Я тебя породил… - Анастасия Валеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько можно? – грозно продолжал мужчина. – Вы нас оставите в покое хоть на час? Остолопы, – несколько тише произнес он. – Неужели я еще раз должен повторять то же самое? Вы с первого раза не понимаете что ли? – завершил он, сделав шаг вперед.
Семен Семеныч инстинктивно отступил, поставив себя в смешное положение. Выглядел он перед хозяином квартиры и без того, надо сказать, довольно жалко. Громила взирал на него ввиду своего роста (и не только!) сверху вниз, и Яна была уверена, что в этот момент Три Семерки проклинает ее за идею навестить семью покойной.
Ей хотелось воскликнуть: «Кто вам позволил говорить с нами таким тоном?» Однако она молчала, понимая, что это только усугубит ситуацию. Да и состояние этого человека Яне было вполне понятным. Вооружившись терпением, она выступила вперед, отчасти заслонив собой Семена Семеныча и спокойно произнесла:
– Все, что сейчас совершается, совершается только из благих намерений. И нашим предшественниками, и нами в особенности. Мы осознаем, что общение с милицией в такой тяжелый для вас обоих момент – дело не самое приятное, однако его не избежать, поэтому давайте прислушаемся к голосу рассудка и проявим прежде всего воспитанность и толерантность.
Верзила открыл было рот, намереваясь, наверное, на первые же слова Милославской ответить возражением, но он не нашелся, что сказать. По-видимому, логичность реплики гадалки его просто обезоружила.
– Я думаю, вы не против того, чтобы виновники трагедии были наказаны?
Хозяин по-прежнему молчал.
– Если мы сейчас не найдем общего языка, они вряд ли получат по заслугам.
– Ой-ой-ой! – саркастично, но тем не менее уже не так агрессивно протянул мужчина, покачивая головой. – Прямо-таки благородные мстители! Робин Гуд не ваш прадедушка?
– Может быть и наш, – не теряя спокойствия, пожав плечами, ответила Яна. – Может быть, Агата Кристи моя бабуля… Не знаю. Но думаю, размышляя об этом, мы с вами просто теряем драгоценное время и, извините, оскорбляем память вашей дочери.
При последних словах и женщина, и ее муж как-то переменились в лицах, и Яна на мгновенье пожалела, что их произнесла. Однако, реакция на эту фразу превзошла ожидания гадалки. Здоровяк махнул рукой, развернулся и молча направился в квартиру, громко шлепая тапками огромного размера. Его супруга, посторонилась и освободила проход в помещение, ничего, однако, при этом не говоря.
Семен Семеныч редко мучился укорами совести за недостаточную воспитанность, поэтому, не дожидаясь словесного приглашения, он снял фуражку, указательным пальцем провел по усам и перешагнул порог квартиры. Милославская, несмотря на свою недавнюю решительность, виновато глянула на убитую горем женщину и последовала за приятелем.
Они очутились в квартире, планировка которой в народном обиходе именуется люксом. Приятелей окружали стены просторной прихожей, какую редко встретишь в обителях простых смертных граждан. Высокий потолок этой комнаты был отделан лепкой, сотворенной рукой одаренного мастера. Три хрустальные люстры бросали яркий свет, отражающийся в огромном зеркале, занимающем всю левую от входа стену.
Семен Семеныч огляделся и, не найдя, куда повесить фуражку прижал ее к себе, как нечто святое. Мужчина скрылся в одной из четырех комнат, а его супруга в растерянности стояла посреди прихожей.
– Где мы сможем поговорить? – настойчиво спросила Милославская.
Хозяйка молча указала рукой на комнату позади себя и, пропустив гостей вперед, сама последовала за ними. По стенам большого светлого зала не стояло никакой мебели, кроме кожаного белого дивана, двух таких же кресел и маленького стеклянного столика между ними. Интерьер дополняли несколько аксессуаров, крупная картина работы неизвестного художника и шикарный ворсистый ковер, настеленный поверх сверкающего паркета.
Руденко, многое видевший, но все же не привыкший к такой роскоши, сразу почувствовал себя неловко и замешкался, не зная, куда присесть. Его смущение было настолько очевидным, что хозяйка хмыкнула и небрежно указала ему на одно из кресел. Чтобы как-то сгладить ситуацию, Яна поспешила начать разговор.
– Будет нечестно, если я не представлюсь, – вздохнув, произнесла она, поудобнее располагаясь на диване по правую сторону от хозяйки.
Та равнодушно пожала плечами. Не обращая на это внимания, Милославская продолжала:
– Яна Борисовна Милославская, экстрасенс, гадалка.
Лицо хозяйки вытянулось от удивления. Ее супруг, очевидно, все слышавший из соседней комнаты, тут же предстал в дверях и, поставив руки в боки и глядя на Руденко, протянул:
– Не удивлюсь, если он сейчас объявит себя Девидом Коперфильдом…
– Увы, – парировала гадалка, – это на самом деле всего-навсего капитан милиции. Самый обыкновенный.
– Да, – зачем-то буркнул Три Семерки.
– Ваша ирония напрасна. Я многим уже помогла. Те, кто охотно шел на сотрудничество, получили желаемый результат, причем довольно быстро, – Милославская попыталась улыбнуться. Глянув на хозяев и заметив, что они все еще находятся в том же расположении духа, она продолжила: – Впрочем, я не затем сюда пришла, чтобы рекламировать собственные достижения. Меня нанял человек не менее солидный, чем вы, – гадалка с особенной выразительностью посмотрела на мужчину. – У него пропала дочь, и теперь он, не надеясь найти помощь во всех прочих инстанциях, пытается ее разыскать. Так случилось, что ее студенческий билет оказался при…, – Милославская на минуту запнулась, – при теле вашей дочери. И мои пути с милицией, – гадалка перевела взгляд на Три Семерки, – пересеклись.
Она откровенно лукавила насчет Руденко, но, считая это мелочью, не придала этому особого значения.
– И чего же вы от нас хотите? – облокотившись на дверной косяк и сложив на груди руки, воскликнул хозяин.
– Помощи, – гадалка развела руками.
– Какой? – высоко подняв брови, вновь спросил мужчина.
Его супруга сидела сама не своя. Ей не удавалось так владеть собой, как делал это ее муж, и, казалось, она сейчас же либо обратится к гадалке с мольбой о помощи, либо выгонит ее вон.
– Ответа на некоторые вопросы.
– Вам знакома Галина Незнамова? – неожиданно вступил в разговор Семен Семеныч.
– Нет, – хозяин пожал плечами. – Впервые о ней слышу.
– Вы уверены? – спросили приятели в один голос.
– Вы никогда не слышали ее имени? – спросил Руденко.
– Ваша дочь не упоминала ее имени в разговоре? Может быть, как-то вскользь… – с надеждой голосе произнесла гадалка.
Женщина сняла с головы шарф, закрыла им лицо и беззвучно затряслась от рыданий.
– Я же сказал – нет, – раздражаясь, отчеканил здоровяк. – Если бы у меня было десять детей, я бы еще засомневался… Друзей своей дочери я знал не только, извините, по имени… я знал о них все, всю подноготную. Дочь ничего от меня не скрывала! Да и можно ли не знать, не интересоваться? – мужчина пожал плечами и стал расхаживать по комнате.
– Да она мне доверяла больше, чем матери, – продолжал он. – Все, все рассказывала, делилась, – губы хозяина задрожали.
Его супруга, не выдержав, встала и вышла из комнаты.
– Уходите! – отрезал ее муж. – Нам не о чем больше говорить! Я вам все сказал и в своих словах уверен, – добавил он, выставив вперед указательный палец.
Руденко и Милославская переглянулись, поднялись со своих мест и молча направились к порогу. На ходу отыскав в сумочке завалявшуюся визитку, Яна достала ее и молча положила на маленькую полочку возле зеркала. На всякий случай…
ГЛАВА 13
«А если они ошибаются? – думала Милославская по дороге назад. – А если просто не вспомнили Галюсиного имени? Ведь память человека устроена очень разумно. Она отбрасывает все то, что человеку кажется не особо существенным, дабы не обременять его рассудок лишними фактами… Нет, навряд ли. Этот здоровяк, похоже, держал дочь в ежовых рукавицах. Говорит, она все ему доверяла. Возможно. Но в теплые отношения все же верится не очень. Скорее, тут попахивает авторитарным воспитанием. Может быть, он что-то скрывает? Но зачем? Какой смысл? Нет, он не лжет.»
Сомнения терзали разум Яны. Она смотрела в окно, и не отвечала на вопрос, который уже в очередной раз задал ей Руденко.
– Расстроилась? – с некоторой ехидностью спрашивал он ее, и, понимая, что у гадалки нет особого желания вступать с ним в распри, продолжал, не дожидаясь ответа: – А я тебе говорил – нечего там делать! Но разве ты послушаешь своего боевого товарища? Нет. Вот и пожинай плоды своего упорства.
– Сема, помолчи, а, – сделав страдальческое лицо, протянула Милославская, – не мешай думать.
– Ты, конечно, думаешь о том, что карты тебе помогут, – ухмыльнулся Три Семерки. – Веришь во всякую белиберду.
– Блажен, кто верует, учти, – с некоторой обидой ответила гадалка и отвернулась.
– А я че, я ниче, – пробормотал Руденко, как-то втянув голову в плечи.