Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель - Игорь Градов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметь, убеждал полковник, после твоей героической гибели никто не позаботится о твоих близких. В лучшем случае им назначат небольшую пенсию, и все. А кто их обеспечит в старости, кто даст образование твоей сестре? Германия может принять твоих родных – предоставит отцу работу, устроит сестру в хорошую школу… Надо только немного поработать на новую власть, заслужить доверие. И дел-то всего ничего – только сообщать об операциях подпольщиков, и никто не будет знать о твоей новой службе… Общаться будешь лично со мной, приносить данные тоже только мне. Ну как, согласен?
Мишка удрученно кивнул головой – похоже, выбора у него не было. Так он и стал агентом абвера. Позже, во время одного из дежурств, к нему подошел Вилли Краух. Штурмбанфюрер без обиняков предложил сотрудничать и с гестапо, чтобы, так сказать, приносить новой родине двойную пользу. Мишка вздохнул и подписал все бумаги.
А потом произошла неожиданная встреча с Алексеем Мироновым. Когда они столкнулись в полицейском участке, Мишка сначала растерялся. Он не знал, что делать – звонить Остерману или Крауху? Затем события начали развиваться с невероятной быстротой. Алексей, захватив полковника Остермана, совершил дерзкий побег, Семенов, чтобы не выдать себя, вынужден был помогать ему.
И только потом, оказавшись на конспиративной квартире, он понял, в какой переплет попал. Но пути назад уже не было – подпольщики не спускали с него глаз. И тогда Мишка решил никому не рассказывать о сотрудничестве с абвером и гестапо. Глядишь, никто и не узнает… Все говорили о наступлении Красной Армии и освобождении Москвы, значит, его кураторам – и Остерману, и Крауху – придется скоро бежать. Документы, в том числе его личное дело, они, скорее всего, захватят с собой – немецкая аккуратность не позволит бросить ценный архив. Шульц наверняка тоже уйдет вместе с ними… Значит, есть шанс, что его предательство так и останется тайной. Боле того – Алексей Миронов может засвидетельствовать его героическое поведение во время побега, может быть, его даже наградят…
Но этим надеждам не суждено было сбыться – разоблачение грянуло, как гром среди ясного неба. Михаил понял – это действительно конец. Единственное, о чем он теперь мечтал – чтобы от его предательства не пострадали родные. Не дай бог, если их объявят "членами семьи врага народа"! Он слишком хорошо знал, что это такое. В их классе учился Николай Егоров, у которого сначала забрали отца, а потом мать. Из отличника и комсомольца Колька в одночасье превратился в изгоя – его заставили публично отречься от родителей, клеймили позором на общем собрании… Но и это не спасло его от ареста.
С этими тяжелыми мыслями Семенов присел на дрова, сложенные в сарае. Было холодно. Он плотнее запахнул шинель и приготовился ждать.
Лубянка
Вилли Краух понял, что с Ингой что-то случилось: их разговор внезапно прервался, потом кто-то осторожно положил телефонную трубку на рычаг. Штурмбанфюрер решил действовать немедленно – вызвал машину с оперативниками и уже через несколько минут мчался в штаб Зеермана.
Дом на набережной был похож на улей: суетились офицеры, бегали солдаты, выносили бумаги и мебель… В воздухе витал запах гари – видимо, уже начали жечь документы. Вилли подумал, что ему тоже следует разобраться кое с какими делами и уничтожить папки, но сейчас было не до этого.
Он вошел в здание и поискал дежурного офицера. Обнаружить его в штабной суматохе оказалось непросто. Наконец он отловил лейтенанта и выяснил, что генерал Зеерман отсутствует – утром отправился на передовую лично выяснять ситуацию.
Говорили, что русские прорвались в Москву, и положение стало критическим – оставшимся частям грозило полное окружение и уничтожение. И хотя приказа об отступлении еще не было, но штабные уже готовились к срочной эвакуации. Фельдмаршал Манштейн, по слухам, уже отдал распоряжение вывезти из города все учреждения и госпитали.
Инга Никольсон на службе не появлялась, что было довольно странно, учитывая ее пунктуальность. Вилли попросил разрешения самому выяснить причину отсутствия, на что дежурный офицер просто махнул рукой – валяйте! Штурмбанфюрер поднялся наверх, в квартиру Инги, и несколько раз громко стукнул кулаком в дверь – ответа не последовало. Тогда он приказал выломать ее. Двое дюжих гестаповцев разом навалились, и створки распахнулись.
В коридоре на полу лежала Инга. Вилли нагнулся и понял, что девушка мертва. Беглый осмотр квартиры показал, что в комнате Инги все вещи были на месте, а вот у Рихтер большая часть одежды пропала. Стало очевидно, что она сбежала, а пред этим, судя по всему, застрелила Ингу.
