Все тёлки мимо - Джастин Халперн

– Я не буду отвлекаться, – пообещал я.

– Молодец. Так поступают настоящие мужики. Они не боятся искать счастья, но и работы тоже не боятся. Встают к мойке и драят тарелки, чтоб чертям тошно стало.

Боб встал, хлопнул меня по спине и ушел.

Я вернулся на кухню, где за время моего отсутствия накопилась целая гора посуды. Натянул желтые резиновые перчатки, пустил горячую воду, взялся за дело. Боб ошибался: мытье тарелок вовсе не вселяло в меня чувство, что я настоящий мужик. Впрочем, в данный конкретный момент мне казалось: занятия сексом тоже не вселяют этого чувства. Я-то думал, первый половой акт – это такая инициация, переход на новый этап. Но никаких перемен так и не ощутил. Теперь я вообще не понимал, когда же все-таки почувствую себя мужчиной. И что для этого потребуется. О себе я мог сказать с уверенностью только одно: я – мальчик, который один раз занимался сексом и сильно поднаторел в мытье посуды. Вот и все мои заслуги, особо нечем гордиться.

Дай кролику обезболивающее

В 2003-м я закончил университет, получил диплом, где значилось "Работник кино" и переехал в Лос-Анджелес, надеясь сделать карьеру сценариста. Увы, в Эл-Эй всякий, в кого ни плюнь, – дипломированный киношник. Такой диплом – не большая редкость, чем тостер. Тостер, который ты смог купить только в кредит и спустя несколько лет, а когда купил, оказалось, что от него никакого толку. Итак, я сидел на мели и искал средства к существованию. Я не бросал писать сценарии – упорно надеялся пробиться, – но пристроился официантом в "Виллу Сорризо" – громадный, двухэтажный итальянский ресторан в Пасадене. Зал был украшен пластмассовыми фикусами и стандартными портретами Фрэнка Синатры. Четыре десятка молодых – от восемнадцати до тридцати лет – официантов и барменов. И только один старпер, разменявший шестой десяток. Я часто замечал, что он замирает как истукан посреди обеденного зала, погруженный в свои мысли. И мне казалось, что он говорит себе: "Ну, погодите, в следующий раз я все-таки не забуду дома ружье, в следующий раз я всех вас, мерзавцы, перестреляю".

В первую же неделю работы в "Вилле Сорризо" я заключил, что ресторанный персонал в Лос-Анджелесе можно разделить на три категории. Одни хотят стать актерами, другие – сценаристами, а третьи – продавать наркотики первым и вторым. Несмотря на разные жизненные цели, все три категории обычно спят друг с дружкой.

Когда я проработал в "Вилле Сорризо" несколько месяцев, мне поручили обучить новую официантку – хорошенькую брюнетку Мелани, которая только что приехала из Колорадо, чтобы пробиться в актрисы. Я занимался с Мелани неделю: учил фигурно складывать салфетки, нарезать лимоны и обращаться со служебными компьютерами. В последний день тренинга, когда мы долго перебрасывались своими любимыми цитатами из "Симпсонов", я осознал, что увлекся. Такие девушки мне всегда нравились: умные, ироничные, с легкой чудинкой.

Через неделю, когда на работе выдалась передышка, я разговорился с барменом Ником (он выделялся тем, что хотел стать не актером, не сценаристом, а моделью). Ник слегка походил на Колина Фаррела (точнее, на фигурку Фаррела из твердой блестящей пластмассы).

– А Мелани очень даже ничего, верно? – сказал я.

– Абсолютно. Высший класс.

– Хорошая девушка, по-моему, – сказал я, облокотившись о стойку бара.

– Абсолютно. А минет делает – просто супер.

– Что-о? – подскочил я.

– А что такого? Она мне недавно делала, – небрежно сказал Ник.

– Она здесь всего неделю… – сказал я дрогнувшим голосом.

– Верно, неделю… По-моему, это в первый же день было, как она пришла. После работы мы немножко выпили, ля-ля-тополя, и она у меня отсосала в машине. Она глотает, между прочим.

– Круто.

– Стоп… ты что, на нее запал? Вот блин.

– Ну, я просто подумал, что она очень даже ничего… – я пытался скрыть разочарование, но мой голос дрогнул.

– Ты уж меня извини. Если бы я знал, ни за что бы… В следующий раз, если на какую-нибудь западешь, сразу говори мне – я ее не трону.

– Нет, нет. Это было бы… как-то дико. И депрессивно. Я все равно не сразу осознаю свои чувства. Понимаешь, должно пройти какое-то время, пока я пойму, нравится ли мне девушка и нравлюсь ли ей я… такие дела…

– А если тебе хочется просто перепихнуться?

