Глобус 1976 - Коллектив авторов

Говорят: и радость не в радость, если не поведаешь о ней друзьям. Работал я на Чукотке. Вернулся

из экспедиции — и захотелось мне рассказать о тех местах своим товарищам. А их и след простыл.

Один отплыл в Антарктиду, другой уже месяц ползал по горным кряжам Киргизии в поисках

целебного мумие [Мумие горный бальзам, вытекающий в виде смолы из расщелин скал], третьего командировка

увела на Иртыш, а четвертый еще не закончил свой дрейф на льдине. Вот и попробуй собери их

вместе! И тогда решил: обо всем, что видел, запомнил, прочувствовал, напишу очерк.

На карте страны Чукотку можно найти сразу. Развернув лист, взгляните как раз в то место, где

пальцы правой руки держат верхний угол карты. Может быть, сам полуостров будет даже прикрыт

ладонью — он ведь небольшой.

Через весь Советский Союз надо лететь к той земле. Много широких рек, древних хребтов и

гигантских лесных массивов останется за спи-пой, пока нога ступит на краешек нашей Родины.

Прилетел — и сразу же переводи часовую стрелку на десять цифр вперед. Чукотские школьники

успеют отдохнуть, выучить уроки, а в Москве или в Ленинграде еще только начнут завтракать. Вот

как далек этот край.

Прежде чем отправиться в экспедицию, мы, геодезисты, всегда изучаем географические материалы

того района, где собираемся работать. С первого взгляда на карту Чукотка показалась мне осколком

янтаря в малахитовой оправе. В середине цепи коричневых гор с голубыми нитями рек, а по краю,

вдоль побережий — широкая кайма зеленой тундры.

И вскоре я воочию убедился, что в центральной части полуострова в небо смотрят островерхие

горы — тысячники с шапками снега на затылке. Во многих местах торчат громадные останцы,

напоминая то развалины замков, то головы неизвестных чудовищ. Будто безымянный скульптор начал

было высекать из твердых глыб фантастические фигуры, не закончил своей работы и ушел.

В течение всего месяца в этих местах мы не встретили ни одного человека. Одиноко себя

чувствуешь среди голых камней, и хочется быстрее спуститься вниз, на веселые островки зеленой

осоки и белесые ковры ягеля. Там, на щебнистых плато, теплятся голубые куртинки незабудок,

упрямо тянется вверх головастая куропаточная трава, а у самого подножия останцев топорщатся

опушенные стеблями неприхотливый мытник и яркий лютик. Горные ручьи, выйдя из теснины,

набирают силу и питают студеной водой равнинные реки, а каждая река кормит море — не Чукотское,

так Берингово.

Ближе к побережью чаще и чаще встречаются невысокие столообразные вершинки, обмотанные

тонким серпантином звериных троп. А еще дальше, до самого моря, тянется беспредельная тундра.

Интересна природа этого края. Долгая полярная ночь сменяется коротким торопливым летом, гор-

ные хребты чередуются с ровными спокойными долинами, безжизненные сопки соседствуют с

жилыми постройками людей.

Среди коренного населения — эскимосов, ламутов, чуванцев — чукчи самые многочисленные. Два

древних бытовых уклада (кочевой -оленеводство и оседлый — промысел морского зверя)

сказываются на хозяйственной жизни округа и в наше время.

Чукотский пейзаж.

Оленевод с чаатом.

На побережье, в домах из толстого деревянного бруса живут зверобои. «Анкальын» — «морской

житель» — именуют они себя. Домики поначалу скучивались в небольшие поселки, а поселки теперь

объединились в крупные зверобойные и звероводческие совхозы. Охотники промышляют грузных

моржей, ставят чуткие капканы на песцов, волков и росомах, добывают любопытную нерпу, гарпунят

морских исполинов — китов. Зверобои умеют приладить новенький мотор к вельботу и обтянуть

стройный каркас охотничьей байдары искусно обработанной шкурой моржа.

