Глаша - Лана Ланитова

После этого, все трое оказались на широкой кровати. Мужчины, лежа на спине, сразу заснули глубоким и здоровым сном. Глаша, пошатываясь, обошла комнату и погасила свечи.

На дворе уже стояла глубокая ночь. Она, недолго думая, легла между мужчинами, повернувшись спиной к Игнату и придвинув к нему голый зад, рука обняла за шею ненаглядного Владимира. И тоже крепко заснула. И только большая, убывающая луна светила в оконный проем сквозь ночные быстробегущие облака.

Глава 8

Утреннее ласковое солнышко, заглянув в проем окна банной горницы, осветило неярким, еще нежным светом троих, крепко спящих, молодых людей. Тела их, окутанные густым покровом Морфея, причудливо сплелись меж собой длинными руками и ногами.

Глаше снилась пестрая вереница беспокойных и коротких, как облако, снов.

В последнем сне виделось, как горничная Маланья почему-то легла на нее сверху, цветастая широкая юбка закрыла тело плотным шатром, стало трудно дышать. Затем, Маланья с грохотом спрыгнула на пол, огромные босые ноги заплясали вприсядку, широкое лицо расплылось в улыбке, выставив напоказ желтые лошадиные зубы. На смену улыбке пришла напускная суровость: рыжие брови сошлись на переносице, и Малаша с криком: «Я вот, тебе, сейчас задам!», бросилась догонять Глафиру. В полных руках покачивался огромный прутковый веник. В два прыжка Маланья, словно ведьма, догнала несчастную и, заскочив всей тяжестью на хрупкие плечи, подмяла под себя. От тяжести Глафира свалилась на землю, как подкошенная. Химера в образе Маланьи принялась лупить веником голое, беззащитное тело. Глаша с трудом уворачивалась от града хлестких ударов, они сыпались ей на ноги. Удары перешли в однообразные тычки, рукоять веника застыла на бедре и плотно упиралась в нежную плоть.

Глаша тут же проснулась и почувствовала на себе тяжелую руку Игната, она ласково и настойчиво двигалась по теплому ото сна, телу девушки. Глаша лежала спиной к приказчику, две сильные смуглые руки тискали и мяли нежный живот, торчащие груди и алебастровый, круглый зад. Он прижимался к ней всем телом, губы целовали трогательный с маленькой детской впадинкой затылок. Огромные ладони загребали распущенные волосы, теребили их, сжимали в «конский хвост», тянули хвост к себе, и вновь отпускали. Ноздри с шумом вдыхали теплый женский аромат. А в ее ногу сильно упирался какой-то очень твердый предмет.

Владимир тоже проснулся и смотрел в упор на Глашу, которую тискал Игнат. От вида голых тел его старый друг встрепенулся, упругая плоть натянулась сверх меры и превратилась в подрагивающую дубинку. Владимир, находясь спереди, начал, как и Игнат, хватать сонную кузину. Его рука сразу же потянулась к пухлому лобку, пальцы настойчиво ухватили пучок волос и немного дернули. Из ее груди вырвался слабый стон. Владимир, не отпуская волосы, другой рукой проник во влажную щель и, нащупав скользкий бутончик, принялся ласкать его круговыми движениями. От наслаждения Глаша томно закрыла глаза.

– Игнат, наша сладкая девочка опять стала мокрая и хотючая.

Глаше стоило огромных усилий отодвинуть от себя ласковые руки дерзких любовников. Пробудившееся сознание, свободное от алкогольного дурмана, восстало в ней голосом разума и совести: «Боже, что я делаю?! Как я могла пасть так низко?! Они оба надругались надо мной прошедшим вечером. Надругались – самым противоестественным способом. Я отдалась им хуже последней римской куртизанки. Мне кажется, я даже получала от этого удовольствие… Распутница! Все! С меня хватит! Или в монастырь или головой в омут!»

Глаша, резко отодвинув руки обоих мужчин, попыталась встать. Льняная простынь в сжатых маленьких кулачках, стала своеобразным щитом на время прикрывшим откровенную наготу. Губы и подбородок задрожали, глаза налились слезами.

– Вольдемар, вы со своим другом зашли слишком далеко!

– Да? А вчера вам это не казалось. Вы кричали: «Хочу!», да «Еще!», – ухмыляясь, ответил кузен.

– Она еще кричала: «Да! Да!» и «Так! Так!», – с улыбкой добавил Игнат.

– Вы бессовестно напоили меня! – крикнула она.

– Mon cher, да кто же вам мешает? Хотите, я снова принесу вина, наливки или водки?

– Нет, не хочу, с меня довольно!

– Ну… Было бы предложено. Я, знаете ли, mademoiselle, люблю ласкать женщин и одурманенных каплями Бахуса и парами опия. Но, иногда, милее пользовать женщину абсолютно трезвую. Только в трезвых глазах видна реальность и правдивость восприятия. Я вчера еще сказал, что у вас теперь нет выхода. Либо вы подчиняетесь мне, либо… ну не будем о грустном.