Я только улыбнулся и сменил тему. Вообще-то у меня еще никогда не было секса без обязательств. Думаете, я его чурался? Наоборот, пламенно мечтал. А в старшей школе и потом, в университете, предпринимал практические усилия. Но в итоге пришел к выводу: если уподоблять мужчин автомобилям, то я – "тойота камри". Понимаете, никто никогда не дает себя клятву: "В лепешку разобьюсь, но куплю 'тойоту камри'!" И все же большинство тех, кому довелось поездить на "камри", постепенно начинают ее уважать. "А что, – думают они, – машина надежная. Ломается редко. А смотрится… не самая уродская, есть и похуже. В общем, будь у меня возможность, я, конечно, взял бы что-нибудь получше, но в принципе и 'камри' сойдет".

Не счесть, сколько раз меня возвращали с небес на землю, когда я пытался клеиться к любой девушке, которая казалась мне эффектной. На память оставались пробоины в самооценке и сожаление о напрасно потраченных деньгах и силах. К двадцати трем годам мне надоело увиваться за девушками, которые обычно выбирают мужчин совсем не моего сорта – а точнее, мужчин, которые на моем фоне кажутся инопланетянами. А точнее, я – инопланетянином на их фоне. В моей жизни наступил новый этап: теперь я решался поухаживать за девушкой только придя к выводу: она подходит для серьезных отношений и сама тоже таких отношений хочет. Как правило, я увлекался девушками, с которыми мне искренне нравилось просто разговаривать: остроумными, часто слегка зажатыми, слегка неуклюжими. И несколько романов у меня все-таки случилось. Но недолгих – не больше года.

Итак, я разработал свою стратегию и был ей верен. Потому-то я почти не замечал официанток из коктейль-бара "Виллы Сорризо". В их обязанность входило спаивание клиентов. Поэтому от официанток требовалась умопомрачительная красота и, что еще важнее, умение намекнуть любому мужчине, что если он закажет достаточно выпивки и оставит щедрые чаевые, то может надеяться на свидание в более неформальной обстановке. Из-за специфики работы почти все официантки из коктейль-бара были довольно нервными. Каждые две недели какую-нибудь увольняли за мелкое нарушение – допустим, швырнула в менеджера хрустальной вазой или нюхала кокаин в холодильной камере. Я понимал, что с ними лучше не связываться, и даже особо с ними не разговаривал. Вдобавок ни одну из них как-то не прельщали романтические путешествия на "камри".

А теперь вообразите мой шок, когда спустя полтора года работы в "Вилле Сорризо" ко мне подошла официантка Симона, знойная латиноамериканка. Симоне было, наверно, двадцать два года. Волосы цвета воронова крыла – прямые, длинные, до пояса. Пухлые губки. Ярко-синие глаза буравили тебя взглядом – невольно становилось неуютно. Такой взгляд я раньше видел только у Тома Круза, в моменты, когда он рассуждал о сайентологии. А самой примечательной частью тела была попка. Просто нечто. Фантастическая выпуклость. Казалось, попка Симоны была разумным существом, способным к абстрактному мышлению. В общем, Симона была настолько хороша собой, что я даже не мог дрочить, воображая ее рядом. Мое воображение забастовало – я не смог сочинить ни одной правдоподобной истории о том, как такая женщина вдруг окажет мне милость. Короче, о Симоне я не мог и мечтать. В буквальном смысле.

Но однажды перед ужином, когда я стоял у барной стойки и складывал салфетки, Симона спросила:

– Где ты живешь?

– Прямо на границе Голливуда. А ты?

– Почему ты со мной никогда не разговариваешь? – продолжала она, словно и не услышав моего вопроса.

– Э-э-э… ну, не знаю. По-моему, вы у себя в баре всегда страшно заняты.

– Разговаривай со мной, – заявила она и направилась к двум клиентам.

Ник подслушал наш разговор из-за стойки.

– Странное дело, – сказал я ему.

– Да она вообще странная. Хочет стать моделью, но, кажется, параллельно торгует обезболивающими для кроликов…

– Чего-о?

– Насколько я знаю, у нее есть кролик, а у кролика – какая-то болезнь, вроде онкология, и она берет для кролика обезболивающие по рецептам, а сама ими торгует. Наверно, от них балдеют, я не в курсе.

– А кролику, значит, она вообще не дает лекарств? – спросил я.

– Чего не знаю, того не знаю. Но телка – высший класс.

– Странная какая-то фраза – "Разговаривай со мной", – сказал я, прокручивая разговор в памяти.

– Может, она на тебя запала?

– Не думаю.

До конца смены – собственно, до конца недели – я не перекинулся с Симоной ни словом. Рассудил: вот еще одна немыслимая красавица, которая не даст мне никогда и ни за что, так зачем нарываться на неизбежные унижения?

Однажды вечером, на следующей неделе, в вечерний час пик я налил две порции диетической колы, обернулся… И оказался лицом к лицу с Симоной.