Последний бросок на запад - Егор Овчаренков

— Когда выходим? — спросил Дима у Стойковича.

— Через час. Собери всех своих к половине восьмого.

Емельянов кивнул и отправился в свою комнату, заметив, как туда прошел Вадим, держа в обеих руках алюминиевые миски с кашей.

После плотного и сытного завтрака оба закурили и улеглись на кроватях. Говорить ни о чем не хотелось. В голове была полная пустота. Что же их ждало на этот раз? Видимо, то же, что и всегда, — горы и сосны, стрельба и кровь.

Глаза сами закрывались.

— Разбуди минут через сорок, — попросил Дима Чернышева.

Но только Емельянов задремал, как его разбудил Вадим.

— Наши бузят чего-то. Пошли разберемся.

— Что там такое?

— Да насчет барахла. Холодно, а у нас только тоненькие плащи на вшивой подкладке. А сапоги, так это одно название. Сам же знаешь: промокают и не греют.

Но, как обычно, дискуссия закончилась ничем. Интендант разводил руками: что можно требовать от бедных боснийских сербов, когда их единственный союзник Югославия сама находится в международной блокаде?

Выехали с небольшим опозданием. Все были налегке — без непредвиденных обстоятельств рейд не должен затянуться.

Каждой группе был задан свой маршрут. План операции состоял в том, чтобы ранее разведанные высотки теперь взять в клещи и выбить оттуда босняков. Как объяснил Емельянову Ивица, без этих высот на этом участке фронта дальнейшее продвижение было практически невозможно.

Около пятнадцати километров обе группы ехали на машинах. Потом всех высадили, и тут маршруты групп разошлись.

После получаса ходьбы по глубокому, почти метровому снегу Дима уже совсем не жалел о легком плаще. Он просто взмок от пота. То же самое было и с остальными.

Еще в начале пути Ивица самым категоричным тоном запретил любые разговоры. Дима посмотрел на часы — уже почти полтора часа непрерывной ходьбы. Даже его тренированный организм требовал отдыха, и Емельянов мог только догадываться, что же чувствуют остальные.

— Привал, — наконец объявил Стойкович и все шедшие за ним след в след уселись прямо в снег.

Сербам было не менее тяжело, чем русским. Имея опыт таких переходов, они буквально только садились, как сразу засыпали. Несколько минут пусть и тяжелого сна освежали и дальше идти было уже легче.

К середине дня Емельянов стал узнавать места, по которым они пробирались во время разведывательного рейда. Только теперь они шли другим маршрутом.

Спустя какой-то час показались сопки. Ивица знаком приказал всем остановиться. Отобрав несколько опытных четников, он отправил их на разведку.

Емельянов подошел к командиру:

— Где сейчас должны быть другие группы?

Ивица только приложил палец к губам и ничего не ответил.

Дима опустился рядом с ним на снег и стал ждать возвращения разведчиков. Те вернулись на удивление быстро.

Недоуменно разводя руками, они доложили Стойковчу ситуацию.

— Значит, там никого нет, — задумчиво сказал командир. — Скоро ко второй высоте выйдет другая разведгруппа, тогда посмотрим, что и как.

Ждать пришлось недолго. Вскоре показались разведчики другой группы. Информация была та же — ни босняков, ни даже их укреплений.

Стойкович приказал занять высотки и подготовить свои укрепления.

— Хоть бы передохнуть дали, — пожаловался Чернышев, вместе с Димой таская тяжелые камни, из которых сооружались пулеметные гнезда.

Несколько человек были посланы на хутор, находившийся неподалеку от высоток и уже давно разрушенный и нежилой. Оттуда притащили куски ржавого железа, из которых сделали крыши для маленьких блиндажей.

Управились только к вечеру, да и то не полностью, но сил больше не было.

Когда выставили часовых, то разожгли небольшие костры. Емельянов разделся догола, выкрутил одежду и развесил ее сушиться над костром. А сам принялся растираться снегом.

На удивление Диме, с юности очень закаленному человеку, компанию составил тот самый здоровенный серб по кличке Кабанчик. Он тоже разделся, выкрутил свою одежду и повесил сушить поближе к огню.

После этого серб предложил Диме, пока не стемнело совсем, устроить спарринг, чтобы не замерзнуть.

Как только Емельянов встал в свою излюбленную стойку, серб, наученный горьким опытом, сделал миролюбивое предложение не наносить удары в голову. Дима согласился.

