. На столе дряхлая электроплитка и разобранный пистолет. И все.

– Ты куда это меня привела? – полюбопытствовал я, глядя в окно на крохотный дворик, заваленный хламом – автомобильные покрышки, ломаные ящики и старое железо. Черт знает что.

– Здесь мы отдыхаем.

– Мне работать нужно, а не отдыхать.

– Ничего подобного, – отмахнулась Кати, извлекая из шкафчика банки и пакеты. – Сейчас я тебя накормлю и сварю кофе, а то на тебя смотреть грустно.

Я и сам знал, что на меня смотреть грустно: за двое с половиной суток я почти ничего не ел, не спал по-человечески, а голова болела как-то особенно, как никогда раньше не болела – противно, сверляще.

– Ложись и спи.

– Да не стоит.

– Ну конечно. – Она насмешливо взглянула мне в глаза. – Как это такому несгибаемому и волевому проявить слабость перед девчонкой? Это ж подумать стыдно… Вались на диван и спи, ясно?

Я прилег, закрыл глаза, но из этого не получилось ничего путного – тут же, словно чертик из коробочки, вынырнул небезызвестный Тимбус Серебряный Кролик, веселый, полупьяный, с полным ртом золотых зубов и старомодными усиками щеточкой. Я напомнил ему, что мы, собственно, пристрелили его в Гонконге два года назад, но он объявил, что это мелочи, и стал приставать с идиотскими вопросами: люблю ли я венгерскую кухню и эквадорскую керамику и не кажется ли мне, что операция «Ронни-шесть» была дурно спланирована и с самого начала обречена на провал, и просто удивительно, что нам тогда удалось выиграть? Предположим, «Ронни-шесть» действительно была продумана топорно и того, кто это допустил, давно погнали со службы, но я не мог позволить какому-то паршивцу, тем более мертвому, хаять мою контору, и начался долгий спор, причем мы все время переходили на личности. Когда я послал его к чертовой матери, догадавшись наконец, что он мне снится, оказалось, что кофе давно готов, пора вставать и вообще я сплю уже три часа.

– Сколько городов ты посетил во время своих служебных разъездов? – спросила Кати.

– Да штук двести, – сказал я и проснулся окончательно. – Кой черт, зачем тебе мои города?

– Так. Иди ешь.

Все, что она выставила на стол, я смолотил, как оголодавший бегемот, торопясь к архивам, и кофе допивал на ходу, едва ли не в коридоре. Архив, разумеется, идеально гармонировал со всей здешней патриархальностью. В маленькой комнате с одним окном стояли стеллажи, три штуки, с табличками соответственно: «Город», «Вурдалаки», «Разное». Городу были отведены три папки, вурдалакам – восемь, разному – одна. Остальные полки были первозданно пусты. Что ж, отделение МСБ в Антарктиде состоит из комнатки три на четыре, стола, стула, селектора и сержанта Боргленда. Так что ничего особенного.

Кати ушла, а я принялся создавать рабочую обстановку: распахнул окно, снял куртку и кобуру, закатал рукава рубашки, положил на стол сигареты и поставил кофейник. Критически оглядел все это, подумал и сбросил туфли. Сел и открыл первую папку со стеллажа «Город».

Внутри оказалось гораздо меньше документов, чем можно было ожидать, и все они – стандартные листы плотной желтоватой бумаги с типографским грифом в уголке «Отдел Исследований». И – что меня обрадовало – с машинописным текстом. Меньше работы глазам. По содержанию документы были схожи – протоколы наблюдений и расспросов горожан.