Собака, которая любит - Наталия Криволапчук

До чего же ей хотелось быть моей собакой! Но у меня уже были Бамби и Джинечка, да и Рольфушка, как ни крути, не меньше, чем наполовину «висит» на моей душе. Я самонадеянно возомнила, будто могу безнаказанно снять с себя ответственность за любящее меня существо, переадресовав ее любовь моему сыну. Он ведь одновременно — и мой ученик, ему ли не суметь дать ей то, на что поскупилась я, и в чем она, терьерочка, так нуждается! Я совершила преступление перед собачьей душой, попытавшись превратить любовь в психологический практикум!

Я жестоко рвала все внутренние нити, которые малышка упорно протягивала ко мне. Я отворачивалась от нее, не желая видеть по-детски сияющих глаз. Я отталкивала ее — холодностью рук, ласкавших ее лишь формально, старательно возводимой стеной равнодушия между моим сердцем, не имевшим права не откликнуться на ее зов, и ее маленьким, незаслуженно преданным мне — и мною! — сердечком.

Мне бы, возможно, лучше было скрыть это все от вас, дорогой мой Читатель. И все же… больше всего я хочу быть честной с вами не только тогда, когда есть чем похвастаться, но и в том случае, когда речь идет о грубейшей, постыдной ошибке. И пусть мои ошибки — и Касины страдания — обернутся добром и пользой для вас и вашей собаки!

Быть собакой моего сына Кайса отказалась. Сын, правда, совершил еще одну ошибку — тоже с моей подачи. Вот что значит, когда сердце молчит! Мы поверили книжным рекомендациям «перебивать» повышенную возбудимость собаки еще более резкими воздействиями. Сейчас-то я понимаю, что этот совет, как и многое, касающееся армейской собаки, мало пригоден для собаки семейной, но тогда… Чем больше проявлял силы характера Юрка, тем суетливее и непонятливее становилась Кайса, наотрез отказываясь ему довериться.

Нет-нет, она вроде бы и спала чаще всего с ним (это верный показатель собачьей преданности), и гуляла всегда охотно, и слушаться стала в конце концов лучше, чем меня, привыкнув к его манере обращения. Только во взгляде ее не было больше ни беспечности, ни бесшабашной радости жизни, так свойственной молодым фоксам и такой мне дорогой. Украдкой пробравшись на мою кровать, она задремывала, свернувшись жалостным комочком, но крепко не засыпала. При любом звуке или движении она готова была броситься наутек, и тогда приходилось специально звать ее назад — а я с этим вовсе не торопилась. Я ее никак не привечала.

Мало-помалу Джинка, сообразив, что я не желаю, чтобы Кайса ошивалась рядом со мной, принялась беспощадно гонять сестру при любых обстоятельствах. Их бесконечные ожесточенные драки, стоившие мне стольких нервов и прокушенных Каськой в беспамятстве пальцев, проистекали даже не от ревности, а от того, что Джинечка свято исполняла свой долг перед хозяйкой — так, как имела все основания его понимать.

С ними ведь бесполезно изображать приторную нежность! Они — собаки, они реагируют действием на подлинные наши чувства, не вдаваясь в тонкий анализ вызвавших их причин и маскирующих уловок. Я же сама столько лет приучала Джинечку воспринимать именно мои эмоции! Стоило мне мельком подумать: «Опять Каська ко мне липнет, как бы Джинка ее не отлупила!», и Джи тигрицей бросалась на сестренку. А я упорно не желала понимать. Я успокаивала себя тем, что Джи обостренно чувствительна к нюансам стайных отношений, Каське недоступным. И услужливое мое сознание одну за другой предлагало мне вполне благопристойные и наукообразные версии происходящего.

Удивительнее всего то, что нежеланная моя красавица нисколько ко мне не охладела. Едва лишь со мной что-то случалось, как она, опережая моих прежних подружек, бросалась мне на помощь. При ее невероятном запасе жизненных сил она, совсем еще крошкой, не умея лечить по-настоящему, выплескивала сущие гейзеры энергии: может, пригодится? Может, хоть чуточку хозяйке помогу?

Она никогда не умела (и сейчас не умеет) рассчитать силу и время биополевого воздействия с Рольфиной и Джинечкиной ювелирной точностью. Стремления выручить, помочь ей было не занимать. Она не боялась, как Бамби, что мои переживания разорвут ее чуткое сердечко. Именно она научила меня при воспитании собаки-целителя делать ставку на возбудимых животных.

Только общетерьерской сердечной преданностью и незлопамятством я могу объяснить то, что Каськина любовь ко мне выстояла во всех бурях и ураганах непростой ее юности!