Одежда высохла у костра довольно быстро, но за это время Емельянов успел пару раз вывалять серба в снегу и наставить ему множество синяков.

Как и многие большие люди, Кабанчик не был злобным, к тому же он довольно стойко переносил удары. После поединка он принес извинения Дмитрию за то, что сорвался в прошлый раз…

Наутро выяснилось, что трое сербов сильно обморозили ноги. Их пришлось срочно отправлять обратно на базу с провожатыми.

— Все-таки слабы они против нашего, — заметил Горожанко. — Южане…

Ивица Стойкович объявил следующее задание для оставшейся группы бойцов за вычетом тех, кто ушел на базу, и тех, кто остался укреплять позиции на высотках.

— Надо обследовать район в радиусе трех километров на юго-запад. По всем данным, в этом районе концентрируются значительные силы хорватов и босняков.

— А разве они в союзе? — спросил Емельянов.

— Иногда воюют друг с другом, иногда заключают союз против нас… Впрочем, — добавил серб, закуривая, — ненадолго…

— Хорваты и босняки?

— Против нас они заключат союз не только между собой, но и с самим дьяволом…

Три дня команда разведчиков бродила по горным лесам, обнаруживая и занося на карту расположение вражеских позиций.

Ни хорваты, ни босняки их не обнаружили. Ни одного выстрела сделано не было. Все очень устали и чувствовали нарастающее раздражение.

Возвращались кружным путем, чтобы обойти новую передвижную батарею гаубиц противника. Хотели было проскочить незамеченными, но не удалось — отряд обстреляли десятком снарядов.

Перебежками, пригибаясь, наемники бросились врассыпную по лесу. Никто, слава Богу, не пострадал.

Как только обстрел закончился и все снова собрались вместе, Дима о чем-то пошептался с Кабанчиком. Придя к общему решению, они подошли к капитану Стойковичу.

— Они видели, как мы улепетывали из-под их огня, — сказал Емельянов, — и сейчас думают, что мы бежим сломя голову, поскольку против пушек автоматам возражать трудно. Мы сейчас вдвоем можем незаметно подкрасться к ним и устроить небольшую диверсию. Переполох обещаем устроить основательный.

— Очень рискованно… — капитан задумался. — Ладно, попробуйте. Только никаких рукопашных! Можете лишь приблизиться и обстрелять.

Кабанчик и Емельянов скрылись в непривычно тихом заснеженном лесу.

Снег предательски скрипел под ногами, и потому, когда лазутчики приблизились вплотную к позиции противника, пришлось передвигаться едва ли не ползком.

Наконец они увидели первого часового. Зябко кутаясь в пальто, он ходил от одного дерева к другому. Емельянов отдал свой автомат товарищу и вытащил нож. Он, словно кошка, быстро и бесшумно подкрался к часовому и одним движением, решительно и жестоко, перерезал тому горло — кровь, булькая, хлынула босняку на грудь.

Словно тень, рядом возник Кабанчик. Быстро темнело. Это здорово помогло подобраться незамеченными к батарее. Через сто метров диверсанты увидели две гаубицы и около десятка расположившихся возле орудий босняков.

В глазах Кабанчика зажегся нехороший огонь, все его тело напряглось, и Диме пришлось положить ему на плечо руку, показывая, что не надо нервничать и торопиться.

Емельянов снял с пояса две гранаты.

— Только спокойно…

— Понимаю.

— Не стреляй раньше времени…

Серб сделал успокоительный знак — мол, все идет, как надо.

Они медленно приближались к противнику, который, видимо, ни о чем не подозревал.

Когда раздались первые два взрыва, вся группа сербских разведчиков остановилась.

— Гранаты, — со знанием дела сказал Ивица и добавил: — Наши гранаты.

Чернышев подошел к командиру:

— Я пойду к ним. Помогу.

— Нет.

— Почему?

— Слишком поздно.

— Почему? — не сдавался Вадим.

Стойкович нахмурился:

— Они должны только устроить диверсию и тут же отходить. Ждем их тут ровно час. Если они не вернутся, значит, погибли. Я не могу больше рисковать людьми…

После того, как было брошено четыре гранаты, Емельянов сказал Кабанчику:

— Обходи их с той стороны. Постарайся подорвать пушку. А я пока отвлеку огонь на себя.

— У тебя хватит патронов?

— Четыре рожка, — бросил Емельянов. — Давай, давай, быстрей…

Кабанчик понимал, как рискует его товарищ, принимая такое решение, но в препирательства вступать не стал и быстро побежал по заснеженному склону.