Правда о Первой мировой - Генри Лиддел Гарт

9-я армия, отступая перед наседавшими русскими, замедляла их движение систематическим разрушением и без того скудных в Польше дорог. Достигнув германской границы без боя и опередив противника, 9-я армия была переброшена вначале на север в район Познань—Торн, а затем двинута на юго-восток. 11 ноября левый фланг 9-й армии был уже на Висле, против стыка между двумя армиями, прикрывавшими правый фланг русских.

Клин, вогнанный молотком Людендорфа, разъединил обе русские армии, заставив 1-ю армию отступить назад к Варшаве и едва не устроив новый Танненберг для 2-й армии, почти окруженной под Лодзью. Но 5-я армия из авангарда вернулась назад и спасла ее. В результате части германских сил, производящие охват, едва не подверглись сами той участи, которую они готовили русским. Все же германцам удалось прорваться сквозь главные силы русских. Хотя германцы и не добились решающего тактического успеха, этот маневр является классическим образцом того, как сравнительно небольшая армия, используя свою подвижность для удара по жизненному центру сил противника, может парализовать наступление противника, во много раз превосходящего по численности. «Паровой каток» русских был сломан, и ему уже больше не удалось проникнуть на германскую территорию.

Через неделю четыре новых германских корпуса прибыли с Западного фронта, где к этому времени сражение под Ипром закончилось неудачей. Хотя войска и прибыли слишком поздно, чтобы вернуть упущенные возможности решающей победы, Людендорф смог их использовать, чтобы теснить русских. К 15 декабря русские стояли на линии рек Бзура—Равка перед Варшавой. Этот отход и постепенное истощение огнеприпасов привели великого князя Николая к решению, прекратив продолжавшуюся еще под Краковом борьбу, отступить и провести зиму в окопах по линии рек Нида и Дунаец, оставив часть польского «языка» в руках противника.

Таким образом, на востоке, как и на западе, наступил застой позиционной войны – с той лишь разницей, что здесь застывшая кора была менее прочна, а русские настолько истощили свой запас огнеприпасов, что их индустриально слабой стране не удавалось в достаточной степени его пополнить.

Действия на море

Мы переходим к разбору операций на море в третью очередь, хотя в хронологической цепи событий они стоят на первом месте. Причина заключается в том, что морские силы стали оказывать преобладающее влияние на ход войны лишь после того, как провалились первоначальные планы действий на суше. Если бы удалось добиться на суше быстрого решения, как того и ожидали военные руководители, то вряд ли морские силы могли бы играть при этом условии какую-либо роль.

Как близки были германцы к решающей победе и как они упустили ее рядом грубых и трудно объяснимых ошибок, теперь ясно для истории. Англия, конечно, могла выступить на море самостоятельно, но мы должны помнить, что в августе 1914 года война носила чисто профессиональный характер и еще не была войной национальной. Вмешательство Британии в войну расценивалось с точки зрения скорее рыцарской попытки помочь обиженной Бельгии и поставленной под угрозу Франции, чем борьбы не на жизнь, а на смерть за существование самой Британии. А когда друг попался в лапы тигру, то было бы медвежьей услугой вступать с ним в борьбу за остатки тела друга, раз имелась надежда отвлечь тигра от его жертвы.

К счастью, в 1914 году тигр не выходил из бухты. Британия имела возможность прибегнуть к своему традиционному оружию – флоту. Эффект морских операций сказывался на ходе войны не в виде молний, внезапно поражавших врага, а в виде систематической силы, действовавшей в помощь наземным армиям и успешно уменьшавшей за морские источники сырья и снабжения врага.

Но хотя эффект был обширным и разносторонним, сами действия были мгновенны и напоминали электрический разряд.

Наиболее простой, но, быть может, и наиболее решающий акт имел место 29 июля, еще до фактического объявления войны. В этот день в 7 часов утра «Великая армада» – британский флот – вышла из Портленда. чтобы прибыть на свою стоянку военного времени – Скапа-Флоу. Немногие видели ее отплытие, а еще меньше знали цели ее движения – ее верные Оркнейские острова, которые контролируют проход между северной Британией и Норвегией. Но с этого момента артерии Германии подвергались невидимому гнету, не ослаблявшемуся до 21 ноября 1918 года, когда германский флот прибыл в эти же северные воды, чтобы самолично убедиться, каковы те силы, которые он за 414 лет непрерывной борьбы видел лишь мельком.

