"Вороново крыло" - Уильям Теккерей

— А как обошлись со мной в те былые времена вы? Не говорите же мне о тех временах. Забудьте о них навсегда. Когда-то я думал, что мое сердце разобьется, но нет, сердца сделаны из прочного материала. Я думал, что умру, но этого не случилось; я вынес все, и вот теперь женщина, которая меня отвергла, — у моих ног!

— Ах, Арчибальд! — Это было все, что могла произнести леди; она снова расплакалась — и, пожалуй, это был самый убедительный довод для парикмахера.

— Да, хорошо вам говорить "Арчибальд". Не называйте меня Арчибальдом, Морджиана. Подумайте, какое положение вы могли бы занимать, стоило вам только пожелать. Вот тогда вы вправе были бы называть меня Арчибальдом. Теперь поздно говорить об этом, — торжественно заключил он. — Но хоть вы и причинили мне горе, я не в силах видеть женские слезы, скажите, что я могу для вас сделать?

— Милый, добрый мистер Эглантайн, скажите своим поверенным, чтобы они приостановили это жестокое преследование. Примите расписку от мистера Уокера, в которой он признает свой долг. Как только он освободится, он достанет много денег и все вам заплатит. Не губите его, не губите меня и не настаивайте сейчас на своих правах. Будьте прежним добрым Эглантайном, каким вы были раньше.

Эглантайн взял ее руку, которую Морджиана не отняла; он задумался о прошлом; он знал ее чуть не с самого детства, он сажал ее к себе на колени в "Отбивной", когда она была еще девочкой, он обожал ее, когда она стала взрослой девушкой, и вот его сердце смягчилось.

"Как-никак он мне все-таки заплатил, — мысленно убеждал он себя, — хоть акции и немногого стоят, но, так или иначе, я взял их, и я не могу видеть женские слезы и попирать ее ногами, когда она в несчастье".

— Морджиана, — громко и радостно обратился он к ней, — перестаньте плакать и не унывайте, я дам вам расписку, и вашего мужа освободят, я буду прежним добрым Эглантайном, которым я был когда-то.

— Будете старым добрым ослом, которым вы всегда были, — проревел чей-то голос, заставивший мистера Эглантайна подскочить. — Вот уж старый, жирный дурень! Отказываться от денег, которые принадлежат нам по праву, из-за того, что перед ним расхныкалась женщина, да еще такая женщина! — выходил из себя мистер Мосроз, — ибо это был он!

— Что значит "такая женщина"? — вскричал его старший компаньон.

— А вот такая. Разве она вас не завлекала? Разве она не проделала такой же шутки с Бароски? Неужто вы такой простофиля, чтобы отказываться от ста пятидесяти фунтов из-за того, что ей взбрело в голову явиться к вам и распустить нюни? Говорю вам, что я этого не допущу, так и знайте, это деньги не только ваши, но и мои: либо я их получу, либо Уокер будет сидеть под замком.

При появлении младшего компаньона добрый дух, снизошедший на Эглантайна и побуждавший его быть мягким и милосердным, поспешно расправил крылышки и в испуге отлетел прочь.

— Видите ли, миссис Уокер, — проговорил Эглантайн потупясь, — это деловой вопрос, а всеми делами распоряжается здесь мистер Мосроз, не правда ли, мистер Мосроз?

— Да уж если бы не я, могу себе представить, как бы у нас шли дела, твердо проговорил Мосроз. — Так вот, мэм, я вам изложу свои требования, если угодно. Я согласен на пятьдесят процентов, и ни фартинга меньше; дайте мне эту сумму, и вы получите мужа.

— Ах, сэр, Говард заплатит вам через неделю.

— Ну что ж, пускай посидит еще неделю у моего дядюшки Бендиго, ему там не так уж плохо, — усмехнулся этот Шейлок. — Не пора ли вам, Эглантайн, отправиться в лавку, — продолжал он, — и заняться делами? Вряд ли миссис Уокер думает, что вы станете выслушивать ее целый день.

Эглантайн с радостью ухватился за представившуюся возможность; он выскользнул из комнаты и удалился, правда, не в лавку, а в свои апартаменты, где он выпил огромный стакан мараскина и в сильнейшем возбуждении и замешательстве просидел до тех пор, пока Мосроз не сообщил ему, что миссис Уокер ушла и более его не потревожит. Но хотя после этого он выпил еще несколько стаканов мараскина и отправился вечером в театр, а после этого — в погребок, но ни вино, ни спектакль, ни развеселые комические песенки в погребке не могли заглушить воспоминаний о прошлом и о бледном, заплаканном лице миссис Уокер, которое не выходило у него из головы.

Морджиана, еле держась на ногах, вышла из лавки и почти не слышала мистера Мосроза, говорившего ей, что он согласен на сорок процентов; Мосроз поспешил заняться делом и проклинал себя за дурацкое мягкосердечие, которое чуть было не стоило ему десяти процентов его кровных денег.

Морджиана, как я уже сказал, шатаясь, вышла из лавки и пошла по Кондит-стрит, а слезы так и катились градом из ее глаз. Она почувствовала страшную слабость, ведь за все утро она выпила только стакан воды, который ей дали в кондитерской на Стрэнде; чтобы не упасть, она уцепилась за ограду дома как раз в тот момент, когда джентльмен с желтым узлом под мышкой выходил из двери.

— Господи боже ты мой, миссис Уокер, — воскликнул джентльмен.

Это был не кто иной, как мистер Булей, направлявшийся к клиенту для примерки сюртука.

— Вы больны? Что случилось? Войдите же, ради бога. — И прежде чем Морджиана успела хоть что-нибудь ответить, он продел ее руку под свою, ввел в лавку, усадил в задней комнате и налил ей вина с водой.

Едва придя в себя, бедняжка, как могла, прерывая рассказ рыданиями, поведала свою историю. Мистер Эглантайн арестовал мистера Уокера. Она пыталась добиться от него отсрочки, но он отказал.

— Подлый, жестокосердый трус, и как он только мог хоть в чем-нибудь ей отказать! — выслушав Морджиану, вскричал преданный мистер Булей. — Дорогая моя, у меня нет причин любить вашего мужа, и я слишком много о нем знаю, чтобы его уважать, но я люблю и уважаю вас, и ради вас я не пожалею последнего шиллинга.

Вместо ответа Морджиана взяла его за руку и расплакалась пуще прежнего. Она объяснила ему, что через неделю у мистера Уокера будет очень много денег, что он самый прекрасный на свете муж, и она не сомневается, что мистер Булей будет о нем лучшего мнения, когда узнает его, что он должен мистеру Эглантайну сто пятьдесят фунтов, но что мистер Мосроз согласен на сорок процентов, если мистер Вулси понимает, что это значит.

— Я не пожалею и тысячи фунтов, — прервал ее, вскакивая, мистер Вулси, — подождите меня здесь десять минут, пока я вернусь; вот увидите, я все улажу.

Через десять минут он вернулся, вызвал со стоянки, расположенной против его дома, кеб (от внимания кучеров не ускользнул удрученный вид миссис Уокер, о чем они не преминули потолковать между собой), а еще через минуту они уже катили по- направлению к Кэрситор-стрит.

— Они согласны на двадцать фунтов в счет погашения долга. — С этими словами он показал письмо мистера Мосроза к мистеру Бендиго, в котором Бендиго представлялось право отпустить Уокера, если мистер Вулси обязуется уплатить вышеозначенную сумму.

— Нет смысла оплачивать этот счет, — твердо сказал мистер Уокер, — это значило бы попросту ограбить вас, мистер Вулси; в отсутствие моей жены мне предъявили еще семь исков. Теперь уж мне не избежать суда. Но, дорогой мой сэр, — добавил он шепотом, обращаясь к портному, — долги чести для меня священны, и если вы будете настолько любезны и одолжите мне двадцать фунтов, даю вам честное слово, что я немедленно верну их, как только выйду из тюрьмы.

По-видимому, мистер Вулси отказал ему в этой просьбе, ибо как только портной вышел, Уокер в невероятном бешенстве накинулся на жену, проклиная ее за медлительность.

— Почему же ты, черт возьми, не взяла кеб, — заревел он, услышав, что она шла пешком до Бонд-стрит. — Эти кредиторы явились только полчаса тому назад, и если бы не ты, я бы уже был на свободе.

— О Говард, разве я не отдала тебе последний шиллинг, — проговорила Морджиана, пятясь от мужа и снова заливаясь слезами.

— Ну, ничего, ничего, любовь моя, — успокоил ее прелестный муженек, слегка покраснев, — ты не виновата. Придется, значит, пройти через суд, вот и все. Я тебя прощаю.

ГЛАВА VI,

в которой мистер Уокер продолжает оставаться в затруднительном

положении, но покорно переносит выпавшие на его долю невзгоды

Потеряв всякую надежду ускользнуть от своих врагов и считая долгом мужчины более от них не уклоняться, но встретиться с ними лицом к лицу, достойный подражания герой решил покинуть роскошные, хотя и несколько тесные апартаменты, предоставленные ему мистером Бендиго, и претерпеть мученичество во Флитской тюрьме. И вот в сопровождении вышеупомянутого джентльмена он переехал в тюрьму ее величества, вручив себя попечению тамошней стражи; он не обратился за разрешением жить за пределами тюрьмы (что по тем временам значительно облегчало положение многих должников), ибо прекрасно знал, что ни одна душа на свете не согласилась бы поручиться за то, что он выплатит те колоссальные суммы, которые он задолжал и из-за которых подвергся аресту. Не важно, в каких именно цифрах выражались эти суммы; мы не собираемся удовлетворять любопытство читателя на этот счет. Во сколько сотен или тысяч фунтов исчислялся его долг, было известно лишь его кредиторам; он оплатил первый иск, как было сказано выше, и тем самым выказал намерение оплатить все векселя до последнего фартинга.