Но все-таки большая часть чукчей занимается оленеводством. Пастухи называют себя «чауча» —

богатый оленями. Трудная это профессия — пасти оленей. Много невзгод выпадает порой на долю

пастухов, прежде чем стадо перекочует с места летнего выпаса на осеннее пастбище. Надо

внимательно следить, чтобы не было падежа среди малышей, чтобы вовремя заметить опасную

болезнь — «копытку». Когда наступает осенняя выбраковка оленей, пастухи без промаха набрасы-

вают на меченых рогачей чаат-тонкий и прочный аркан из кожи морского зайца - лахтака, сами

выделывают нежную шкурку пыжика или взрослого оленя, чтобы потом сшить себе теплую меховую

одежду.

Простая и вроде бы бросовая вещь — оленьи рога. Во множестве белеют они по каменистым

россыпям. Идешь — ногами пинаешь, едешь на вездеходе — только хруст под гусеницами. А

местный пастух поднимет приглянувшийся рог, повернет в руках и так и этак, а наутро смотришь —

новый мундштучок или рукоять ножа глаз не оторвать.

Нет, нет да и попадется в руки молодого пастуха старый дедовский нож с клеймом давнишней

американской компании. Лезвие за долгое время пользования наполовину сточилось, и почти

стерлось торговое клеймо фирмы. Может, американская «Гудзон Бей», а может, японская «Нихит

Мохи», или другая какая - английская, голландская, норвежская — компания выменяла в старину у

чукчи шкурку песца за полоску стали.

В отдаленном закоулке Российской империи в те времена вовсю орудовали заморские торговцы.

Еще по сей день старики помнят норму обмена: за иголку или наперсток — шкурку молодого оленя,

за топор — двадцать шкурок песца, за несколько пачек патронов к винтовке — шкуру белого медведя,

а за саму винтовку, поставленную стоймя, — такой же высоты кипу первосортных песцовых шкур.

Потом на охоте чукчи обнаруживали, что патроны не подходят по калибру, а винтовку придется

покупать новую, так как у купленной сточен боек.

Особенно лихо шла торговля, когда раскупоривались бутылки с «огненной водой» — с

разбавленным спиртом или ромом. Взятые за бесценок меха торгаши с огромной прибылью сбывали

за границей.

Американские барышники наложили руку и на другие богатства Чукотки. Только ради бивней про-

мышленники ежегодно уничтожали до сотни тысяч моржей; поголовно выбивали нерп, тюленей и

китов, а с помощью своего посредника, местного царька Алитета, заокеанские пришельцы перегнали

на Аляску тысячные стада оленей. Как говорится, аппетит приходит во время еды. Акционерные

общества стали задумываться над тем, как бы отделить Чукотку от России и стать полновластными

хозяевами этой земли.

Много трагических страниц вписали чужеземцы в историю этого края. От голода и завезенных на

Чукотку болезней пустели ранее многочисленные стойбища чукчей и эскимосов. Безграмотные

охотники и пастухи не могли вырваться из кабалы местных торговцев, их долговые книги распухали с

каждым годом.

В одной старой чукотской легенде говорится:

«Обратились как-то молодые охотники к самому мудрому старику в стойбище.

Скажи нам, старик, — спросили они, когда перестанет наш народ голодать? Когда у нас перестанут

умирать дети, так и не увидев быстрого бега оленя, яркого солнца на побережье?

Задумался старик.

Много раз сойдет в тундре снег, - ответил он наконец, — вы станете такими же, как я, но дети

ваши не будут сыты, и не всякий из них увидит быстрого оленя и яркое солнце на побережье. Коротка

жизнь у нашего народа. Счастье придет лишь тогда, когда кто-нибудь из вас поймает солнечный луч».

Со дня образования Чукотского национального округа 46 раз стаивал плотный снег в тундре, 46

раз полярную ночь сменил яркий день, и детям тех молодых охотников удалось овладеть лучами

новой жизни. Вместо тусклых жирников в тесной яранге сейчас в благоустроенных поселках и