Вилли задумался – такого оборота он явно не ожидал. Надо было что-то срочно предпринимать, но что именно? Арестовать полковника Остермана и обвинить его в сотрудничестве с подпольем? Нереально: без серьезных улик брать нельзя, сразу же вмешается руководство. А предъявить пока, к сожалению, нечего… Контакты с подпольщиками? Так он выполнял свою работу, проводил операцию по перевербовке… Убийство Инги Никольсон? Дело рук Нины, он к этому никакого отношения не имеет. К тому же причастность Рихтер к преступлению еще требовалось доказать, а времени на расследование уже не было.
Кроме того, для ареста требовалась санкция начальника московского абвера, генерала Траубе, а он вряд ли ее даст. Нет, решил штурмбанфюрер, надо действовать самому.
Вилли приказал возвращаться на Лубянку, в штаб-квартиру гестапо. Но перед отъездом еще раз заглянул в приемную Зеермана и сообщил об убийстве Никольсон. Никакого впечатления на дежурного офицера это не произвело. Он вежливо поблагодарил за известие и обещал разобраться, но было видно, что его волнуют куда более важные и неотложные дела.
Обратный путь на Лубянку занял почти час – центр оказался забит военной техникой. Хорошо, что над Москвой уже второй день висели низкие облака, а то советские бомбардировщики превратили бы людей и машины в кашу.
Не успел Вилли войти в кабинет, как зазвонил телефон.
– Слушаю, – бросил он в трубку.
– Господин штурмбанфюрер? – произнес с акцентом незнакомый голос. – Это Михаил Семенов. У меня для вас интересная информация, касающаяся Нины Рихтер. Я готов показать место, где подпольщики ее скрывают. Но взамен мне нужны гарантии, что вы возьмете меня с собой в Германию. Я боюсь оставаться в России, большевики, кажется, подозревают, что я работал на вас, могут меня убить…
Краух мгновенно вспомнил Семенова. Смышленый мальчик, даже не без способностей, жаль, что он не успел как следует поработать с ним. Михаил внезапно исчез две недели назад, от него не было ни слуху, ни духу, и вот такой неожиданный звонок… Что это – ловушка? Или долгожданный шанс, позволяющий разом решить все проблемы? Если он возьмет Рихтер, то это прямой выход на Остермана и подпольщиков. И он Нину уже не отпустит, вытрясет из нее все…
– Где вы находитесь? – спросил штурмбанфюрер. – Откуда звоните?
– Я скрываюсь на конспиративной квартире в Самотечном переулке, дом номер четыре, квартира девятнадцать…
– Где Рихтер?
– В Сокольниках, на базе. Я вам все расскажу, только приезжайте поскорее…
– Хорошо, я скоро буду.
Итак, Нина, как и следовало ожидать, переметнулась к большевикам. Увидела дочь и перестала быть разведчиком, превратилась просто в женщину. Что ж, материнский инстинкт – самый сильный в мире, против него любые доводы разума, любая идеология бессильны. Русские, надо признаться, умело воспользовались ее слабостью. Впрочем, он на их месте поступил бы точно так же.
Надо срочно поехать в Самотечный переулок (интересно, где это?), брать Семенова и готовиться к операции по захвату Нины.
Краух принял решение и больше не колебался. Он вызвал служебную машину и на всякий случай приказал сотрудникам взять автоматы. Через пару минут его машин уже ехала в сторону Самотечной улицы.
На Самотеке
До Самотечного переулка добрались довольно быстро. Дом номер четыре оказался ничем не привлекательным кирпичным строением, почти пустым – большинство жильцов уехали в эвакуацию.
Вилли приказал шоферу ждать внизу, а сам с двумя оперативниками поднялся на третий этаж. Постучал в девятнадцатую квартиру и на всякий случай приготовил пистолет, подручные взяли автоматы наизготовку. Дверь распахнулась, и на пороге появился Михаил Семенов. На нем была полицейская форма.
– В квартире есть еще кто-нибудь? – спросил Краух, проходя в комнату.
– Нет, я один.
Штурмбанфюрер кивнул, и гестаповцы проверили всю квартиру. Действительно, в ней больше никого не было.
– Ну, рассказывай, – приказал Краух, пряча пистолет в кобуру.
Михаил вкратце поведал о своих приключениях – от побега с Мироновым из полицейского участка до неожиданного приезда Нины Рихтер в Сокольники. Иногда он запинался, подыскивая нужные немецкие слова, и Вильгельм помогал ему. Когда рассказ закончился, Краух несколько секунд молчал. С одной стороны, все выглядело довольно правдоподобно, но с другой… Что-то подсказывало ему, что не следует слишком доверять Семенову. Штурмбанфюрер подумал и спросил:
