Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская

11. Северная Персия

Май, 1916 г.

Раскаленный солнечный диск скрылся за облаком. С гор подул ветер, сухой, жаркий, колючий. По желто-бурой истрескавшейся от зноя земле, прыгая на кочках, пронесся перекати-поле. Мучимые жаждой мулы покорно плелись вслед за пешим проводником, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. Чуть замедлив шаг, он повернулся к попутчикам, сверкнув крупными белыми зубами, и произнес:

– Ага![18]Осталось совсем недолго. Деревня должна быть вон за тем холмом с сухим деревом. Там вода, течет ручей, можно напоить мулов.

– Хоб[19], – ответил один из путников, почти все его лицо скрывал плотный холщовый плат, из-под которого смотрели яркие голубые глаза.

– Только к неверным в деревню мне идти нельзя. Белый ага должен понять. Заплати мне деньги до того, как мы придем.

– Хоб, хоб, – кивнул всадник и пришпорил мула.

Вот уже пять дней путники двигались по суровой земле провинции Яст, последнему пристанищу последователей Заратуштры. Именно здесь, в труднодоступных горных лощинах, по словам проводника, находились селения зороастрийцев, хранителей одной из самых древних и загадочных религий мира, наследников древних магов. Гонимые властью и официальным исламом, они давно покинули большие города, оберегая свою веру и традиции, уходя все дальше и дальше от людей. Не считая перса-проводника, путников было трое: первого, прекрасно владеющего фарси, звали Петр Иванович Мельгунов, он был инициатором этого путешествия и вел переговоры с проводником, второй, его соотечественник, Григорий Буров, работал в русской миссии в Тикрите, он, как и третий их спутник, французский виконт Жером де Сансир, вызвался сопровождать Мельгунова, как говорится, из любви к путешествиям и приключениям.

– Зачем тебе, белый ага, эти неверные, – возобновил беседу проводник, – они поклоняются огню, бросают умерших гнить на солнце, женятся на своей родне! И ты все равно ищешь с ними встречи. Неужели ты не боишься гнева своих богов?

– Нет, Ахмед, не боюсь. Я давно изучаю этот народ, их обычаи, у них действительно есть много того, что на первый взгляд кажется странным, даже страшным, но есть и то, чему нам с тобой можно и поучиться.

– Я понял тебя, ага, тому, кто хочет постичь истинную мудрость, одной жизни мало…

Меньше чем через час за холмом перед путешественниками открылась узкая зеленая лощина, проход в которую преграждали гигантские валуны, окруженные низкими кустами иссопа. Услышав шум ручья, путники повеселели, а усталые мулы прибавили шагу. Но по-прежнему нигде не было видно никаких следов присутствия человека.

– Так где же деревня? – спешиваясь, спросил голубоглазый.

– Белый ага рассуждает так же, как солдаты, которые по приказу паши преследуют неверных. Если здесь вода, значит, здесь и деревня. Нет… эти огнепоклонники очень хитрые и никогда не строят дома у воды. Лучше страдать от жажды, чем от плетей паши. Теперь совсем близко.

После тяжелого перехода путники решили устроить короткий привал, распрягли и напоили мулов и, усевшись на траве у ручья, достали нехитрую снедь.

– Скажи, Ахмед, ты правоверный мусульманин и знаешь, где находится деревня зороастрийцев, которых ищут слуги паши. Почему тогда ты…

– Я понимаю тебя, ага. Но доносить на них Ахмед никогда не станет. Да, я мусульманин, и я счастливый человек, у меня есть дом, есть жена, которая, слава Аллаху, родила мне четырех дочерей и одного-единственного сына. Однажды он заболел страшной болезнью – все тело его покрылось черными язвами. Мулла пришел ко мне и велел увезти сына подальше из селения, чтобы от него не заразились другие жители. «Такова воля Аллаха, – сказал он, – твой сын все равно умрет». Я послушался, запряг арбу и повез Абдуллу в горы. По дороге мне встретился незнакомец. Он посмотрел на меня, на Абдуллу, достал из мешка какую-то склянку с лекарством и смазал им тело сына, а потом велел следовать за ним. Мы долго шли, пока не прибыли в какое-то далекое селение. Там три дня и три ночи незнакомец не отходил от моего Абдуллы, прикладывал к его язвам снадобья, поил сына отварами, шептал заклинания, разводил священный огонь. На четвертый день Абдулла выздоровел, и мы вернулись домой. То была деревня магов, и незнакомец, вылечивший моего сына и не попросивший ничего взамен, поклонялся пророку Зороастре. Поэтому я никогда не донесу на них слугам паши. Аллах учит быть благодарным.

– Почему же ты, Ахмед, указываешь дорогу к деревне мне?