Глаша, слушая его, старалась потихоньку соскочить с широкой кровати, руки плотнее обхватили простынь и обвернули ее вокруг гибкого тела. Она думала про себя: «Еще шаг – и я у двери, еще мгновение – и вырвусь из цепких лап этих наглых сластолюбцев. Ну, и хороша я вчера была».

Но мужчины смеясь, вырвали простынь из Глашиных рук, она улетела на пол. Глаша, вся пунцовая от стыда, с растрепанными волосами, с красными и припухшими, зацелованными накануне губами, испуганно пятилась от двух обнаженных мужчин. Те рассматривали ее при утреннем свете зоркими, наглыми и возбужденными взглядами. Она нервно кусала губы из-за того, что ей не удалось резво убежать, сильная и ловкая рука Игната схватила Глашу за гибкую талию, подтащила к подушкам и настойчиво уложила на место. Несколько минут прошли в легкой возне, во время которой, она тщетно пыталась сбежать от двух сильных и наглых сатиров. Мужчины откровенно смеялись над ней, глядя на ее беспомощную борьбу, барахтанье обнаженных рук и ног.

От упорного желания вырваться у Глаши сбилось дыхание, упругие большие груди поднимались в такт ударам сердца. Мягкий живот покрылся испариной и ходил волнами. Она пыталась хоть на минуту оторваться от подушки, но сильные, почти стальные руки возвращали ее на место, придавливая плечи. Она даже не понимала, что это ее сопротивление доставляет огромное удовольствие двум ненасытным самцам. Они, словно два откормленных и здоровых хищника любили всласть поиграть со своей жертвой, насладиться отчаянными брыканиями последней, прежде чем решались ее съесть.

– Владимир Иванович, Игнат, пустите меня, мне надо идти, – наконец, жалобно захныкала, запросила она, – я… мне очень надо… помочиться… – последние слова она произнесла с закрытыми от стыда, глазами.

– Ничего, моя маленькая, чуть потерпишь, – отвечал Владимир, – мы тебя по-быстрому… А потом сразу и пописаешь. У нас мало времени и много дел. К тому же, мы вчера совсем не приласкали нашу сладкую верхнюю норку. Сие – несправедливо. Ты же знаешь – я гуманист и не могу оставить необласканным хоть маленький участок тела такой драгоценной красавицы.

С этими словами Владимир резко дернул Глашу за руку и, положив ровнее на спину, велел ей широко раздвинуть ноги. Без всяких предварительных ласк и прелюдий, он вогнал в мокрое упругое лоно большой и горячий ствол и начал ритмичные движения. Глаше сначала было больно, и она немного вскрикнула. А потом покорно отдалась во власть своего любовника. Тело двигалось в такт сильным толчкам. Она повернула голову со спутанными, растрепанными волосами к Игнату. Тот сидел рядом на коленях и смотрел на прогибающееся тело Глаши. Глаза ее, то лихорадочно глядели на него из-под полуопущенных век, то закрывались от накатившей сладкой истомы. Она потихоньку возбуждалась движением толстого гостя в своей узкой норке. На смену испуганному хныканью пришли сначала негромкие, а после все более сильные и сладострастные стоны. Это были стоны возбужденной взрослой женщины. Игнат во все глаза смотрел за каждым ее движением. Она сильно нравилась ему. Он с наслаждением наблюдал за тем, как Владимир пользуется вожделенной красавицей, и… покорно ждал своей очереди.

Владимир Иванович вдруг вынул ненадолго своего молодца из плотной норки. Глафира охнула от неожиданности.

– Слезай с кровати и иди, пописай. Не хочу мучить бедную девочку. А то боюсь, что обмочит она нам все белье, – сказал Владимир Иванович, – ты, только не вздумай бежать, Mon cher. Вон, там в углу стоит ведро и кувшин с водой. Сделай при нас свой туалет, а мы с Игнатом посмотрим.

С этими словами он встал, и принес из дальнего угла комнаты небольшое ведерко и кувшин с водой. Поторапливая Глашу, кузен приказал ей поставить ведерко посередине комнаты и присесть над ним. Глаша стояла вся красная от стыда и наотрез отказывалась делать это при мужчинах.

– Вольдемар, ваши похотливые причуды не знают разумных границ. Я не буду этого делать! Покиньте, пожалуйста, комнату или позвольте мне самой уйти!

– Дверь заперта на ключ. Мы никуда не спешим. Вам придется mademoiselle, сделать то, что я желаю. Согласно моему сценарию. Либо, вы обмочитесь прямо на пол. Не думаю, что вас устроит этот вариант… Я последнее время, был очень добрым к вам и ласковым. Вы хотите, чтобы все изменилось в один момент? Я могу стать грубым и жестоким, – черты красивого лица исказились, словно от зубной боли, – ты, забыла, кто тут хозяин?! Быстро садись и писай прямо при нас. Меня позабавит сей спектакль. Иначе… словом я не хочу пугать, но мне придется тебя жестоко и больно наказать.