А в реальной жизни нам мешает только одно, хотя это очень важно, поскольку это — вопрос моего доверия к собаке. Я не часто отпускаю ее с поводка на прогулке: больно уж она любит приставать к встречным собакам, а может, по старой памяти, и удрать, не оглядываясь ни на меня, ни на стаю. Бегает она очень быстро и совершенно уверена, что всегда успеет меня догнать, куда бы я ни пошла. Она, без сомнения, вернется, она стала возвращаться с тех пор, как почувствовала радость быть полноправным членом стаи. И все же я по привычке нервничаю, хотя прекрасно понимаю, что могу ей этим только навредить. Очень уж ярко запечатлелись в моей памяти все треволнения ее детства.

В первое свое лето она, как и все наше зверье, провела с нами отпуск в лесу. Там же, на Лижменском озере, где подрастала крошка Джинечка, только было Каське на пять месяцев больше.

В один из дней мы решили съездить с нашей стоянки на озере к водопаду Кивач — места там красивейшие. Муж остановил машину у поселка Пряжа и отправился через шоссе, к заправочной станции, чтобы узнать насчет бензина, который в те поры случался не всегда. Сын тоже вышел из машины, решив заглянуть в малюсенький придорожный магазинчик-вагончик.

Мурманская трасса в этих местах, если вы знаете, узка и извилиста, она словно бы с трудом взбирается с холма на холм, обходя озера. По трассе идет колонна неуклюжих, длинных, с прицепами лесовозов, едва умудряющихся вилять по нелегкой дорожке. Я осталась сидеть в машине с собаками и котом. Все звери были без ошейников — лесная форма одежды излишеств не предусматривает. Окошко слева, у водительского места, муж, уходя, оставил открытым.

Пальцы мои соскользнули по шерсти Кайсы, метнувшейся в окошко. Обеспамятевший от страха щенок заплясал на самой середине шоссе!

Надо было видеть, какие кренделя выписывали на дороге идущие на приличной скорости лесовозы! Можно только удивляться мастерству водителей, никак не ожидавших этакого сюрприза, равно, как и тому, что они вообще успевали разглядеть мечущуюся от колес к колесам кроху-фоксюшку. И хорошо, наверное, что мы не слышали их задушевных отзывов о растяпах-хозяевах, упустивших щенка.

Мужчины мои наперебой звали Каську каждый к себе, на свою сторону дороги. И, чем громче они орали, тем больше теряла голову наша глупышка. Я замерла в машине, понимая, что ни кричать, ни выпрыгивать нельзя — это только осложнит для малютки ситуацию, добавив сумятицы и переполоха.

Виляли, уворачиваясь от собачонки, громадные лесовозы. Остановились у обочины зеленые «Жигули» — водитель, добрая душа, решил нам помогать. Сын мой, одетый в яркий спортивный костюм, выскочил наперерез машинам, отчаянно размахивая руками. Тянулось это бесконечно, хотя, если верить часам, все происшествие не заняло и трех минут.

Первым взял себя в руки муж. Сдерживая вполне понятные эмоции, он, как сумел, спокойно и ласково подозвал Каську к себе. Та опомнилась не сразу, но по крайней мере метаться перестала и, застыв посреди дороги, неуверенно оглянулась. Тогда муж присел на корточки и поворошил рукой придорожную траву, чтобы привлечь ее внимание. И Кася, шарахнувшись в испуге от пытавшегося перехватить ее Юрки, пошла на подзыв к мужу!

Очередное подтверждение теории стоило нам немалых переживаний.

Заодно уж расскажу вам случай, который связан с Касей лишь опосредованно и который я до сих пор вспоминаю с запоздалым страхом. Я гуляла с четырехмесячной Каськой в любимом нашем Итальянском садике, впервые решив вывести ее в свет без взрослых собак. С нами гулял и знакомый нам по прежним общим прогулкам щенок хортой борзой, с упоением игравший с пятимесячным боксерчиком. Хозяину хортеныша понадобилось ненадолго отлучиться, и он попросил меня присмотреть за щенком и игравшей тут же дочкой лет пяти. И я, по легкомыслию своему, согласилась. Сразу брать щенка на поводок было жаль, больно уж хорошо он разыгрался с приятелем. Держа на поводке Каську, я некоторое время с удовольствием наблюдала за детишками за компанию с неопытной хозяйкой боксерчика, а потом отпустила к друзьям и свою хулиганку, все это время без устали рвавшуюся поиграть.

Ну не видела я этого молодого ризена! Прибежал откуда ни возьмись и, не сбавляя темпа, увел всю нашу малышню за насыпанные метрах в двадцати от нас песчаные бугры. Рванули они с отличной скоростью, а я спринтер неважный. Когда я их догнала, Каська уже с увлечением копалась в песочке, но хортеныш… хортеныш был уже за оградой садика, в гадком малюсеньком дворике, откуда до Литейного рукой подать. А там-то я его даже не увижу, не то что не догоню! И старших собак со мной нет, привести щенка назад некому! Собака не моя, к голосу моему не привыкла!