Основная причина такого необычайного рода действий заключалась в недавнем прогрессе нового оружия и новых средств – мины и подводной лодки; они привели в морской войне к такому же преобладанию оборонительной мощи над наступательной, какое являлось главной характерной чертой действий на суше. Частично к этому же привела и стратегия германского командования, явившаяся следствием просчета в вероятной стратегии Британии. Взвесив свое бессилие по сравнению с британским флотом и невозможность, ввиду готовности Британии, нанести последний внезапный удар, германское командование, полагая, что противник пропитан принципами Нельсона и будет искать сражения, решило прибегнуть к медлительной стратегии постепенного измора. Немцы решили избегать столкновения, пока их минные заградители и подводные лодки не ослабят британский флот, пока тяготы организации тесной блокады не будут давить на более сильный флот, и пока разгром союзников Британии на суше не сделает положение последней более затруднительным.

План этот, по крайней мере, имел под собой разумную географическую базу, так как характер и очертание германского побережья сами собой говорили за такую стратегию. Короткая линия побережья Северного моря была сильно изрезана; устья рек представляли собой труднопроходимые фарватеры, а само побережье было прикрыто цепью островков, из которой Гельголанд был сильным укрепленным щитом морских баз в гаванях Вильгельм, Бремер и Сих. Наконец, и что важнее всего, из устья Эльбы вела в Балтийское море внутренняя дверь – Кильский канал. Благодаря этому морские силы в Балтийском море могли быстро получить подкрепление, а противника, наступавшего в этом замкнутом землями море, не только стесняла нейтральность подступов к нему, но на него легко могли напасть подводные лодки и миноносцы врага при проходе через узкий канал между Датскими островами. Естественная оборонительная мощь морских границ Германии делала почти невозможной непосредственную атаку и в то же время давала ей великолепную базу для организации морских рейдов. Единственным географическим препятствием было то, что линия побережья Великобритании в виде громадного волнореза сужала выход из моря для операций вне его.

Недостатком этой стратегии было то, что Германии приходилось с самого же начала отказаться от заграничной торговли. Вместе с тем уменьшились и возможности ограничения притока заморского подвоза в Британию и Францию. Германский план нараставшего измора британского флота был сорван стратегией, принятой британским Адмиралтейством, которое, отказавшись от доктрины «искать сражения» – удовольствовалось доктриной «держать флот начеку». Адмиралтейство, поняв, что мина и подводная лодка, в сочетании с естественными преимуществами Германии, делают тесную блокаду делом слишком рискованным, остановилось на стратегии наблюдения за противником с расстояния. Поэтому флот был сосредоточен на позиции, которая командовала над Северным морем, с сохранением в то же время полной боевой готовности на случай появления неприятеля. Легкие суда использовались для более близкого (но не слишком) наблюдения. Эта стратегия не была столь пассивной, как она казалась критиковавшей ее публике, с нетерпением ожидавшей нового Трафальгара. Стратегия эта говорила о том, что господство Британии на море является здесь стержнем и залогом сил союзников, что неосторожные действия и необоснованный риск потерь являются отрицанием этой руководящей роли флота Британии. Поэтому, желая боя и будучи готовым к нему, Адмиралтейство спокойно выдвинуло на первый план задачи по обеспечению морских сообщений Англии, имея дело с временными угрозами этим сообщениям и, наконец, обеспечивая свободный переезд во Францию британским экспедиционным войскам.

Идея экономического зажима при помощи морских сил была тогда лишь в зародыше. Только позднее она выкристаллизовалась в настоящую доктрину, и понятие «блокада» получило новый и более широкий смысл.

Нападения на торговые суда были старой традицией британского флота; таким образом незаметно совершился переход к косвенной угрозе жизни населения Европы лишением его источников снабжения и сырья. Когда тот же зажим, но произведенный в новый форме и новым оружием – подводными лодками, сказался и на самой Британии, она, вполне естественно, хотя и нелогично, признала это гнусным зверством. Нелегко было консервативному уму понять, что с переходом от войны армий к войне целых народов неопределенный кодекс военного рыцарства должен смениться в борьбе за существование вырвавшимися наружу примитивными инстинктами. Но в 1914 году такого понимания войны еще не было. Оно пришло позднее и потому не могло оказать какого-либо влияния на первые операции, хотя влияние этих операций на представление о войне было очень большим.