Уснуть и только - Дина Лампитт

Открыв глаза, он удовлетворенным взором окинул свое тело – крепкие мускулы играли под гладкой упругой кожей. Сейчас он в самой подходящей форме, чтобы добиться осуществления своего плана – обольстить и завоевать Джулиану, и таким образом прибрать к рукам все богатства семейства Молешаль.

Готовясь нанести визит вдове, Пьер, досуха вытершись и умастив тело ароматическими маслами, облачился в великолепный черный, расшитый серебром наряд, который привез из Лондона. На ногах у него были модные туфли с длинными загнутыми носами, на голове щегольской берет, а поверх костюма он набросил широкий малиновый плащ, очень похожий на тот, что носил архиепископ.

В последний раз осмотрев себя и оставшись очень довольным увиденным, Пьер спустился в конюшню и вывел из стойла вороного жеребца Роберта. Никому ничего не сказав, он вскочил в седло и напрямик по узким тропкам, через холмы, направился к поместью Молешаль. Достигнув границы владений Джулианы, Пьер натянул поводья и осмотрелся. Лет двадцать назад муж Джулианы, успешно занимавшийся торговлей, воздвиг величественный дом на холме. Сощурив глаза, Пьер критически осмотрел здание и нашел множество деталей, свидетельствующих о дурном вкусе ее прежнего владельца. Затем он поехал дальше, обдумывая, как устранит недостатки и как хорошо и красиво все устроит, когда в скором будущем станет здесь хозяином.

Однако Пьеру недолго пришлось предаваться приятным размышлениям, ибо, не успел он переступить порог замка, как увидел перед собой госпожу Молешаль. Грациозно опустившись на одно колено, Пьер поднес к губам ее руку.

– Мадам, – произнес он низким и звучным, как бы слегка трепещущим голосом.

– Мне сказали, что прошлой ночью вы один возвратились в Шарден, – агрессивно начала Джулиана. – А где же Джеймс?

Пьер поднял на нее полные печали глаза и, сделав вид, будто не в силах вынести ее взгляда, тут же опустил их. Он не произнес ни слова, но весь его вид свидетельствовал о безутешной скорби.

– Кровь Господня! – ахнула Джулиана, хватая ртом воздух. – Что произошло? Где мой сын? Он болен?

Пьер поднялся на ноги и сделал движение, заставляющее предположить, что, если бы не условности, он успокаивающе обнял бы ее.

– Увы…

– Он умер?! Ну, говорите же, господин Пьер! Откройте мне правду.

Он устремил на нес скорбные, затуманенные слезами глаза.

– Увы, мадам… Джеймса больше нет с нами. Он умер в Лондоне.

Пьер запнулся, обдумывая, что сказать дальше. Конечно, было очень соблазнительно изобразить убийцей гасконца, однако он хорошо знал, что прав да имеет опасное свойство каким-то таинственным образом рано или поздно выходить наружу, и решил описать кончину Джеймса как можно неопределеннее. Но он бы все равно уже не смог ничего сказать, поскольку при одном взгляде на Джулиану потерял дар речи.

На секунду ему показалось, что она лишилась рассудка: подбородок и губы тряслись, по щекам струились потоки слез. Вдруг она завыла, в пароксизме душевной муки намертво вцепившись в рукав Пьера. Испугавшись, как бы дорогая ткань не порвалась под ее ногтями, Пьер инстинктивно едва не попытался вырваться, и лишь огромным усилием воли заставил себя вновь принять соболезнующий вид.

– Мадам, – прерывающимся голосом повторял он, – о, дорогая мадам…

Но Джулиана не слушала его. С каждым мгновением все сильнее осознавая свое горе, она металась по залу, не переставая рыдать.

– Джулиана, – еще раз проникновенно начал Пьер, но ему помешала неизвестно откуда вдруг появившаяся старая, похожая на ведьму служанка, которая обняла свою госпожу и по-матерински привлекла ее к своей необъятной жирной груди.

– Сюда, сюда, моя маленькая, – приговаривала она. – Иди сюда, старая Джоанна здесь, старая верная Джоанна утешит тебя.

Пьер почувствовал, как его лоб покрывается испариной – никогда в жизни ему не приходилось видеть более отталкивающей парочки. На мгновение его охватила паника, и он подумал, что никогда не сможет заставить себя обнять хозяйку Молешаля, пусть она будет хоть в десять раз богаче, чем на самом деле. Пьер повернулся, чтобы уйти, но его остановило слабое движение руки Джулианы.

– Останьтесь, – приглушенно вымолвила она, не покидая объятий старой ведьмы. – Останьтесь, дорогой Пьер, и расскажите мне, как мой дорогой мальчик встретил свой конец.

Пьер колебался – в этот миг он еще мог устоять и навсегда покинуть Молешаль. Но искушение было слишком велико, и, подумав обо всем этом бесполезно пропадающем богатстве, молодой человек приблизился к Джулиане, глядя на нес нежно и печально.

– Мадам… Джулиана… – прошептал он. – Я останусь здесь, пока вы будете во мне нуждаться.

Он произнес эти слова просто, без каких бы то ни было многозначительных интонаций, но надеялся, что они и так привлекут ее внимание. И действительно, Джулиана бросила на него короткий пристальный взгляд – и тут же отвела глаза.

– Да, останьтесь, Пьер, останьтесь. Скоро я немного приду в себя и смогу говорить с вами. Джоанна, проследи, чтобы все желания господина Пьера были исполнены.

Шатаясь, как лунатик, она вышла из комнаты, а служанка повернулась к Пьеру, молча ожидая приказаний.

– Вина, – коротко распорядился он. – Самого лучшего. И еды – не позже, чем в течение часа. – И глядя вслед старухе, пробормотал себе под нос: – Кажется, сегодня ночью меня ждет тяжелая работа.

В тот самый час, когда Пьер уселся за стол в замке Молешаль, Поль и Маркус разделяли трапезу с аббатом монастыря святого Августина. Они сидели в личной келье аббата, хозяин – во главе массивного дубового стола, гости – по обе стороны от него. Пока рыцарь и священник оживленно беседовали о лекарствах, мазях, притираниях и ядах, Маркус с интересом рассматривал жилище их друга и покровителя.

Небольшая келья аббата располагалась в западном крыле монастыря и была очень скромно, по-спартански, обставлена – ни ковра на каменном полу, ни занавесей, только у стены стояла старинная инкрустированная конторка. На одной из панелей была изображена свинья, сбивающая с дуба желуди для своих поросят, на второй – красочный восход солнца. Маркус почему-то подумал, что в конторке обязательно должно быть секретное отделение, в котором аббат хранит бумаги и ценности.

Как и повсюду в аббатстве, здесь витал запах ладана и сушеных трав. Но к этому, уже привычному для Маркуса запаху, почему-то добавлялся аромат мускуса, как всегда, вызвавший у Маркуса полустершееся детское воспоминание. Он снова увидел женщину с удлиненными глазами, медленно удаляющуюся по переулку после того, как она прикрепила кольцо к чепчику маленького мальчика. Даже сейчас он помнил плавные движения ее бедер, и то, как она шла, не оглядываясь и ступая осторожно и тихо, будто крадучись. Маркус помнил и свои ощущения и переживания, когда он стоял там, беспомощный, одинокий и испуганный, ожидая ее возвращения, помнил, как заплакал, когда она так и не появилась.