– Ты, белый ага, ученый человек, у тебя нет злых мыслей, неверные тебе нужны, чтобы написать о них в ученых книжках.

– Ты настоящий мудрец, Ахмед. Ответь мне, давно ли ты был в деревне огнепоклонников?

– Давно, очень давно. С тех пор мой Абдулла уже вырос.

– Скажи, знает ли об их убежище кто-нибудь еще?

– Может, и знает, но держит рот на замке. Ты ведь не первый белый ага, кто искал туда дорогу.

…Расставшись с Ахмедом, путники прошли еще полчаса, прежде чем за выступом скалы показались первые постройки. Низкие, сложенные из камня, крытые дерном дома – их было не больше дюжины – теснились на небольшом зеленом пятачке у подножия горы, ступенями спускавшейся к лощине. Чуть поодаль, на возвышении располагалась самая внушительная постройка селения, издали напоминающая башню. Стая хищных птиц кружила над ее большой плоской крышей.

– Должно быть, это их святилище. Однако… где же люди? – обратился Мельгунов к своим спутникам и, подняв посох, на конце которого было привязано два лоскута черной и белой материи, помахал им над головой. То был условный знак, по которому мидийцы опознавали тех, кто пришел к ним с миром.

Путешественники прошли еще немного и остановились у сухого дерева, лежащего у дороги, ожидая, что кто-нибудь выйдет им навстречу. Мельгунов то и дело подавал условный знак.

– Есть кто живой? – крикнул он как можно громче. Эхо подхватило его голос и унесло в даль лощины. Над деревней вновь повисла тишина, нарушаемая лишь блеянием пасущихся коз и шумом ветра.

– Они нам не доверяют, боятся, давайте подождем, – произнес Мельгунов.

– Петр Иванович, а не перебьют ли нас тут из боязни? На мой взгляд, мы сильно рискуем, – вглядываясь в безлюдные дома, сказал Буров.

– Положитесь на меня, голубчик, Григорий Сергеевич, я отнюдь не новичок в зороастрийской деревне. Первыми они никогда не нападут.

– Mon Dieu! C’est quoi ça?[20]– в ужасе воскликнул француз, машинально вскинув ружье, и показал на парящую над деревней гигантскую птицу, в клюве которой был зажат предмет, подозрительно напоминающий отрубленную человеческую руку.

– Это черный гриф, некоторые называют ее «птица-могильщик». Хороший знак, ничего не скажешь.

– Tu calme, Gerome[21]. Тут, как это ни парадоксально звучит, нечему удивляться. Я уже объяснял вам, что своих покойников огнепоклонники не предают ни земле, ни воде, ни огню, который для них священен. Они выставляют их тела под палящее солнце на съедение хищным птицам. Видите, как их там много, на крыше святилища.

– Боже мой, какое варварство!

– Таков их обычай. Они нам его не навязывают. Позвольте напомнить, что это мы у них в гостях, а не наоборот. Вот что меня действительно тревожит, так это полное безлюдье.

– Петр Иванович, виконт. Попробуем обойти деревню и зайти с северной стороны, – предложил Буров, показывая на узкую тропинку, идущую по краю селения.

На тропинке им по-прежнему никто не встретился, кроме нескольких цесарок и черной козы, мирно стригущей траву. Но стоило миновать последний дом, как перед их глазами открылось такое, чего ни один из путешественников, не исключая бывалого Петра Ивановича, ожидать никак не мог. С северной стороны деревни скрытые зарослями тамариска стояли четыре парусиновые палатки. Рядом был натянут просторный навес, под которым находились столы, раскладные стулья, лавки, ящики с аккуратно сложенными лопатами, кирками, щетками, ведрами. На столах лежали скребки, кисти, пылились склянки и бутыли с реактивами.

– Есть кто живой? Any body here? Ist jemand da?[22]– громко спросил Мельгунов и заглянул в ближайшую палатку. Ответа не последовало.

– Никого… Что это, в самом деле? Что тут произошло? Куда все делись? – вернувшись под навес, обратился Мельгунов к спутникам. Он вытащил из рюкзака флягу с водой и устало опустился на лавку под навесом. – Прошу вас, Григорий Сергеевич, виконт, проверьте, что там в других палатках.

Жером, не расстающийся ни на минуту со своим ружьем, и Буров послушно кивнули и направились к другим палаткам. Тем временем Мельгунов осмотрел стоящий под навесом стол, заметив среди склянок какую-то тетрадь, покрытую пылью, присел и в задумчивости принялся ее листать.

– Ах, вот оно что… стало быть, англичане, тут работали английские археологи, далеко что-то они забрались… и одному богу известно, куда они исчезли и что все это значит, – тихо произнес он, но тут его прервал громкий крик Бурова: